Читать интересную книгу Турецкий транзит - Владимир Гриньков

Развлечения сейчас были не для нее, и она прибавила шаг.

Темнота осенней ранней ночи накрыла Стамбул. Первый шок уже прошел. Она обнаружила наконец, что находится на берегу Босфора в незнакомом ей районе и что она не представляет, что ей делать дальше. Она решила свернуть в кварталы, что были слева от нее, и поискать там какой-нибудь пансион, если ей повезет. Сначала она действительно шла между домами, но потом вдруг дома закончились и по обе стороны дороги, вдоль которой она шла, потянулся нескончаемый забор. Здесь не было жилья, не было людей, лишь проезжали по дороге редкие машины, и она пару раз смогла разглядеть удивленные лица водителей-турок. Наконец в глухом заборе обнаружилась калитка, и она увидела в свете луны то, что прежде было скрыто от ее глаз: призрачно-белые плиты памятников теснились так плотно, как это бывает только на кладбищах, и казавшиеся черными во тьме кипарисы отбрасывали тени на этот город мертвых.

Она ужаснулась, вспомнив Кайю, и бросилась бежать вдоль бесконечного забора, чувствуя, как рвется из груди ее испуганное сердце. Туфля-лодочка слетела с ее ноги, но она была так напугана, что не решилась возвратиться, сбросила и вторую туфлю и продолжила свой безудержный бег.

Кладбище закончилось, дальше снова были дома и были фонари. Только здесь она убавила бег, но шаг ее был быстр. Через некоторое время начались жилые кварталы: неприглядные типовые дома в четыре-пять этажей образовывали неширокие улицы, карабкающиеся по холмам. Здесь оставленные на ночь дешевые автомобили казались рухлядью, которая вряд ли сгодится кому-то поутру. Здесь белье трепетало на ветру на перетяжках, протянутых поперек улицы на уровне третьих-четвертых этажей. Здесь дети-турченята метались шумными стайками, несмотря на поздний час.

Ей вдруг представилось на короткое мгновение, что если по любой из этих улиц спуститься вниз, то непременно выйдешь к морю, как в каком-нибудь прибрежном итальянском городке. Но это была не Италия. И пансиона она здесь не найдет, в этом нищем квартале, в этом гетто большого города, потому что не бывает в гетто пансионов.

Ее охватило отчаяние. Она была одна. Она была напугана. И она не знала, что ей делать дальше. Она не хотела никуда идти. Она вообще ничего не хотела.

Забилась в неширокую щель между стеной дома и припаркованным автомобилем. Спиной прижалась к стене, подтянула колени к подбородку.

И тотчас обнаружилось, что ее местонахождение раскрыто. В ее убежище заглянула чумазая рожица турчонка. Мальчишка прыснул, крикнул что-то по-турецки и помчался прочь, смеясь и улюлюкая. И с ним еще бежали дети. Наверное, они следили за этой странной незнакомкой, неизвестно зачем оказавшейся в столь поздний час в их квартале.

Минут через десять пришел какой-то турок. Он что-то говорил недовольным тоном. Из всей его речи понять можно было только слово «полиция». Наверное, он ее пугал.

– Не надо полиции, – сказала она.

Вышла из своего укрытия. Турок смотрел недружелюбно. Подгоняемая этим его взглядом, она быстро пошла прочь. Так получилось, что очень скоро она снова оказалась в районе кладбища. И тут она подумала, что неспроста, возможно, ноги вновь привели ее сюда. Наверное, это было единственное место в городе, где она может провести ночь и где никто не причинит ей зла.

Мертвые ее не прогонят.

Эту ночь она провела на кладбище Караджа Ахмед, одном из самых больших мусульманских кладбищ в мире.

* * *

Утро она встретила продрогшей и невыспавшейся.

Солнце еще не взошло, но небо было светлым. На фоне неба кипарисы продолжали оставаться черными. Утренний туман казался дымкой, сквозь которую проступал частокол надгробий.

Она была голодна. Вспомнила о еде. Вспомнила о деньгах. И это стало для нее очередным ударом. Она вспомнила то, что накануне вечером ей в голову не пришло. У нее не было с собой ни денег, ни документов, все это она оставила в отеле. В тщетной надежде убедиться в том, что ошибается, она поспешно выгребла из карманов все, что там нашлось. Обычный мусор: чек из магазина, пустая упаковка от жевательной резинки, визитки из отеля и прочая мелочовка. Деньги тоже были, сущая мелочь, немного турецких лир, долларов на пять, если перевести по курсу.

Когда она увидела на кладбище первых людей, ей стало понятно, что надо уходить отсюда.

