сказал он спокойно, словно это открыло еще один кусочек головоломки.
Большая загадка Динары Михайловой, которую он так страстно хотел разгадать. Интересно, что он подумает, когда вставит последний пазл. Я не шедевр, который можно поставить в рамку. Я грязная вещь, которую люди держали в гараже или подвале.
— Я ничего не боюсь, — закипела я.
Я пережила достаточно страхов, чтобы склониться перед ними.
Адамо покачал головой, видя меня насквозь, как никто другой. Он наклонил голову, ища больше ту тьму, которую я пыталась заглушить. Он не был чужд ужасам, зная историю своей семьи, но некоторые вещи были за пределами того, с чем люди чувствовали себя комфортно. Я боялась, что он поймет, что я одна из этих тварей.
Это не входило в план. Он средство для достижения цели.
Собраться!
Я схватила его за шею и крепко поцеловала, желая заткнуть ему рот и не дать так смотреть на меня. Это заставляло меня хотеть того, чего я не могла себе позволить в данный момент, а может, и никогда.
Адамо оторвался от моего рта. Он просунул руку между нами и провел двумя пальцами по моему входу.
— Мне не нужен гребаный фальшивый оргазм. Я хочу настоящую сделку, и я ее получу, и ты, блядь, потеряешь контроль, Динара.
Я никогда не кончала с Димой, но он никогда не упоминал об этом, хотя я была почти уверена, что он замечал. Он тоже был неглуп и знал меня даже лучше, чем Адамо. Не то чтобы мне не нравилось многое из того, что мы с Димой делали, но я никогда не позволяла себе полностью упасть, передать контроль над своим телом другому человеку. Никогда больше.
Я встретила яростный взгляд Адамо. По какой-то причине что-то в нем заставило меня отбросить осторожность.
— Со мной ты можешь потерять контроль, — пробормотал он. — Ты в безопасности.
Я криво усмехнулась. Мне и раньше говорили, что я в безопасности, но я больше не была той девушкой, а Адамо не был демоном из моего прошлого. Адамо засунул руки мне в шорты и спустил их вниз по ногам вместе с трусиками, оставив меня голой на капоте машины. Я не стеснялась своего тела и не была ханжой, которой трудно быть обнаженной рядом с другими. Походы в сауну голой с семьей и друзьями не были редкостью в моей семье, и все же, сидя перед Адамо, я чувствовала себя уязвимой. Его глаза скользнули вниз по моему телу к моей киске. Он был прав. Я была сухой, как воздух вокруг нас. Влага, вызванная его поцелуем, была изгнана моими страхами. Я снова нуждалась в этом поцелуе, вкусе Адамо. Схватив его за воротник, я притянула ближе. Его рука сомкнулась вокруг моей шеи, а затем, наконец, его рот прижался к моему, его язык пробудил мое тело. Вскоре знакомая пульсация заполнила мое сердце. Мой разум кричал, чтобы я держала себя в руках, и, как будто Адамо мог это почувствовать, он слегка отстранился, его губы все еще были близко, что касались моих, когда он заговорил.
— Останься со мной, — приказал он, затем мягче. — Останься.
Его темные глаза задержали меня, удерживая в настоящем, не давая возможности убежать. Он сунул два пальца в рот, смачивая их, прежде чем слегка прижаться к моему клитору. Они запорхали по моему пучку нервов с дополнительной влажностью, и вскоре покалывание распространилось по мне. Втянув мою нижнюю губу в рот, он его пальцы нежно скользнули вверх и вниз по моей киске, разрезая меня ножницами, пока каждое нервное окончание во мне не проснулось.
Мое дыхание участилось, тело напряглось. Узел опасно затягивался с каждым движением пальцев Адамо, и он единственный, кто может его развязать. Он контролировал мое тело, каждое восхитительное ощущение, которое я испытывала. Собрав влагу между моих складок, он распределил ее по клитору, кружа вокруг. Его дыхание участилось. Он не сводил с меня глаз, поднимая все выше. Ощущения стали ошеломляющими, узел готов был развязаться.
— Да, — пророкотал Адамо, его глаза казались черными в темноте, будто принадлежали дьяволу, с которым я заключила сделку.
Он вошёл в меня двумя пальцами и согнул их. Я резко втянула воздух, на грани падения. Мой разум требовал контроля, а тело освобождения.
С каждым погружением он крутил пальцы, задевая восхитительную точку глубоко внутри меня. Мои ресницы затрепетали, желая опуститься и погрузиться еще глубже в это ощущение, но я осталась прикованной к этому моменту. Его взгляд удерживал мой, пока он трахал меня глубокими точными ударами. Из меня вырвался стон, не запланированный, не вынужденный. Он сорвался с моих губ, как вздох облегчения.
Внутренние стенки начали покалывать, как никогда раньше, начали судорожно сжиматься вокруг пальцев Адамо. Я не могла сдержаться. Вонзив пятки в задницу Адамо, я выгнулась назад на капоте, когда удовольствие овладело мной, вырывая из моего тела любой клочок контроля. Я закричала, почти отчаянно вцепившись в Адамо. Адамо задвигал пальцами быстрее, а я издавала все больше стонов и криков. Я не могла унять дрожь, пока наконец пальцы Адамо не прекратили двигаться. Они остались внутри меня, будто Адамо втиснулся в мой разум, в мое тело, в каждую часть меня.
Потом, с гудящим телом и хриплым дыханием, я посмотрела в ночное небо. Ни один из оргазмов, которые я давала себе за эти годы, не был таким сильным. Постепенно ко мне вернулись чувства. Адамо навис надо мной.
— Это был оргазм, Динара.
Я потеряла контроль. Моя грудь сжалась. Я с силой толкнула его, и он уступил, сделав шаг назад. В джинсах виднелась выпуклость. Он поднес пальцы, покрытые моими соками, ко рту и облизал их с лукавой улыбкой. Мое сердце сжалось, желая большего, полностью загипнотизированное ощущениями, медленно тускнеющими в моем теле. Я спрыгнула с капота, натянула шорты и трусики и побежала к машине. Внутри, когда дверь закрылась, мое сердце начало замедляться.
Адамо все еще стоял перед капотом своей машины. Я вновь оставила его с твердым членом. Только на этот раз я не чувствовала себя победителем в нашей игре. Я дотронулась до своих трусиков, которые насквозь промокли, затем отдернула руку и откинулась на сиденье.
— Черт. Пошел ты, Адамо.
Что бы ни происходило, между нами, это могло стать опасным, но я знала, что не смогу остаться в стороне или восстановить старые барьеры. Я хотела больше того, что дал мне Адамо, даже если это пугало меня.
* * *
Я не была трусихой, не была воспитана, чтобы быть ею, и