Опыт подсказал, за какой столик сядет пришелец — чтобы и место солидное, и не рядом с сержантом. Но на середине пути наёмник вдруг резко остановился и с радостным возгласом встал перед легионером. А тот, к удивлению Джорсы, не отогнал нахала, а вскочил и крепко обнял:
— Здорово, Бэйрд! Вот уж кого не ожидал здесь встретить! Да ещё в таком виде!
— И тебе не болеть, Перет! Какими судьбами?! Надолго?! — полетели по таверне громкие голоса.
— Да вот с караваном из Лоджа только сегодня пришли. Ну, значит, как все дела сдали, ищу, где пообедать… и натыкаюсь на тебя. А как ребята…
Дальше разговор пошёл уже тише, но хороший слух и умение читать по губам не дали содержанию спрятаться от любопытного трактирщика.
— Нутти погиб…
— Как погиб? — ошеломлённо переспросил Перет, и с лица исчезла весёлость.
— Летом. Про Ланкарти слышал?
Перет кивнул, история разлетелась далеко. Осада замка, да ещё почти в центре страны, недалеко от метрополии! И ладно бы дворянские склоки или крестьянский мятеж. Пусть последний раз такое случалось поколение назад и лишь в северных провинциях — это было бы понятно. Но чтобы сражаться с непонятно откуда выползшей нечистью, как во времена Йена Сурового… Правда, закончилось, по слухам, в принципе неплохо: тамошний граф и спрятавшиеся за стенами окрестные жители оказались не робкого десятка. И когда подоспели на помощь легионеры — замок ещё держался. Сумев отбить несколько тяжёлых штурмов.
— Вот там он и полёг. А Хендри руки лишился…
— Выпьем за упокой хорошего друга и славного воина. Хозяин! Бутылку кумейрского!
— Две бутылки!
От неожиданности трактирщик несколько мгновений думал, что ослышался: две бутылки кумейрского коньяка! Это даже по нынешнему хлебному времени почти половина дневной выручки! Какое-то время Джорса хлопотал на кухне, подгонял повара с закусками для столь важных клиентов, раза три или четыре приказал самой симпатичной служанке приготовить стол… и вообще обслуживать исключительно этих двоих по первому же требованию. Закончив суету, он опять вернулся за стойку и вслушался в разговор.
— …легионеры ушли, граф у себя остаться звал. Доход с трех дворов, место десятников в своей страже. А капитан замковый намекнул, что года через два-три на покой собирается, и потому не прочь подобрать себе замену. Чтобы, мол, человек надёжный и жизнью тёртый. Ну, Хендри, понятно, сразу согласился. Ему теперь как раз ко времени. Тедгар с ним остался, сам знаешь — не разлей вода. Да и возраст, обоим сорок уже. Пора и место искать, давно не сопляки по свету перекати-полем мотаться.
— А сам-то? Ты-то как?
— Не могу я на месте сидеть.
— Неужто отказался? — изумился Перет. Потому что шанс попасть десятником, да ещё, возможно, и капитаном графской дружины — это то, от чего презрительно морщатся только едва ушедшие на дорогу наёмника юнцы. — Тоже давно не мальчик, на год или два всего младше Тедгара.
— Отказался. Говорю же — не могу сидеть на месте. Ну да не сразу уехал, меня тоже зацепило. Месяца три провалялся. А как оклемался, нашёл меня легат, который тогда помощью командовал. Ну и говорит. Мол, годовой ценз мастер-сержантом в учебных ротах отходишь, как положено, сразу центурионом возьму. Поскольку опытные люди всегда на вес серебра, а уж с опытом как у тебя — вдвойне. Ну, я и согласился.
Перет присвистнул:
— Ну, Бэйрд, всегда считал, что ты — голова. Ради такого я бы тоже послал графа не задумываясь.
Какое-то время мужчины почти молчали, пили коньяк и короткими тостами поминали погибшего друга. Наконец Перет спросил:
— А какой легион? Я всё смотрю, но знаки мне чего-то незнакомы.
— Пока да, — как-то странно усмехнулся Бэйрд. — Тринадцатый.
— Тринадцатый, тринадцатый… Это же штрафники! Каторжное отребье!
— Ты не прав, — попытался урезонить друга Бэйрд. — Да, это бывшие заключённые. Те, кому император недавно решил дать шанс. Вместо того чтобы сгнить в тюрьме, пусть, кто хочет, отслужит — и выйдет чистым. Да и нет у нас варнаков, душегубам ходу нет. А остальные… пусть они оступились когда-то, но всё же это люди. И не стоит сразу вешать им клеймо…
— Это не люди, — отрезал Перет, задумчиво посмотрев на товарища. Ведь с одной стороны впереди должность центуриона, а, может, и старшего центуриона. С другой — до этого год общаться со всяким помоями. — Может, когда-то они и были людьми. Только вот они давно продали себя ночным демонам. А насчёт "душегубам ходу нет". Вспомни банду Когтя, и что мы выволокли после облавы из логова. Вспомни ту деревушку. А ведь в Лох-Монаре, откуда сбежала эта падаль, по первому сроку ворьё сидело. И если бы такую дрянь вешали сразу — сколько народу в том, как его, Контине, осталось в живых. Ты меня не убедишь, насмотрелся. Нелюди они. Едва тюремной баланды раз хлебнут — никак натуру не поправишь. Вот увидишь, император ещё поймёт, что ошибся. И загонит эти помои гнить обратно.
Разговор Бэйрд вспомнил через несколько месяцев, в конце марта. Снег уже успел сойти, но заледеневшая земля ещё не прогрелась, а убегающая зима ещё покрывала по ночам лужи корочками льда. И стоять на продуваемом ветром плацу, особенно в одних рубахах, было не сладко. В другой день сержант, может, и пожалел бы новобранцев — но только не сегодня. Особенно двоих, отдельно перед строем. Справа стоит высокий крупный парень. Матти. Пудовые кулаки и полная бесхребетность, покорность даже не тому, кто сильнее — а любому, кто попытается им верховодить, кто хоть слегка припугнёт. И в тюрьму-то, балбес, угодил так же. Землёй долги платить сложно, для этого надо одобрение имперского судьи. Вот и нашли односельчане способ, как закон обойти, расплатиться за неудачную ссуду общинным лугом. Парня обвинили в краже занятых денег и отправили в тюрьму. А на его место приняли в общину баронского слугу и отдали тому луг в вечное владение. Что новый человек со своей собственностью сделает потом, когда из села уедет — никого уже не волнует. Главное — долга ни по каким книгам нет. Дело было шито такими белыми нитками, что скажи парень на суде хоть слово — и староста сам бы пошёл на каторгу, вместе с бароном. Слишком сурово следили за земельными делами. Но этот баран покорно со всем согласился! Хорошо хоть ума хватило в легион записаться… Рядом второй. Невысокий, смуглый, подвижный как ртуть. Дайви. Когда-то мелкий вор, дважды сидевший по полгода за ерунду. И в третий раз схлопотавший лет десять каторги как неисправимый. В тюрьме на побегушках у старших урок, здесь возомнил себя "бывалым варнаком", который быстро наведёт "подходящий порядок". И начал с самого безответного, с Матти — заставляя себе прислуживать, издеваясь и избивая.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});