Выскользнула за ограду и пошла по безлюдному тротуару. Здесь ее поджидал сюрприз. Она нашла оброненную ею накануне туфлю, а метров через двадцать и другую, и это маленькое счастье словно подсказывало ей, что не все так плохо.

Та улица, где ей не удалось накануне заночевать, сегодня не казалась такой недружелюбной. То ли утреннее солнце расцветило красками здешние дома, то ли у нее сменилось настроение, но она уже не воспринимала эти кварталы как гетто.

Блуждая по улицам, она наткнулась на приземистое здание, у входа в которое стояли несколько мужчин в форме, опознала в этом здании полицейский участок, а в мужчинах – полицейских и сильно напугалась. Вспомнила неподвижного Кемаля, распростертого на полу, вспомнила о том, что ее паспорт остался там, рядом с Кемалем, и поспешно перешла на другую сторону улицы, старательно отворачивая лицо. Она боялась, что ее уже разыскивают. И вполне возможно, что фотографии с ее изображением анфас уже переданы во все полицейские участки.

Она разглядывала стены домов, будто не было для нее интереснее занятия в этот утренний час, и вдруг вместо стены ее взору открылась стеклянная витрина, а в витрине – большие емкости со съестным. Каждое блюдо было приготовлено со знанием дела и выглядело не только аппетитно, но и нарядно, будто готовили их для того, чтобы сфотографировать для иллюстраций в книгу о вкусной и здоровой пище, но фотограф не пришел, и все это великолепие предоставили возможность отведать всем, кто пожелает. Не пропадать же добру.

Она вошла в заведение, пока еще пустынное в столь ранний час, и усатый турок в коротком белом халате поспешил к ней навстречу с таким радостным выражением лица, будто увидел свою любимую дочь. Жестом предложил ей выбрать понравившееся блюдо.

– Мусака, – произнесла она полувопросительно.

Турок указал пальцем на одну из емкостей. Никаких тебе керамических горшочков, выглядело как огромный пирог, но смотрелось очень аппетитно.

– Цена, – сказала по-английски. – Сколько стоит?

Собеседник широко улыбнулся и закивал. Не понимал он по-английски. Иностранцев в этих сугубо турецких кварталах на азиатском берегу Босфора отродясь не бывало.

Она подумала о том, что мусака будет ей не по карману. Это блюдо не делают без мяса, и оно дешевым быть не может. Вот если какой-нибудь салат – на это денег хватит.

Показала на салат. Турок снова радостно закивал.

– Нет-нет, – сказала она ему. – Сначала назовите мне цену.

Он смотрел на нее влюбленными глазами и ничего не отвечал.

А может, это взять? Похоже на овощное рагу. Угадываются баклажаны, томаты, перец и явно никакого мяса.

– Здесь есть мясо? – спросила она. – Сколько это стоит? И вообще – есть у вас меню?

Турок улыбался и кивал. Она подумала о том, что неплохо бы ей развернуться и уйти, но это было выше ее сил. Здесь так аппетитно пахло, что у нее кружилась голова.

Заметив нерешительность, турок жестом пригласил ее к столу. Она подчинилась, но искала глазами хоть кого-нибудь, с кем можно было объясниться. Турок тем временем умчался к раздаточному столу, поколдовал над ним, гремя тарелками, и очень скоро вернулся к посетительнице с широким подносом, на котором красовались сразу несколько тарелок. Здесь было представлено все, на что упал взгляд посетительницы: и мусака, и салат, и рагу из овощей.

Он просто неправильно ее понял. Она спрашивала, сколько это стоит, а он решил, что она делает заказ.

– Нет-нет! – сказала она испуганно. – Я это не заказывала!

Турок смотрел непонимающе. Кажется, он даже расстроился.

– Сколько это стоит? – спросила она. – Назовите цену!

Не понимал.

Тогда она выгребла из кармана все деньги, какие у нее были, чтобы продемонстрировать, чем она располагает. Посмотрела вопросительно на турка. До него, наконец, дошло. Взял в руки карандаш и клочок бумаги, написал цену в турецких лирах. Около двух долларов.

– За все! – показал жестом турок.

– За все?! – спросила она по-русски.

И снова он жестом показал: все это стоит ровно столько, сколько он указал на бумаге.

– И еще мне чай! – пробормотала она, совершенно счастливая. – Горячий чай!

Очень уж она продрогла прошлой ночью.

* * *

За все время, пока завтракала, она так и не придумала, что ей делать дальше. Пока что она знала только, чего она не будет делать. Она не обратится в полицию. Она не обратится в консульство. Потому что в обоих этих случаях ее вычислят без труда, и она угодит в турецкую тюрьму. Ее паспорт остался рядом с бездыханным Кемалем, и вряд ли турки станут разбираться, как оно там было на самом деле.