что адмирал Ушаков одерживал исключительные победы, не теряя при этом ни одного своего корабля и обходясь минимальными потерями. Советские исследователи здесь видели эффект разработанной им чудодейственной новаторской тактики, современные авторы порой усматривают чудо Божие. И то и другое справедливо, но лишь отчасти.
Присмотревшись к военной биографии Ушакова, мы не обнаружим у него побед, сопоставимых с Чесменским сражением, когда в одну ночь русские сожгли весь противостоявший им турецкий флот. Большинство побед Ушакова состояло скорее в «разгоне» (как выразилась Екатерина II), нежели в разгроме и потоплении неприятельского флота. Построенные французами и обладавшие гораздо лучшей скоростью и маневренностью турецкие корабли, как правило, ускользали от потопления русскими. Лишь в сражении у мыса Тендра Ушакову удалось потопить флагман Саид-бея «Капудания», пленить самого адмирала и захватить парусный 66‐пушеч-ный корабль «Мелеки-бахри», получивший в русском флоте название «Иоанн Предтеча».
Значит ли это, однако, что Ф. Ф. Ушаков не был на деле тем выдающимся адмиралом, образ которого создает легенда? Отнюдь! Просто надо отказаться от навязанной сталинской мифологией точки зрения, согласно которой русский черноморский флот громит направо и налево ни к чему не способных турок. В войну 1787–1791‐го годов Фёдор Ушаков командовал очень маленьким и слабым флотом, которому противостоял турецкий флот, в несколько раз превосходивший русский флот по выбросу металла, обладавший высокой скоростью, имевший храбрых, хотя и не очень образованных адмиралов, но из рук вон плохие матросские команды.
Задача черноморского флота состояла тогда не столько в том, чтобы разбить превосходящие силы турок, сколько в том, чтобы не быть ими разбитым. И Ф. Ушаков с этой задачей справился: османы, в начале войны абсолютно господствовавшие на Черноморье, к концу её, после битвы у мыса Калиакрия, были загнаны в Босфор. И добился всего этого русский адмирал, не потеряв ни одного корабля, и лишь немногих людей — убитыми и ранеными.
Изобретал ли Фёдор Фёдорович некую «чудо-тактику», в которой «опередил Нельсона»? Ответить на этот вопрос нелегко, потому что мифом являются как «шаблоны линейной тактики», так и «новое морское искусство Нельсона».
Сильнейший в тогдашнем мире английский флот имел определенные требования адмиралтейства, предписывавшие правила ведения боя. Иногда эти правила служили капканом для адмиралов. В 1744 году адмирал Мэтьюс атаковал в Тулонском сражении испанский флагман, но не был поддержан своей линией, так как не подал нужных сигналов. Но в 1756 году адмирал Бинг в сражении при Минорке сделал всё «по правилам» и не помог своему авангарду — и был за это расстрелян. Правила адмиралтейства, очевидно, требовали корректировки.
И Горацио Нельсон и его учитель адмирал Джордж Родни, и Фёдор Ушаков, и его покровитель князь Григорий Потёмкин-Таврический в определенной степени ориентировались на вышедшую в 1782 году брошюру англичанина Джона Клерка «К вопросу о морской тактике». Клерк не имел никакого отношения к военному флоту, даже никогда не выходил в море, но, в соответствии с духом века Просвещения, дал свои дилетантские советы, опираясь на здравый смысл: вместо «красивого» взаимного обстрела двух линий — борт по борту — разрезать линию противника и применить залп обоих бортов к слабо вооруженным носу и корме кораблей противника. Такая тактика требовала сильных кораблей, инициативных и умных командиров, а также харизматичных адмиралов, которые побудят подчиненных устремиться за собой в прорыв. У англичан такой флот был, а Нельсон с его отчаянной храбростью и стал таким адмиралом, не столько изобретая новую тактику, сколько её реализуя.
Турецкий флот с хорошими маневренными кораблями, но слабой артиллерией и плохими командами находился, в известном смысле, ещё на долинейной фазе развития морского искусства. В битве при Фидониси именно турецкий флагман «Гассан-паша», вырвавшись из своей линии, попытался атаковать русский авангард, но был перехвачен Ф. Ушаковым. В Керченском сражении инициатива атаки также принадлежала туркам, но в ответ на неё Ф. Ушаков на своем флагмане в сопровождении резервной группы фрегатов прорвал турецкий строй и обратил неприятеля в бегство. У Тендры Ушаков налетел на стоявших на якоре турок, не выходя из походного порядка, и снова сосредоточился на ударе по флагманским кораблям врага. Наконец, у мыса Калиакрия Ушаков так же стремительно налетел на турецкий флот, отмечавший Ураза-байрам, дерзко прошел между турецкими кораблями и берегом, встав по ветру, поверг их в бегство.
Новшество Ушакова состояло, таким образом, не столько в пренебрежении линейной тактикой, каковая в русскотурецких битвах была условна, сколько в отличном знании врага и гибкости принимаемых решений. «Когда в турецком флоте бывает сбит флагманский корабль, то все рассыпаются», — писал Г. Потёмкин Ф. Ушакову в приказе, резюмируя боевой опыт самого же адмирала. Поэтому Ушаков атаковал турецкие флагманы, превратив свой флагман «Рождество Христово» в главную ударную силу, подкрепленную резервом из нескольких оперативно действовавших фрегатов. При этом Ушаков заботился о том, чтобы его флот получал четкие адмиральские указания, не превращался в хаотическую массу.
В каждом сражении Ф. Ушаков действовал не только как адмирал, но и как отважный капитан. Он был неистощим на выдумку способов, позволявших ошеломить противника (и это его роднит с А. Суворовым), но предпочитал возможность дезорганизовать противника, не рискуя собственными кораблями, полному уничтожению чужого флота ценой своих высоких потерь. Вспомним, что Чесменский бой и уничтожение турецкой эскадры обошлись русским трагической гибелью корабля «Святой Евстафий Плакида» и 600 человек его команды. Ушаков на такие риски никогда не шел. Да и не мог себе позволить. Он просто остался бы без флота, если бы воевал на Черном море так, как воевали адмиралы П. Чичагов и К. Нассау-Зиген в Выборгском и особенно Втором Роченсальмском сражении, сведшем на нуль предшествующие успехи в Русско-шведской войне 1788–1790 годов.
Мы видим ту черту воина Феодора, которая делает его поистине святым. Он побеждал, щадя кровь своих воинов и даже врагов, — мастерством, хитроумием, личным риском, добиваясь малой ценой не столько великих потерь неприятеля, сколько его бегства и рассеяния.
И это милосердие военачальника было лишь частью характерного для Ф. Ф. Ушакова всеобъемлющего христианского сострадания, которое так поражает в документах, повествующих о деяниях святого адмирала. Особенно ярко оно проявилось во время возглавляемой Ушаковым экспедиции в Средиземное море и освобождения Ионических островов от французов. Его ум раз за разом искал такую тактическую комбинацию, которая позволила бы достичь цели, затратив как можно меньше человеческих жизней.
Осаждая крепость Корфу, он увидел её ключ в острове Видо, — и взял его атакой с моря, приняв в ней на своем флагмане самое решительное участие. Стремительно сокрушив оборону острова, солдаты и матросы Ушакова потратили затем огромные усилия на спасение разгромленных французов от расправы своих кровожадных союзников — турок и албанцев. Бывали случаи, когда ушаковские