— Вот эта уже не будет трещать.
— Отчего? — осведомился Пантагрюэль.
— Потому что она славно наколота, — отвечал Панург.
— Что это значит? — спросил Пантагрюэль.
— Разве вы не знаете, — продолжал Панург, — что если каштаны — цельные, то, когда их жарят, они трещат, как сумасшедшие, а чтобы они не трещали, их накалывают? Наша новобрачная тоже славно наколота снизу, вот почему она никогда уже не будет трещать.
Пантагрюэль подарил молодоженам домишко в глухом переулке да еще каменную ступку для приготовления соуса. И зажили они своим домком, а из Анарха получился один из самых бойких продавцов зеленого соуса, каких только знала Утопия. Впрочем, впоследствии до меня дошел слух, что жена колотит его смертным боем, а бедный муж до того глуп, что даже постоять за себя не умеет.
Глава XXXII.
О том, как Пантагрюэль накрыл языком целое войско и о том, что автор увидел у него во рту
Когда Пантагрюэль со своей ратью вступил в землю дипсодскую, дипсоды обрадовались и поспешили сдаться; они добровольно передавали ему ключи от всех городов, к которым он подступал. Одни лишь альмироды заупрямились и ответили Пантагрюэлевым герольдам, что они сдадутся только на самых выгодных для них условиях.
— Каких им еще условий нужно? — воскликнул Пантагрюэль. — Ведь нам оставалось только распить мировую. Вперед! Разорить их, когда так!
Был отдан приказ наступать, и войско построилось. По дороге в открытом поле их, однако ж, застал проливной дождь, и тут все затряслись от холода и стали жаться друг к другу. Тогда Пантагрюэль велел объявить через военачальников, что это пустяки: ему видно, дескать, что происходит над облаками, и он утверждает, что выпадет всего лишь роса, да и то не обильная, на всякий же, мол, случай пусть войско выстроится, и он его накроет. Тут все построились сомкнутыми колоннами, Пантагрюэль высунул язык только наполовину и накрыл всех, как наседка цыплят.
Тем временем я, рассказчик правдивых этих истории, укрылся под листом лопуха, не менее широким, чем арка Мантрибльского моста. Когда же я увидел, как хорошо они защищены, я было направился к ним под прикрытие, но их там набилось, как сельдей в бочке, и втиснуться мне не удалось. Тогда я. постарался залезть как можно выше и, пройдя добрых две мили по языку, в конце концов забрался в рот.
Но, боги и богини, что я там увидел! Да поразит меня Юпитер громовержущим своим трезубцем, если я вру! Я ходил там, как по св. Софии в Константинополе, и видел скалы, высокие, как горы в Дании, — по-видимому, это зубы, — обширные луга, дремучие леса и большие укрепленные города, вроде нашего Лиона или Пуатье.
Первый, кого я там встретил, был один добрый человек, сажавший капусту. Я очень удивился и спросил:
— Что ты, братец, делаешь?
— Сажаю капусту, — отвечал он.
— Чего ради? — спросил я.
— Ах, сударь! — отвечал он. — Не всем же быть богатыми, — всем сытым быть, так и хлеба не станет. Это мой заработок, я ношу капусту на рынок вон в тот город, что сзади.
— Господи Иисусе! — воскликнул я. — Да здесь целый новый свет!
— Нисколько он не новый, — возразил он, — а вот говорят, что где-то неподалеку есть новая земля, с солнцем и с луной, и что на ней творятся славные дела, однако наш свет древнее.
— Отлично, братец, — сказал я, — а как же называется город, куда ты носишь продавать капусту?
— Город называется Асфараг, — отвечал он, — живут там христиане, люди хорошие, они вас накормят и напоят.
Коротко говоря, я порешил туда сходить.
Дорогой я повстречал малого, ловившего голубей, и спросил его:
— Откуда здесь голуби, братец?
— С другого света, сударь, — отвечал он.
Тут я себе представил, что, когда Пантагрюэль зевает, голуби, приняв его глотку за голубятню, тучами влетают туда.
Затем я вошел в город, и он показался мне красивым и хорошо укрепленным, а местность — здоровой, но, к великому моему удивлению, стража у ворот потребовала у меня свидетельство о состоянии здоровья.
Да что у вас тут, чума свирепствует, господа? — спросил я.
— Ах, сеньор! — отвечали они. — В наших краях умирает столько народа, что телеги не успевают свозить мертвые тела.
— Боже правый! — воскликнул я. — Да где же это?
Оказалось, что это в Ларинге и в Фаринге, двух больших богатых торговых городах вроде Руана и Нанта, рассадником же чумы являются зловонные и заразные испарения, кои с некоторых пор стали подниматься из пропастей, отчего за одну неделю умерли два миллиона двести шестьдесят тысяч шестнадцать с чем-то человек.
