Читать интересную книгу В Афганистане, в «Черном тюльпане» - Геннадий Васильев

— Не верю я этому, Елена Сергеевна, голубушка, просто не ве-ерю, — тягуче бормотал начальник медслужбы, вытирая хрустящим вафельным полотенцем чисто вымытые после недавней хирургической операции руки. — Не мог Андрей Николаевич такое сотворить со своим солдатом. Не мо-ог.

Елена молчала, уткнувшись лицом в голубое стекло операционной.

— Зато какой у него удар! Фантастический… — отозвался один из молоденьких хирургов, посмеиваясь. — Семь швов наложили на бровь этого дюжего узбека. Еле-еле глаз спасли. Веки, как бумажные разлетелись. Это надо было кувалдой так с размаху долбануть. А Шульгин, говорят, всего один раз и приложился. Тяжелая же у него рука. И нрав, наверное, крутой. Туго придется его женушке, ежели под руку подвернется…

— Помолчали бы вы, голубчик, — раздраженно заметил майор. — Не по сути говорите. Дело вовсе не в фантастическом ударе. Дело в причине, в какой-то фантастической причине, которая вынудила Андрея Николаевича так поступить…

Он перевел дыхание с одышкой.

— Не так уж часто наши офицеры бьют своих солдат. И делают они это не ради удовольствия. А Шульгину вообще нет нужды применять физическую силу. Он и так обладает огромным, прямо магическим влиянием на своих подчиненных. Да он бровью шевельнет, и все исполняется. Ведь его любят, любят…

Майор нахмурился, озабоченно поглядел на застывшую ледяной статуей безмолвную Елену.

— Тут, по-моему, была не простая ситуация, на которую так бурно среагировал Андрей Николаевич. Тут был какой-то исключительный сложный случай. И мне кажется, я догадываюсь, в чем тут дело…

Оживающая Елена медленно развернулась в сторону лысеющего майора, грустно улыбающегося в густые пшеничные усы.

— Дело в том, дорогие мои, что у этого огромного великана, как там его… Касымова, в настоящее время идет ломка…

Елена удивленно повела бровью. Озадаченно вздрогнули другие врачи.

— Вы, молодежь, мало в этом разбираетесь. А я подобные признаки замечаю сразу. Я уже взял соответствующие анализы, но почти уже уверен, что молодой человек, поступивший к нам, несомненно, законченный наркоман.

— Во-от это сюрприз… — гулко воскликнул один из хирургов.

— А вы как будто впервые слышите, что Афганистан полон наркотиков, — майор сложил руки на животе.

— Здесь можно найти любой наркотик, на любой самый извращенный вкус. Но более распространенный и более доступный — это афганский «чарс». Любой солдат может обменять полную горсть этой дряни всего за пару чистых носков. Доступ наркотика на территорию полка также прост, как течение этой вот речки вдоль полкового ограждения.

Майор кивнул в сторону шумящей за стенами санбата горной реки.

— Видно, у этого парня не оказалось достаточного количества «чарса», чтобы утолять постоянную дневную потребность. Или он просто не смог пополнить запасы в боевых условиях. Вот и началась ломка. И отсюда непредсказуемое поведение. Я не удивлюсь, если он угрожал своим друзьям и Шульгину оружием. Ведь он был очень опасно вооружен. Он пулеметчик, не правда ли…

Елена согласно кивнула головой, вспоминая тяжело вооруженного Касымова при последнем своем свидании с Шульгиным на вертолетной площадке.

— И я представляю, как трудно было Андрею Николаевичу в наисложнейших боевых условиях справляться с этим здоровенным бугаем, ставшим совершенно неуправляемым в период ломки, — майор хрустнул сцепленными пальцами, посмотрел в посветлевшие глаза старшей медицинской сестры. — Возможно, этот удар, друзья, был не только заслуженным, но и совершенно оправданным… А вы говорите, тяжелая рука, крутой нрав, голубчик, — укоризненно заметил майор молодому хирургу.

— Да вы не сомневайтесь в своем Шульгине, золотая наша Елена Сергеевна, — заключил начальник медслужбы, — даже если вы не видите смысла в его поступках. В этом лейтенанте есть здоровая сердцевина, редкостно чистая для нашего извращенного времени. Кругом все так изгажено, а в нем эта нетронутая чистота. Это просто удивительно.

Елена вдруг горестно всхлипнула и, закусив побелевшие губы, опрометью бросилась из операционной, прижимая руки к гулко забившемуся сердцу.

— А вы, молодой человек, — обернулся майор к хирургу, — редкостно черствый чурбан… Поверхностный вы товарищ.

