К моему удивлению, когда Макар подходит к Тимофею, он не сбегает и не устраивает истерик. Смотрит внимательно и ждет объяснений. Мой сын в эту минуту выглядит взрослым и осознанным. Ожидает объяснений от отца, не устраивает истерики и в целом ведет себя куда лучше меня.
Макар поднимает его на руки, прижимает к себе и говорит:
— У папы есть еще один ребенок.
Я зажмуриваюсь.
* * *
Глава 36
Оля
Все объяснения я полностью перекладываю на Макара. Впрочем, меня сын и не спрашивает. Словно вообще не замечает. Сосредоточенно слушает отца, кивает, хмурится. Я все жду, когда последуют упреки, но их нет.
Тимофей просто молчит. Ни одного вопроса отцу не задает. Макар рассказывает сам. Не все, разумеется. А я его не поправляю. Потому что добавить мне нечего, все так, как он рассказывает.
— А у твоего второго сына есть мама?
Почему-то мне казалось, что вопрос о наличии второго ребенка будет самым неудобным, но Тимофей умеет удивить. Ответа он ждет с интересом. Как и я, хотя Макар уже неоднократно мне говорил, что их с Жанной ничего не связывает.
Измайлов после вопроса сжимает челюсти и смотрит на меня. Будто ищет поддержки. Я же стою, лишенная всех эмоций. Что говорить, что делать… откуда я знаю? Мне первый разговор с сыном показался настоящей каторгой, когда пришлось рассказать о том, что у него теперь появится возможность видеться с отцом.
— Мамы нет.
Я хмурюсь. Ожидала совершенно другого ответа, все же Степа не сирота, Жанна все еще является его матерью, насколько мне известно и ее никто не собирается лишать родительских прав. Впрочем, об этом я спрошу у Макара позже. Когда мы останемся наедине.
— А где он сейчас? — с интересом спрашивает Тимофей.
Пока Макар рассказывает о случившейся трагедии, я делаю себе и ему кофе. Нам просто необходимо взбодриться. Поставив дымящуюся чашку перед Измайловым, сажусь напротив. Вопросов сын задает все меньше. Я с каждой секундой всматриваюсь в его лицо и понимаю, что он не выглядит расстроенным. В принципе, он не понимает всей трагедии, хотя я почему-то думала, что Тимофей известие о брате воспримет в штыки. Ошиблась.
Тимофей вполне спокойно себя ведет и даже с интересом расспрашивает о Степане. Макар ему отвечает, улыбается, когда вспоминает о сыне.
Я молча пью кофе. В разговор не влезаю, да мне и нечего сказать. Правда, Тимофей вынуждает меня поучаствовать:
— Мам, а ты знала, что у папы еще ребенок есть? Вы знакомы? Виделись?
На меня сыпется вопрос за вопросом, но хуже всего, что я совершенно не знаю, что отвечать, поэтому говорю правду.
— Знала. Виделись очень давно, но нас так и не познакомили.
— А когда? И почему ты мне не рассказала?
Я сглатываю вдруг возникший в горле ком и единственное, о чем думаю — почему все сложные вопросы достались именно мне.
— Я попросил маму не говорить, — приходит на помощь Макар. — Не хотел, чтобы ты знал раньше времени и расстраивался.
Я выдыхаю. И снова тянусь к кофе. Как-то Макару удается уговорить Тимофея оставить нас наедине. Сын уходит, и я снова прячусь за чашкой, правда, кофе в ней заканчивается и мне приходится посмотреть на Измайлова.
Он залпом осушает кофе. Даже не морщится, хотя я не успела положить сахар.
Он сильно устал. Даже белки глаз покраснели.
— Ты давно спал? — спрашиваю.
— Кажется, еще с вами, — говорит без улыбки.
— Идем со мной.
Я не знаю, зачем это делаю, но мне хочется, чтобы он хоть немного отдохнул. Вздремнул.
Макар поднимается без лишних вопросов, идет следом за мной. Я веду его в свою спальню, киваю на кровать и прошу, чтобы он сел.
— Ты никуда не спешишь?
— Пока нет…
Он присаживается и морщится, словно от сильной боли.
— Что?
— Голова снова.
Я хмурюсь. Это уже не в первый раз. И он, кажется, совсем ничего с этим не делает.
— Ты проходил обследование?
— Нет еще. Не до того было.
Он отмахивается. Совсем равнодушно относится к своему здоровью.
— Массаж поможет? — вдруг спрашиваю. — Я училась. Недолго, правда, но кое-что в памяти осталось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Поможет, — кивает.
Я беру с тумбочки масло и размещаюсь у него за спиной. Щедро растираю руки и мягко касаюсь его кожи. В идеале нужно, чтобы он лег, но как об этом попросить, не имею ни малейшего понятия. Провожу ладонями по шее, касаюсь пальчиками позвонка…
— Может, мне лечь?
— Да, так будет удобнее.
Макар размещается на кровати, я понимаю, что мне было бы удобнее верхом, но это будет слишком, поэтому пристраиваюсь сбоку. Изучать массаж я пошла из интереса. Работать и практиковать никогда не планировала, но на обучении мне сказали, что у меня талант и очень мягкие руки, что для массажиста важнее всего. Я закончила обучение, но так и не пошла работать. Нужно было получить медицинское образование, иначе было бы нечестно предлагать свои услуги.
Сейчас я не делаю лечебный массаж, просто расслабляющий, антистрессовый. Помогаю Макару расслабиться, снимаю напряжение с забитых мышц. Я чувствую каждую из них под своими пальцами и массирую, чтобы они не сдавливали нервы.
Во время массажа молчу, потому что во-первых, не знаю, что говорить, а во-вторых… я и не думала, что дело дойдет до чего-то похожего. Думала, что предложу Макару отдохнуть и он согласится, если конечно у него нет дел поважнее.
Я прохожусь пальцами по позвонку на шее, уделяю ему особенное внимание. Знаю, что там часто основные проблемы, особенно у врачей. Правда, стараюсь все же только расслаблять.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем я понимаю, что дыхание Макара ровное и глубокое. Он уснул.
Я отодвигаюсь, встаю с кровати и укрываю его пледом. Все еще не осознаю, что произошло и почему мне вдруг захотелось его пожалеть.
Глава 37
Оля
Макар засыпает надолго. Мы с сыном успеваем прогуляться и вернуться. По пути покупаем две больших пиццы. Настроения готовить сегодня у меня нет. Я слишком устала после перелета.
Когда мы заходим в квартиру, нас встречает темнота и тишина. Я включаю в коридоре свет и прошу сына не шуметь, чтобы не разбудить папу.
О сложившейся ситуации пока стараюсь не думать.
Пока Тимофей убегает к себе в комнату, несу пиццу на кухню и достаю тарелки, включаю чайник. Нужно покормить Тима и поесть самой. Я после прилета только кофе выпила.
Из-за шума чайника не слышу шагов за спиной, поэтому вскрикиваю от неожиданности, когда мою талию обвивают сильные руки.
Я настолько шокирована таким поворотом событий, что стою, застыв в непонятном ожидании. Макар, видимо, расценивает мое поведение по-своему. Прижимает меня к себе сильнее и впивается поцелуем мне в шею. Требовательно, с напором.
Мне приходится схватиться руками за столешницу, чтобы не упасть на нее грудью и не оказаться в провокационной позе.
Когда я укрывала Макара пледом и уходила гулять с сыном, даже представить не могла, что все закончится так. Впрочем, об окончании речи не идет. Все только начинается, судя по усугубляющимся ласкам Измайлова.
— Эй… — бурчу я. — Хватит…
Макар отстраняется не сразу. Еще некоторое время меня обнимает, восстанавливает дыхание и… нет, не отходит. Кажется, даже не думает об этом. Разворачивает меня к себе, упирается лбом в мой. И смотрит так, что у меня кожа тут же мурашками покрывается.
— Я соскучился, — говорит он. — Ты себе не представляешь, как сильно.
Представляю, но вслух этого не говорю. Из объятий его выпутаться пытаюсь.
Он отходит сам, когда слышит шаги Тимофея. Садится за стол, пока я колдую над чайником и чашками. Ставлю перед Макаром зеленый чай, сыну фруктовый, а себе травяной. Специальный сбор. Расслабляет, успокаивает. Сейчас мне это особенно необходимо.
Тимофей с Макаром уплетают пиццу. Я же съедаю пару кусочков и понимаю, что мне больше не хочется. Не могу себя заставить поесть. Не хочу. Пока они едят — пью чай. и украдкой посматриваю на Измайлова. У него все еще остались синяки под глазами, но уставшим он больше не выглядит. Наоборот, говорит с сыном бодро, улыбается. И на телефон посматривает, наверное, ждет новостей от Степана.