Я призадумался, пораскинул умом и догадался, что зловоние это исходит из Пантагрюэлева желудка, оттого что он, как было сказано выше, наелся мяса с чесноком.
Далее путь мой лежал среди скалистых гор, и на одну из них я взобрался и нашел, что это самое красивое место в мире: я увидел прекрасные манежи для игры в мяч, галереи, луга, обширные виноградники и множество домиков в итальянском вкусе, раскиданных среди прелестных полей, и тут я провел месяца четыре, и нигде еще не ел я так сытно, как здесь.
Затем, пробираясь к нижней губе, я стал спускаться по коренным зубам, но по дороге в большом лесу, тянувшемся до самых ушей, меня ограбили разбойники.
Далее я набрел на село, прилепившееся к горному склону, — вот только я забыл его название; нигде я так хорошо не питался, как здесь, да еще и денег немного заработал. И знаете чем? Спаньем. Здесь нанимают людей спать, платят им поденно, и заработать этим можно не меньше пяти-шести су в день, те же, кто особенно громко храпит, зарабатывают до семи с половиной су. Я рассказал сенаторам, как меня обчистили, и они мне сказали, что по ту сторону в самом деле живут разбойники и лиходеи, из чего я вывел заключение, что как у нас говорят: «по эту сторону гор», «по ту сторону гор», так здесь существует «эта» и «та» сторона зубов, и на «этой» стороне гораздо привольнее, и воздух здесь лучше.
Тут я понял, сколь правы те, которые говорят, что одна половина человеческого рода не знает, как живет другая: ведь никто еще не описал этих краев, а между тем здесь более двадцати пяти населенных королевств, не считая пустынь и большого пролива; впоследствии я все-таки написал объемистую книгу под заглавием История горланов, назвал же я местных жителей так потому, что живут они в горле у моего повелителя Пантагрюэля.
В конце концов мне захотелось обратно, и, спустившись по его бороде, я спрыгнул к нему на плечи, оттуда скатился наземь и упал к его ногам.
— Откуда ты, Алькофрибас? — заметив меня, спросил он.
— Из вашей глотки, государь, — отвечал я.
— Сколько же времени ты там пробыл? — спросил он.
— Я находился там с того времени, как вы пошли на альмиродов, — отвечал я.
— Значит, больше полугода, — сказал он. — Что же ты пил? Чем питался?
— Тем же, что и вы, государь, — отвечал я. — Я взимал пошлину с самых лакомых кусков, проходивших через вашу глотку.
— Ну, а куда же девалось твое г…? — спросил он.
— В глотку к вам, государь, поступало оно, — отвечал я.
— Ха-ха-ха! Шутник же ты, я вижу! — молвил Панта-грюэль. — А мы тут с Божьей помощью завоевали всю землю дипсодскую. Тебе я жалую кастелянство Рагу.
— Весьма признателен, государь. — сказал я. — Я ничем не заслужил такой милости.
Глава XXXIII.
О том, как Пантагрюэль занемог и как он излечился
Малое время спустя добрый Пантагрюэль заболел: у него схватило живот, и он не мог ни пить, ни есть, а так как беда не приходит одна, то у него еще появилась горячая моча, и вы себе не представляете, что это была за мука, однако всевозможные слабительные и мочегонные, которые применялись врачами, очень ему помогли: он помочился, и боль отпустила.
Моча у него была такая горячая, что и по сию пору еще не остыла, и там, где она протекала, в разных местах образовались так называемые горячие источники, а именно:
Во Франции:
В Котре, В Баларюке,
В Лимонсе, В Нери,
В Даксе, В Бурбон-Ланси и др.
В Италии:
В Монте-Гротто, В Сант-Элена,
В Абано, В Казанова,
В Сан-Пьетро-ди-Падуа, В Сан-Бартоломео.
В графстве Болонском:
В Порретте
и во многих других местах.
К великому моему изумлению, множество шалых философов и лекарей тратит время на споры, что придает вышеперечисленным источникам теплоту: бура, или же сера, или же квасцы, или же рудниковая селитра, и городят при этом всякий вздор, а между тем уж лучше бы они зады себе чесали, а не языки, и не теряли попусту время на споры о том происхождение чего им неведомо, тогда как дело объясняется весьма просто, и раздумывать тут нечего: вышеназванные источники горячи оттого, что своим возникновением они обязаны горячей моче доброго Пантагрюэля.
Итак, да будет вам известно, что от основной своей болезни он излечился вот каким образом. Для того только чтобы очистить желудок, он принял: