империи Берлина и Вены, и создание новых европейских государств Ав-стразии и Нейстрии. В то же время им восхищались Державин, Румянцев, Мелиссино. Фаворитизм оказался явлением весьма значительным в российской истории, и однозначной его оценки, скорее всего, быть не может [13].
Что касается семейства Зубовых, то к нему принадлежала женщина, история жизни которой будет вдохновлять не одно поколение авторов авантюрных романов. Это Ольга Александровна Жеребцова (1766–1849), родная сестра князя П.А. Зубова, которая славилась не только красотой, но и умом. Даже французский просветитель Вольтер не гнушался общением с очаровательной россиянкой. O.A. Жеребцова сумела завоевать сердце Дж. Уитворта, английского посла при дворе Павла I, который происходил из семьи известных дипломатов (при Петре I английским посланником был Чарльз Уитворт). Он был назначен послом в Петербург, куда и прибыл в 1788 году тридцати восьми лет от роду. Уитворт – лихой наездник, великолепный танцор, бесстрашный охотник, истинный джентльмен. Дамы буквально сходили по нему с ума, и Ольга Александровна не стала исключением. Она прекрасно знала, что нравилась великому князю Павлу Петровичу, но, не отличаясь сентиментальностью, видимо, предпочитала жить настоящим, а не прошлым.
В ее доме строились планы свержения Павла I. Но еще до событий 11 марта 1801 года O.A. Жеребцова пересекла границу Российской империи, захватив заодно доверенные ей деньги. Однако, чтобы попасть в аристократические салоны Лондона, нужны рекомендации, и русская «дива» надеялась на помощь С.Р. Воронцова, у которого о ней сложилось весьма нелестное мнение. В одном из писем брату он писал: «Все письма, приходящие из Берлина, и рассказы путешественников наполнили Лондон толками про непристойную экстравагантность этой безумной. Тут не понимают, каким образом женщина с известным общественным положением, замужем, мать семейства, может до такой степени забыться, чтобы признаться, что она жила в незаконной связи и что она в отчаянии от невозможности продолжать прежние отношения с любовником, так как он женился…» Правда, официальный ответ русского посланника на запрос O.A. Жеребцовой был сдержанным, он гласил: «Я имею непременное правило, которое не могу нарушить, а именно: представлять здесь, у двора, только тех особ, принадлежащих России, кои мне привозят рекомендательные письма от нашего министерства» [14]. Отказ посла не сломил Ольгу Александровну. Она оставалась в Англии до 1810 года, а затем вернулась в Россию. O.A. Жеребцова пережила «и многое, и многих», навсегда сохранив за собою славу одной из наиболее блистательных авантюристок XVIII века.
Неизвестный художник. Портрет О.А. Жеребцовой
Русские пансионеры, получая помощь из Петербурга, вернувшись домой, не всегда спешили поблагодарить своих покровителей. Так, в ответ на распоряжение выдать 65 фунтов стерлингов придворному часовому мастеру Гайнаму Воронцову пришлось сообщить, что указанный господин еще в 1791 году возвратился в Петербург, о чем ни он сам, ни его отец не известили кабинет, а потому вексель придется доставить обратно [15]. В то же время другая и явно большая часть корреспонденции, отправляемой в Петербург, содержала просьбы посланника оказать покровительство россиянам, находившимся в Лондоне.
В январе 1793 года, сообщая, например, в одном из писем к адмиралу И.Л. Голенищеву-Кутузову об успехах обучающихся в Англии корабельным наукам Степанова и Сарычева, Воронцов отметил, что им полезно продолжить обучение судовой архитектуре именно в Британии, так как здесь они получают такие сведения, которые редко публикуются в книгах [16]. М.С. Степанов изучал кораблестроение в Гринвиче, затем занимался математикой в Эдинбургском университете, где его избрали членом естественно-исторического общества.
Летом того же года Воронцов писал о возвращающемся в Петербург мастере Амосове, что тот, занимаясь кораблестроением, вел себя тихо, трезво и добропорядочно, и потому достоин покровительства И.Л. Голенищева-Кутузова. С.Р. Воронцов выдал Амосову 63 фунта стерлингов, из которых 33 фунта на книги, инструменты и т. д. «Награждение заслуг всегда поощряет к трудам охоту», – считал он [17].
Конечно же не все соотечественники, обучавшиеся в Лондоне, могли похвастаться своими достижениями. Так, в марте 1797 года Семен Романович сообщил генералу Плещееву, что намерен строго опекать господина Владимира Рославлева, который единственный из своей семьи оставил военную службу и вступил в штатскую. Но денег Рославлев беречь не умеет, поэтому на него трудно оказывать влияние. А если учесть, что в Лондоне, писал Воронцов, треть населения только и думает о том, как бы прожить день за счет другого, то пребывание в Англии может закончиться для Рославлева разорением. Чтобы предотвратить такое развитие событий, Воронцов предлагал отправить его в Шотландский университет, где народ «гораздо более экономнее и меньше беспутен» [18]. Одновременно он сообщил генералу П.В. Неклюдову, что Рославлев прибыл в Лондон с весьма малым числом вещей, причем таких, в которых на улицах города нельзя показаться. Поэтому Семен Романович вынужден был взять 60 фунтов стерлингов, чтобы пристойно одеть молодого человека, и просил Неклюдова расплатиться по векселю [19].
В январе 1798 года Воронцов сообщил князю А.Б. Куракину, что господина Рославлева не удалось отправить в Шотландию, и его поместили в пансион недалеко от Лондона, где он ведет «самую невоздержанную жизнь», и от этого «его никакой доктор вылечить не сможет». Посол предлагал отправить его в Петербург, а оттуда с курьером в Константинополь [20]. В ответном письме Куракин сообщил, что донес до опекуна Рославлева Г.Р. Державина, что С.Р. Воронцов не может «воздержать его от шалостей» [21]. Родственники согласились на его перевод туда прямо из Лондона, дабы избежать его «шалостей» в Петербурге.
Пока решался вопрос о месте дальнейшего пребывания Рославлева, учитель пансиона обвинил его в краже нескольких столовых и чайных ложек, а также платков и галстуков. Его подозревали также в похищении у переводчика посольства A.B. Назаревского серебряной табакерки и золотого карандаша [22]. Назаревский написал Рославлеву письмо, а тот ответил, что взял вещицы в шутку и непременно вернет. Подобные проказы и пьянство привели к тому, что от стыда, как писал Воронцов, нельзя не содрогаться [23]. В деревне, где находилась школа непутевого молодого человека, ученики сделали чучело, набитое соломой, и, прикрепив к нему табличку с его именем, подожгли [24]. 15 июня Воронцов сообщил Куракину, что получил распоряжение из Министерства иностранных дел отправить Владимира Рославлева, назначенного в Константинополь, морем в Петербург[57] [25].
Несмотря на обширный круг обязанностей, руководитель посольства заботился о каждом, кто приезжал из России в Англию, и одновременно помогал поступить на русскую службу англичанам, особенно офицерам британского флота. В одном из писем к A.B. Суворову (апрель 1799 года) С.Р. Воронцов просил фельдмаршала принять на службу лордов Виллиама и Фридрика Бентинка (сыновей дюка Портланда), полковника Клинтона (сына генерала Клинтона,