— О, как славно! И чем же вы их набиваете?
— Свежим гусиным пухом. Он наверху в спальнях.
В спальнях. Там, где когда-то спали и хранили свои тайны Монтеверди. Там, где теперь поселились джентльмены.
Все любопытство и озорство, присущие мисс Абигайль Харвуд, тут же дали о себе знать.
— В комнатах джентльменов, говоришь? — Абигайль улыбнулась. — Отправлюсь туда немедленно.
Франческа с сожалением закусила губу.
— Нет, синьорина! Вам туда нельзя! Там такой беспорядок, перья… Не стоило мне говорить.
— Франческа, — остановила служанку Абигайль, приложив руку к сердцу, — я целый мир не променяю на эти перья.
Абигайль начала с комнаты мистера Берка, чтобы попробовать свои силы в этом новом для нее деле. «Дело мастера боится», — говаривала ее мать, сидя за старым пианино в кабинете незадолго до того, как умерла во время родов. По иронии судьбы в произведении детей на свет она была настоящим мастером, хотя выжили лишь Абигайль с Александрой.
Вскоре Абигайль поняла, что набивать перьями пустые чехлы для матрасов и подушек не так-то просто. Для этого требовались определенные навыки и сила духа. Не обладая необходимыми умениями, Абигайль полагалась лишь на собственную стойкость и упрямство, а в результате вся комната мистера Берка оказалась покрыта толстым слоем пуха. Но по крайней мере подушки были набиты.
Собрав разлетевшиеся перья, Абигайль перешла в комнату лорда Роланда. На этот раз она действовала более ловко, но с такими же потерями. От зоркого взгляда Абигайль не укрылась ни одна деталь. Она заметила раскладной стол путешественника рядом с сундуком и множество книг со странными названиями на корешках, каких Абигайль еще не встречала в своей жизни. Все это было очень интересно, но для нее бесполезно.
В любом случае Абигайль интересовало совсем иное. Она подобрала рассыпанные по полу перья и направилась с мешком в руках дальше по коридору к покоям герцога Уоллингфорда.
Дверь, конечно, была заперта, но Франческа дала ей ключ — красивую вещицу, выполненную из очень древней бронзы, щедро покрытую причудливыми узорами. Абигайль сняла с шеи цепочку с ключом и вставила его в замочную скважину.
Она не удивилась бы, обнаружив внутри герцога, с суровым выражением лица вопрошающего о ее намерениях. И поскольку подходящего ответа у нее не было, она наверняка ограничилась бы шуткой: «Шпионю, ваша светлость! Будьте любезны отойти в сторону, чтобы я могла открыть шкафы».
Однако комната была пуста и, к разочарованию Абигайль, совсем не напоминала жилище герцога. В ней была грубая мебель и простое серое покрывало на кровати. Дорожные сундуки герцога бок о бок стояли возле окна. На обоих поблескивали медные замки. На комоде высилась небольшая стопка книг, а на небольшом столике лежал бритвенный прибор. Ну надо же, герцог брился по утрам без помощи камердинера, как самый обычный человек!
Абигайль совершенно не испытывала угрызений совести, обшаривая комнату Роланда, но сейчас ее рука на удивление неохотно потянулась к ящику комода, словно что-то ее сдерживало. Однако Абигайль прогнала ощущение прочь. В нынешнем состоянии войны, которую развязал Уоллингфорд, а вовсе не она, все, что она делает, — честно.
В левом ящике комода лежали галстуки и шейные платки, накрахмаленные усердной Франческой до невероятно каменно-твердого состояния. Рядом с ними были аккуратно сложены простые белые носовые платки с гербом герцога. Абигайль взяла один и поднесла к носу. От него пахло чистотой и еще чем-то едва уловимым — возможно, древним деревом, из которого был сделан комод. Абигайль сунула носовой платок в карман, открыла правый ящик и тут же закрыла его снова, ибо там оказалось нижнее белье.
В конце концов, всему, даже любопытству, есть предел.
Чистые белые сорочки, бриджи, носки… Неужели в вещах герцога не отыщется чего-нибудь действительно интересного? Нет, определенно Уоллингфорд где-то что-то прячет. Уже само то обстоятельство, что герцог отправился в Италию заниматься наукой — на целый год без привычных удобств и привилегий! — просто не поддавалось осмыслению.
Кроме того, мужчина, которому нечего скрывать, должен быть весьма скучной личностью, не стоящей того, чтобы его соблазнять, не говоря уже о том, чтобы приносить себя в жертву ради избавления от загадочного проклятия, существование которого, кстати сказать, все еще остается под вопросом.
При мысли об этом в животе у Абигайль возникло какое-то странное ощущение. А может, это всего лишь обильный завтрак, поданный Морини, давал о себе знать.
Абигайль подошла к сундукам. Но они оказались набитыми книгами. Здесь были произведения на греческом языке и латыни, философские трактаты, большинство из которых Абигайль уже изучила со своим учителем, которого за весьма высокую плату наняла для нее Александра.
Гардероб Уоллингфорда состоял из привычных для английского джентльмена предметов одежды: твидовых и шерстяных костюмов, а также черных вечерних сюртуков. Абигайль поискала в карманах, но не нашла любовных записок или каких-то других свидетельств тайной переписки. И вновь возникло странное ощущение. Только вот что — разочарование или облегчение?
Абигайль стояла посреди комнаты и оглядывалась по сторонам, сдвинув брови. Она наверняка что-то упустила.
Если бы в этой комнате жила она и у нее было что-то, ради чего она проехала пол-Европы, куда бы она это спрятала?
Абигайль прошлась взглядом по двери, окнам, мебели, толстым каменным стенам, покрытым осыпающейся штукатуркой. Подошла ближе к одной из стен и легонько провела пальцами по шероховатой поверхности. Довольно старая. Никаких признаков того, что стену недавно замазывали. Да и что вообще Уоллингфорд знал о подобных вещах?
Наконец она переключила свое внимание на трюмо — нескладную махину темного дерева — и одним пальцем приоткрыла коробочку с бритвенными принадлежностями.
Абигайль опустилась на стул рядом с трюмо и сделала глубокий вдох. Мыло для бритья. Именно оно источало соблазнительный аромат бергамота. Она наклонилась, вдохнула снова и тут же мысленно перенеслась в конюшню на постоялом дворе. Вновь услышала стук дождя по крыше, ощутила прикосновение бархатистых губ Уоллингфорда к своим и твердую каменную стену, упирающуюся ей в спину. Абигайль вдохнула снова, и вот уже мускулистая грудь герцога прижимается к ее груди и…
— Какого черта вы делаете в моей комнате?
Полуприкрытые глаза Абигайль тут же открылись.
Герцог Уоллингфорд заполнял собой чуть ли не весь дверной проем. Сильные руки сложены на груди, а широкие плечи, обтянутые дорогим твидом, едва не касаются дверных косяков. Он был в костюме для верховой езды, начищенные до блеска сапоги лишь усиливали эффект его неотразимости. В ее одурманенном бергамотом сознании он казался ей красивым, точно бог. Ведь у простого смертного не может быть таких гордых высоких скул и густых темных волос, ниспадающих закручивающимися локонами на лоб. В его глазах, освещенных солнцем, горел огонь, и впервые Абигайль заметила, что они вовсе не черные, а скорее напоминают темное полуночное небо. Ей еще ни разу не удавалось подойти к герцогу достаточно близко, чтобы разглядеть это.