Елена зашла в темноту длинного коридора деревянного женского модуля, от которого рукавами распашонки отходили в стороны двери маленьких комнат. Она прислонилась к стене, только сейчас заметив, что забыла оставить в санбате свой белый халат, что волосы у нее разметались беспорядочными волнами, а на закушенных губах чувствуется приторный вкус крови. Она переводила дыхание в темноте и нелепо улыбалась, представляя себе ту страшную сцену, которую только что нарисовал замечательный врач Игорь Иванович. Как могла она усомниться в своем Андрее хоть на мгновение?

Елена вспомнила, как охватил ее леденящий страх, когда внезапно распахнулись двери санбата и ввалились суетливые офицеры политотдела, поддерживающие окровавленного солдата, когда они выставили под слепящие лампы страшное деформированное лицо и зло заявили, что именно Шульгин так зверски избил своего подчиненного.

Сердце Елены вдруг сжалось обречено, словно Шульгин неожиданно расколол льдину, на которой они тихо плыли вдвоем, и медленно разошлись друг от друга в разные стороны маленькие шаткие половинки… Неужели Шульгин оказался не тем, кого она себе представляла? Неужели все хорошее в нем оказалось ложью, а страшной сутью была вот эта стекающая с чужого лица пролитая Шульгиным кровь…

Елена вдруг рассмеялась тому радостному светлому чувству, которое вернулось к ней, после объяснения умницы Игоря Ивановича. Он словно увидел Шульгина перед этим чудовищным истеричным солдатом с изломанной психикой, вооруженным тяжелым пулеметом. Как хорошо, что Игорь Иванович так вовремя все объяснил! Боже мой, как страшно разочаровываться в любимом человеке!

Елена улыбалась и постепенно успокаивалась, переводя взволнованное дыхание и прислушиваясь к звукам, плывущим в тишину коридора из-за закрытых дверей.

Лились в коридор музыка, плеск воды, сердитое ворчание шипящих сковородок, глухой смех и невнятные звуки голосов. Звенело что-то тонко и печально. И чувствовалась в этой коридорной темноте какая-то строгая отстраненность от жизни, щедро льющейся рядом, за порогами фанерных дверей.

Она открыла дверь своей комнаты без стука и удивленно замерла на самом пороге.

Квадратный стол, стоявший в центре комнаты, сиял белоснежной праздничной скатертью, серебристыми искрами хрустальных бокалов, глянцевыми бликами от черного стекла шампанского, чудом оказавшегося здесь посреди скупого быта афганской войны. Вокруг стола раскачивались на стульях оживленные ее подруги и по-хозяйски развалился на стуле молодцеватый капитан с глубоко расстегнутым воротом новенькой полевой гимнастерки.

Увидев Елену он театрально распростер руки:

— Наконец-то! Ура-ура! Сказочная наша Елена Прекрасная! Как мы тебя здесь заждались! Ты все время спасаешь чужие жизни, забывая о своей личной. Наконец-то, ты с нами… Ура-а-а!

Со смехом приподнялись со стульев девушки.

— Леночка, потрясающе!..

— Какой у тебя отличный школьный товарищ!..

— Симпатичный тип!..

— Обаятелен, как Челентано, и щедр просто, как граф Монте-Кристо.

Елена скинула туфли, медленно подошла к праздничному столу, раздраженно обвела глазами многочисленные редкостные для Афганистана деликатесы:

— Поздравляю… Он уже успел всех вас подкупить. Быстро. Как это на него похоже… Евгений Кошевский в своем репертуаре. Он всегда всех подкупает. И как только у него хватает денег?

— Поэтому и хватает, Елена Премудрая, что я всегда всех подкупаю, — шутливо ответил капитан, и гостеприимно провел рукой над столом. — Но ты здесь полновластная хозяйка всему этому…

— Я вижу, ты тоже чувствуешь себя здесь хозяином, — холодно заметила Елена. — Я просто не понимаю, девочки, что здесь вообще происходит? — обратилась она сердито к подругам.

Глаза Елены потемнели.

— По-моему, мы договаривались, девочки, что во время боевых операций не может быть никаких застолий и никакого веселья. Это же пир во время чумы…

Девушки поежились под ее ледяным взглядом.

— Леночка, но это же твой школьный товарищ. Вы же столько лет не виделись. Или он врет?

— Нет, он не врет. Мы, действительно, к сожалению, одноклассники, — вздохнула Елена. — Но только он никогда не был мне товарищем. Никогда. Как ни старался. Он вообще никому не может быть товарищем. Он на это не способен…

Елена тронула пальцем праздничную скатерть, провела задумчиво линию вдоль полных тарелок.

— Он способен только покупать или продавать…

— Что ты говоришь? Леночка, — вскинул капитан красивые брови. — Это неправда. Ты это знаешь…