Кому верить? Ходили самые разные слухи. Зима прошла в чередовании грохота и тишины.
Маргарита еле волочила ноги, словно ей был нанесен смертельный удар. Она становилась все более вялой и, когда ходила за покупками, то и дело останавливалась, прижав руку к груди и улыбаясь для отвода глаз. Она не хотела, чтобы ей сочувствовали, расспрашивали о здоровье. Во время своих остановок притворялась, что разглядывает витрину, а потом шла дальше мелкими шажками, в которых уже не было прежней легкости. Может быть, это все комедия, рассчитанная на Эмиля? Он знал, что с Маргариты станет, и поэтому не позволял себе надолго растрогаться.
Жена мясника спросила ее:
— Что с вами, госпожа Буэн? У вас усталый вид.
— Я чувствую себя как нельзя лучше. Дайте эскалоп граммов на сто, — ответила она.
Жена мясника была с юга: “усталый вид” в ее устах значило “краше в гроб кладут”.
Буэн тоже сдавал, походка у него стала почти такая же, как у жены, он так же вздыхал, вздрагивал, когда включались моторы. Улицу Фейантинок он обходил стороной и старался ни о чем не вспоминать. Этот кусок жизни представлялся ему теперь почти не правдоподобным.
Он с трудом убеждал себя, что это с ним в самом деле было, что он жил на свободе и разыгрывал из себя хозяина бистро, а вечером при нем, не стесняясь, раздевалась пухлая бабенка с еще крепким телом.
Они завтракали воскресным утром в Сен-Клу, в ресторанчике, словно влюбленные или молодожены…
В отместку он доставал блокнот с отрывными страничками и писал угловатыми буквами: “Кот”.
Глава 8
Сколько прошло с того утра, когда он, несмотря на грипп, встал с постели и спустился в подвал, где нашел уже окоченевшее тельце кота? Буэн не помнил. Все даты перепутались. Да и не имеет это никакого значения.
Существовала г-жа Мартен. Он всего раз видел ее несколько месяцев назад, и то издали. Очевидно, она переехала из этого квартала, а может, покупает продукты где-нибудь в другом месте.
Существовала Нелли. Существовала Маргарита — на другой стороне улицы.
Существовал железный шар; он раскачивался на фоне неба и со злобой крушил стены, которые еще хранили следы живших среди них.
Существовали ветер, дождь, град, снег.
Экскаватор все глубже вгрызался в землю, натыкаясь на трубы и кабели; он разрушил канализационный трубопровод, и три дня весь квартал задыхался от вони.
Существовали рабочие на стройке, говорившие с самыми разными акцентами, — итальянцы, испанцы, даже турки.
Существовали жестокие записки, которые пишет Маргарита, ну и он тоже.
Существовали…
Он тоже все еще существует. Встает в шесть утра, принимает душ, бреется, спускается вниз, приносит с улицы мусорное ведро, потом делает свою долю домашних работ, но сперва выпивает стакан, а чаще два или три, вина. Раньше он столько не пил. Затем — дрова. Нельзя забывать про дрова. И вообще ничего нельзя забывать, надо следовать заведенному распорядку.
Ноябрь. Снежная крупа Напротив растут стены нового дома, в опалубку перед бетонированием укладывают арматуру. Пять вечера, а Буэн уже сделал все, что положено: купил, поел, вымыл посуду. Он подремывал в кресле в гостиной, пока не спустились сумерки, и вдруг, открыв глаза, обнаружил Маргариту, сидевшую на своем месте. Такую же неподвижную, как попугай. Она не смотрела на Буэна. Они уже давно не смотрят друг на друга.
Буэн брел по улице. Он чувствовал потребность подышать воздухом. По пути заглянул в бистро, выпил. Допьяна он никогда не напивается, хотя пьет много.
— Сволочи… — машинально пробормотал он. Он никого не имел в виду. Просто теперь повторял время от времени это слово как заклинание.
В далеком прошлом, когда они еще разговаривали, Маргарита иногда в самый неожиданный момент тихо шептала: “Иисусе, Мария, святой Иосиф…” Буэн удивлялся, и она однажды объяснила, что всякий раз за это ей отпускаются триста дней (кажется, она сказала “триста”), которые она проведет не в аду, а, по крайней мере, в чистилище.
Можно заглянуть к Нелли. Она посмотрит на него с сострадательной улыбкой: он ведь еще больше постарел. Интересно, будет ли у него желание и силы пройти с нею в кухню?
Два года? Или три?
Нет, он не помнит. Куда-то спешат прохожие. И спешка их так же бессмысленна, как унылые освещенные витрины, на которые из-за холода и ветра никто и не глянет.
Да, он устал. Теперь-то он это понимает. Женщины куда выносливей. Статистика права Когда Анжела…
Нет, то была Нелли. Нелли, но с улыбкой Маргариты…
В сущности, у них у всех одинаковая улыбка, означающая, что в конце концов выигрывают они.
В широкополой шляпе и платье “принцесса”, держа в руке зонтик, она стояла на берегу…
Открыв глаза, он сначала увидел сплошную белизну. Он решил, что это от солнца. Тогда он чуть повернул голову и вдруг различил кровати, лица.
— Лежите спокойно.
Он попытался увидеть, что там, по другую сторону, и это ему удалось. Седая медсестра держала его за запястье, а в другой руке у нее были часы. Она считала пульс, беззвучно шевеля губами, как Маргарита считала петли при вязании.
— Моя…
— Молчите.
— Где…
— Успокойтесь. И не пугайтесь. Вы в больнице, о вас заботятся. Профессор сейчас будет.
Слово “профессор” удивило Буэна. С головой что-то было не так. И тело как будто онемевшее: он не чувствует своей руки, которая лежит на постели.
— Моя жена…
— Я знаю. Все, что нужно, сделано.
Профессор… Все, что нужно… А что нужно? И кому?
— Но она умерла, — сумел наконец выговорить Буэн. Он едва слышал себя, хотя ему казалось, что он кричит.
— Вам нельзя разговаривать. Ну вот…
Медсестра с облегчением поднялась со стула и стала что-то рассказывать пожилому мужчине в белом халате. Оба они смотрели на Буэна.
— Вас не тошнит?
Кажется, нет. Он вообще ничего не чувствует. Ощущение такое, будто его тело не принадлежит ему. Ни тошноты, ни боли. Левой рукой он коснулся груди и удивился, обнаружив под пальцами жесткую повязку.
— Прошлой ночью вас срочно оперировали. Но вы не волнуйтесь…
— Моя жена…
— Все сделано.
— Она правда у… у…
— Да.
— А я?
— Будете жить, — улыбнулся врач, — но не скрою, что здесь вам придется пробыть довольно долго. Постарайтесь быть благоразумным.
— Хорошо…
Он дал обещание. Он всегда был благоразумен. И будет, сколько потребуется.
Он был… Как трудно думать… Улыбка врача… Он был… Буэн искал слово… А оно пропало… Все пропало…