то надо придумать.
3
Сколь бы эфемерно ни было это партнерство в эпоху Московского царства, нарушение партнерства государством в допетровское время воспринималось именно как нарушение, а с ликвидацией патриаршества Петром то, что было нарушением, стало «нормальным» и законным порядком.
4
Как это бывает с большинством революций. Революция — это насилие меньшинства над большинством; по завершении революции революционеры могут сохранить власть только при помощи насилия, а то и массового террора (пример — большевики). Террор и насилие противопоказаны нормальному развитию общества, творческих его сил, культуры, политики, росту благосостояния и пр.
5
Официальный термин Православной церкви на «канцелярите» XIX века.
6
Старообрядчество сыграло роль в индустриализации России, аналогичную роли кальвинизма на Западе в развитии там промышленного капитализма с той только разницей, что кальвинизм дал капитализму религиозное оправдание, уча, что приобретение богатства и успех в земной жизни является знаком Божьего избранничества, предопределением обетования и раю. Ничему подобному православие (ни ново-, ни старообрядческое) не учит, но старообрядцы были вне закона, и, чтобы выжить, должны были развить в своей среде традицию солидарности и взаимоподдержки. К тому же им были необходимы деньги для подкупа полиции, а то и местных священников, которые по долгу службы обязаны были подавать по начальству списки старообрядцев и вообще тех, кто не говеет в церкви. О роли старообрядчества в индустриализации России см.: Blackwell, William The Beginnings of Russian Industrialization, 1800—1860. Princeton, Princeton University Press, 1968.
7
Прекрасным анализом николаевского государственного национализма является монография профессора Николая Валентиновича Рязановского Nicholas I and Official Nationality in Russia, 1825— 1855. Berkeley: University of California Press, 1967.
8
Правда, и Николай I был сторонником отмены крепостного права. При нем работал ряд тайных комитетов по подготовке тех самых реформ, которые осуществит Александр II, но существование которых он скрывал от общественности, которая поэтому неверно считала, что ничего не делается, что в стране застой и потеря времени. Однако Николай I не решился ни на одну из реформ, подготовленных комитетами, провести в жизнь, кроме радикальной реформы государственных крестьян, которая послужит моделью александровскому освобождению частновладельческих крепостных.
9
См. напр.: Николай Валентинович Рязановский. A History of Russia. Oxford University Press, 1993, 395. Если это так, то хорватский нацистский диктатор времен Второй мировой войны Павелич был неоригинален, когда ввел политику «окончательного решения сербского вопроса», по которой одна треть хорватских сербов должна была быть уничтожена, одна треть — переведена насильно в католичество и одна треть изгнана в Сербию.
10
Проблемы русского пореформенного крестьянства и земледелия см. в: С. Г. Пушкарев «Россия в XIX веке». Нью-Йорк, изд. им. Чехова, 1956, с. 349—379; Volin, Lazard Century of Russian Agriculture: from Alexander II to Khrushchev.. Harvard University Press. 1970, p. 40—139; Macey, David A. Government and Peasant Russia, 1861-1906. DeKalb, III.. Northern Illinois University Press, 1987.
Глава 6. Революционное брожение, государство, церковь и интеллигенция
«Что делать? — спросил нетерпеливый петербургский юноша. — Как что делать: если это лето — чистить ягоды и варить варенье; если зима — пить с этим вареньем чай».
Василий Розанов «Эмбрионы»
112
К концу XIX века так называемый «научный социализм», — как говорит один из крупнейших русских религиозных философов XX века, сам бывший марксист, Семен Людвигович Франк, исповедывался «огромным большинством русской интеллигенции». Пришел он на смену народничеству 1860—1870 годов, которое, в свою очередь, как указывает профессор протоиерей Георгий Флоровский, эволюционировало от позитивизма и нигилизма 1860-х годов к некой неосознанной религиозности, выражавшейся в аскетизме, вплоть до взятия на себя обязательства воздержания от грехов плоти. Социализм, который проповедовали русские народники, был сентиментально-эмоциональным, глубоко моралистическим. Недаром Сергей Булгаков назвал русского радикала-интеллигента «атеистическим монахом», а Франк даже дал ему такое противоречивое определение: «воинствующий монах нигилистической религии земного благополучия».
Бурное индустриально-капиталистическое развитие конца XIX века, нанесшее удар по народническим иллюзиям о построении в России аграрного социализма, минуя капитализм, и было одной из причин перехода большинства интеллигенции к марксизму. По словам Флоровского,
113
«Марксизм в 90-е годы был пережит у нас, как мировоззрение, как философская система. Тогдашний спор «марксистов» и «народников» ... был ... восстанием новой метафизики против засилия морализма [у народников]... Марксизм был возвращением к действительности, к «бытию»... Возникал вопрос о свободе и необходимости в общественном процессе, и это неизбежно уводило в метафизику. От Маркса к Гегелю переход был очень естественным... [затем] стали возвращаться к Канту ... от марксизма переходить к идеализму. В марксизме были крипто-религиозные мотивы. Утопическое мессианство ... и чувство общественной солидарности ... именно марксизм повлиял на поворот религиозных исканий у нас в сторону православия... начинается душевный ледоход в русской культуре... ренессанс русской поэзии. Русский символизм начинается бунтом... обличением старого и скучного мира. Для всего движения характерно стремление перейти ... «по ту сторону добра и зла» ... преодолеть этику эстетикой... это было ... ниспровержение всех ценностей.... Открывается бессмыслица и призрачность мира ... все больше начинают читать и переживать Достоевского. ...Это был особый путь возврата к вере, через эстетизм и через Ницше. Раньше возвращались к вере через философию или мораль. Путь [к вере] через искусство был новым».
В искусстве того, «Серебряного», века было ощущение конца эпохи, конца истории. В подтверждение того, что этот настрой и путь были характерны не только для искусства, но и для вхождения в Церковь богоискательской интеллигенции, Флоровский цитирует Дмитрия Мережковского: «Дальше идти некуда: исторический путь пройден, дальше обрыв и бездна, падение или полет — путь сверхисторический: религия» (выд. в оригинале).
Но ведь и Гегель, и Маркс (а в конце концов любое утопическое тоталитарное учение) предвкушают конец истории: первый — после создания национального государства с корпоративным устройством, второй — после построения коммунизма. Так, противоположности встречаются, и тут можно говорить о некоем мистическом предопределении, но только мистическом, а никак не экономическом, классовом, «научном»...
Вышеописанный путь к вере и в Церковь прошли, например, философы Семен Франк, Николай Бердяев, Сергей Булгаков
114
(будущий профессор, протоирей Сергий), публицист и историк Петр Бернгардович Струве и другие из круга авторов сборников «Вехи» (1909) и «Из глубины» (1918). Поворот Булгакова от марксизма к христианству обозначился еще в 1902 году томом «От марксизма к идеализму»; затем был сборник «Проблемы идеализма».
Авторами сборника «Вехи» были семь выдающихся русских мыслителей: Бердяев, Булгаков, Гершензон, Изгоев, Кистяковский, Струве и Франк. Все это были неохристиане из