принципе, он был не так уж и не прав, ведь если он и вправду настолько опытен, то во мне равного противника просто нет.
Я остановился в паре десятков шагов от старика, который вертел головой, разминая шею и вертя мечами в руках. Шагнув ещё ближе, я закрылся щитом, дожидаясь пока язычник попрёт в атаку. Кривые мечи ватанийца уж очень сильно напоминали немного укороченные фальксы, подобные тому, коими я пользовался в бою в лесу против фанатиков. Любая атака одним из этих мечей вполне могла разрезать мой щит, а значит, что подставляться под удар точно нельзя.
Я шагнул вперёд, сближаясь с язычником и пытаясь понять, как одержать победу в этом столкновении. Если у меня даже получится пробиться сквозь его защиту, то из доступных чистых от доспехов частей тела, остались только плечи, да голени. Хоть в руках у меня была страшная в ближнем бою сабля, но против доспеха она ничего сделать не сможет.
Неожиданно резко старик рванулся вперёд, рассекая воздух слитным ударом обоих мечей. Я едва успел шагнуть назад, чувствуя, как слетает срубленный с моей бороды волос. Ещё бы четыре сантиметра и бой бы закончился только начавшись. О том чтобы контратаковать у меня не было и мысли, ведь ватаниец попёр вперёд как гора, рассекая воздух мечами, превращаясь в смертоносную мельницу. Я отпрыгивал, пригибался, шагал и всячески старался убраться подальше от этого жуткого воина с ужасом понимая, куда я ввязался. Теперь я был не уверен, смог ли бы победить его даже Бернд, чьи навыки были в разы лучше моих.
Ватаниец шагнул в мою сторону и с невероятной силой рубанул мечом. Я успел закрыться щитом, но удар пришёлся вбок, из-за чего левая рука рванулась и кисть, до того удерживающая лямку щита, взорвалась болью. Я закричал от боли и сбросил щит в сторону, уворачиваясь от следующих ударов. Старик работал обеими руками просто на «отлично», не давая мне ни секунды продыху. В какой-то момент ему всё-таки удалось меня достать: я успел отбить саблей один из его мечей, но второй попал мне в голову. Благо, металл оказался крепким, а удар пришёлся вскользь, и мне удалось выжить. Не смотря на мягкий подшлемник, звон в голове от удара был подобен колокольному набату, и я чуть не упал на мостовую, лишь чудом устояв на ногах. Ватаниец попытался добить меня, но я увернулся, медленно приходя в себя. С каждой минутой язычник становился всё медленнее и медленнее, но мощь в его ударах не уменьшилась, отчего из-за врубавшихся в толстые доски мостового настила мечей бурей летели щепки. Но старость брала своё, и даже опыт не позволял ему взять верх над, хоть и молодым, но вёртким наёмником.
Однако мои силы тоже были не бесконечными. Уже несколько раз я был на краю перед смертью, едва не попадая под быстрые удары опытного воина. Недавно полученная в бою рана всё сильнее напоминала о себе, а отбитая левая рука и вовсе перестала подавать признаки жизни, плетью вися вдоль тела.
В один момент на мои глаза попал незащищённый от чешуйчатой брони бок, и я ударил в него, вложив в это единое движение все свои силы. Закалённый клинок сабли хоть и был придуман для рубящих ударов, а положение для атаки было не удобным, но здесь он смог войти в разгорячённое от битвы тело ватанийца, легко пройдя кожаный слой кирасы. Язычник глубоко вдохнул и стал заваливаться вперёд. Кровь потекла по клинку сабли, и я с усилием провернул клинок в ране, расширяя её.
Язычник ещё попытался схватить меня своей громадной рукой, но силы покидали его, вместе с выливающейся из раны кровью. Он смотрела на меня с неистовой злобой, но я видел, как уходит цвет из его зрачков. Рывком вытащив саблю из бока старика, я толкнул его ногой в грудь, отчего он с грохотом и звоном повалился на искалеченную временем мостовую.
Я встал над раненным воином, зажимающим пятернёй грубую рану в боку. Кровь сочилась между его сухих пальцев, красным пятном расплывающаяся по мостовой. Я посмотрел в его глаза и не увидел ни страха, ни былой ярости, а только одну единственную просьбу. Просьба страшная, но справедливая. «Добей» — это всё что я видел в его глазах.
Просьба его была священной и справедливой. Этот воин искал свою смерть в бою, и он её нашёл, а мучить людей я не привык, и потому решил исполнить его просьбу. Ватаниец понял это и отклонил голову назад, обнажая крепкую шею. Удобнее перехватившись за скользкую от крови рукоять, я с размаху вонзил её в шею, пробивая кожу, горло и вгрызаясь меж позвонков. Пара секунд, и, в последний раз выгнувшись, ватаниец перестал дышать, а я устало сел на мостовую, утирая пот со лба рукавом.
— В порядке? — подбежал ко мне Бернд и, получив ответ в виде утвердительного кивка, добавил, — Не ожидал. Я думал он тебя просто размажет.
Я ничего не ответил, просто поднялся и побрёл к Хохлику, в телеге позади которого был бурдюк с водой. Одной рукой орудовать было сложно, но тут мне помог Сезар, и я смог вдовль напиться, пока Фабрис осматривал руку, чувствительность которой практически полностью потерялась. Однако лекарь констатировал простой ушиб и убедил меня в том, что через несколько часов чувствительность должна будет вернуться.
Пока я переводил дух, воины занимались тем, что активно проверяли как мёртвого ватанийца, так и убитых им путников. Оказалось, что под доспехами язычника было уже много недавно полученных ран, которые должны были сильно его ослабить и спасли меня. Я же ещё раз осудил себя за очередной глупый поступок, который чуть не привёл меня к могиле.
Из трупов, лежащих на мосту и под ним, стало понятно, что горец смог вырезать целый караван со всей охраной из нескольких человек и самих купцов. Похоже, его не интересовали никакие богатства, поскольку животные были отпущены, и их следы в земле уходили куда-то в лес, а телеги с товаром сейчас валялись под мостом перевёрнутые. Новички было ринулись подбирать выпавший товар, но грозный окрик командира очень быстро заставил их остановиться, после чего отдал приказ собирать только снаряжение, деньги и съестные припасы. Решение было оправданным, поскольку появление вооружённого отряда с торговыми товарами и без обоза много у кого могло вызвать вопросы, а уж если потом найдут погибших торговцев, то у местных властей, может быть, появится легитимный повод выдать нам крепких оплеух, и такого исхода нам