нос, он оглушительно храпел, а его правая рука покоилась на винтовочном игольнике устрашающих размеров. В паре шагов от него лежала девушка в некогда ослепительном белом… трико? — максимально облегающем одеянии, что подчеркивало даже мельчайшие детали ее фигуры. Но на фигуру я глянул лишь мельком — меня привлекла ее голова. Ее череп… от подбородка и до середины лба все как у всех. Но вот выше начиналось странное — верхняя часть ее головы была поделена на три неравных по размеру сектора. В центре, на макушке — коротко стриженные белые волосы. Не светлые, а именно что белые. А вот боковые части головы представляли собой блестящий металл. Судя по цвету — золото или что-то под него. Причем все это не казалось замысловатой маскировкой обычной прически. Это что-то вроде импланта… хотя я надеюсь ошибиться. Зачем настолько сильно уродовать себя без нужды? Следующим пунктиком после золота в ее голове были глаза — огромные, странноватой почти круглой формы, они удивляли радужкой того же золотого цвета. На губах следы золотой же помады. Девушка лежала на боку, сжавшись в комок и со странноватым безразличием смотря куда-то в стену.
Двое стоящих были в черных комбинезонах и все с теми же черными угрожающими винтовками с белой эмблемой на прикладах — «ИГЗ-12ТУ». У каждого в руке по бутылке. Еще несколько лежат на полу. Что вполне объясняет заливистый храп того пузатого.
Убить их?
Все кажется вполне выполнимым, и с этим лучше не тянуть — холл проходной, и в любой момент сюда могут нагрянуть сообщники этих ублюдков. Но тема их крикливой беседы очень уж интересна — хотя только местами. Секунду подумав, я принял решение и пока что не стал стрелять. Пока что…
Орал бритый наголо. Он был на две головы ниже стоящего рядом бугая, но при этом его оголенные по плечи руки поражали своей неимоверной толщиной, мускулистостью и татуированностью. Наверное, поэтому он и оторвал рукава комбеза. Не скрывать же такую уродливую красоту — довольно мастерски на его видимой мне левой руке были изображены сцены убийства женщин. Удушение, отрезание головы огромным ножом, очередь из автоматической винтовки — и снова в шею. Все изображенные убийства были связаны с шеей. То и дело потирая ладонями бритую голову, он взбешенно орал:
— Какого хрена ты мне мешаешь, Понго? Отвали на хрен! Вот что я тебе скажу! Удушить — и конец! Я сделаю!
— Был приказ, Тренни! Ты же слышал слова босса?
— Он мне не босс!
— Тихо, дебил! Тихо! — зашипел Понго, со страхом оглядываясь. — Заткнись!
— Сам заткнись! Просто дай мне сделать дело! Важное дело! Вот что я тебе скажу — удушить ее и конец! Я сделаю!
— Да ты меня уже… хватит! Ты пятерых баб за три часа убил!
— А ты жалеешь этих богатеньких сучек?! Тебе их жалко, Понго?! Пока мы жрали дерьмо на рудниках, эти суки жрали в три горла и спали на шелке! Спали на шелке!
— У каждого свой путь… мы с тобой подписались не на это! Нам проплатили по десять тысяч на рыло чтобы мы немного прокатились, а затем заняли свой сектор и удержали его несколько часов. Мы свое дело сделали, Тренни. И неплохо набили сумки золотишком. Хватит на этом! Как только дадут сигнал, мы перегрузим наши задницы на Серую Нить и свалим отсюда. Ты слышишь меня? Хватит!
Коротышка брызнул яростной слюной:
— Да пошел ты! Хватит мешаться! Отойди и все! Просто отойди, Понго! Ты мне брат, но я тебя убью, если полезешь под руку! Еще раз тронешь меня — и убью! Слышишь?!
— Да я тебя просто чуток оттолкнул…
— Я прострелю тебе шею тысячу раз! И твоя голова просто отвалится, Понго! Не надо! Вот что я тебе скажу — удушить ее и конец! Я сделаю дело! Ты понял?
— Хватит!
— Пойдешь против меня? — дуло винтовки в руках безумно оскалившегося коротышки поплыло в воздухе, медленно наводясь на грудь гиганта. — Так, да? Тебе эта золоченая сучка важнее старого друга?
— Да плевать мне на нее!
— Мы с тобой баланду тюремную из одной миски хлебали, Понго! И теперь ты встаешь у меня на пути?! Из-за нее?! Из-за этой богатой суки?!
— Я… — с шумом выпустив воздух Понго. — Слушай сюда, брат… ты ведь мне брат, помнишь? А? ПОМНИШЬ?!
Качнувшись от его крика, коротышка заторможенно кивнул, при этом его лицо продрала стремительная судорога.
— Помню…
— Точно помнишь?
— Помню…
— Ты смекаешь, что завалить пять баб за три часа — это уже перебор? Ты одной голову рояльной струной отпилил! Себе все руки посек!
— Она сама виновата!
— В чем?! Она визжала и отползала от тебя! Швыряла в тебя украшения — лишь бы ты отвалил!
— Виновата она сама!
— В чем?
— БАБА! — выкрикнул Тренни. — Она баба! Баба! Баба! Баба! А ты… ты слабак! Вот Конг мужик! Он смеялся!
Они оба глянули на храпящего и снова столкнулись взглядами. Но взорами они мерялись недолго. Здоровяк сдался первым.
— Вот же дерьмо, — пробормотал Понго и… махнул рукой. — Давай… делай свое дело… И живее…
— Ты мой брат!
— Да…
— Ты мой брат! Брат!
— Да знаю я… знаю…
— Я быстро… вот этим шнурком… ты видишь, какая у нее белая кожа? Видишь?
— Больной ты ублюдок, — простонал тот и чуть повернулся, чтобы не видеть последующего. — Сдам тебя мозгоправу…
Пользуясь тем, что бесноватый был занят выуженным из кармана шнурком, а здоровяк стоял ко мне спиной, я неспешно поднялся, чуть повел стволом и трижды выстрелил. С такого плевого расстояния все три иглы вошли точно в цель — в грудь коротышки. Тот пошатнулся, глянул на меня и упал. Четвертый выстрел ушел в ляжку здоровяка, и тот тоже рухнул, сдавленно что-то прокричав. Я не разобрал ни слова — может быть, потому что был занят бесстрастным убийством храпящего бородача с окровавленным лицом. Я прострелил ему грудь и горло. Пока он умирал во сне — слишком милосердная смерть для смеющегося над мучительной смертью невинных женщин ублюдка, — я опять обратил свое недоброе внимание на стонущего здоровяка:
— Что за «Серая Нить»? — спросил я.
— УБЛЮДОК!
— Не тянись к оружию!
— Тварь!
Следующие три иглы вошли в его тело, и он затих навсегда. А я повернулся к продолжающей лежать на полу девушке:
— Жива?
Она ответила не сразу, и мне пришлось повторить туповатый вопрос.
— Жива, — наконец отозвалась она, осторожно поворачивая ко мне свою необычную голову. — Ты один из службы безопасности?
— Ну…
— Вы сработали отвратительно! — заявила она, не дав мне произнести ни слова. — Вы тупые бездарные ленивые ублюдки, что допустили