Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром 5 июня, как только самоходная десантная баржа, на которой находился капитан Роджер Белл, снялась с якоря и оставила остров Уайт, ветреная погода в проливе Ла-Манш сразу же дала о себе знать. Бóльшую часть солдат, хотя они и применяли таблетки гиосцина, укачало, и им ничем нельзя было помочь. Крутая волна захлестывала баржу, и с борта почти ничего не было видно. Солдаты капитана Белла, осматривая горизонт, вскоре пришли к выводу, что, кроме одной, шедшей по соседству с ними баржи их соединения, поблизости никого не было. Неужели произошла какая-то путаница? А может, думали солдаты, операция вновь отложена, а на боевых кораблях, которые вели соединение десантных барж, не разобрали соответствующего сигнала, и теперь они пересекают пролив Ла-Манш совершенно одни? С наступлением сумерек солдаты немного приободрились, так как два крейсера, сопровождавшие соединение, на миг осветили баржу прожекторами. Солдаты почувствовали, что идут правильным курсом — прямо на юг, а не брошены на произвол судьбы, как им начинало казаться.
Капитан Белл не страдал от морской болезни и чувствовал себя прекрасно. Несмотря на то что он никогда не бывал в бою, страха перед тем, что должно было произойти на рассвете, у него не было. Что попытка вторжения могла кончиться неудачей, ему и в голову не приходило. Он читал разосланное по частям и соединениям первого оперативного эшелона вторжения обращение Монтгомери к армии и флоту; Монти сказал, что полностью уверен в успехе — стало быть, никаких сомнений быть не могло. За всю свою службу Белл ни разу серьезно не задумывался над тем, за что он, собственно, собирался воевать и, возможно, отдать свою жизнь, но если такая мысль все же появлялась, то Роджер Белл без колебаний приходил к выводу о справедливости войны, которую вела Англия.
С наступлением ночи капитан Белл обошел своих людей и посоветовал им вздремнуть. В полночь, когда баржа уже прошла две трети своего пути, капитан, не беспокоясь ни о чем, быстро и крепко заснул.
В это время на артиллерийской батарее, установленной на холме вблизи участка «Голд», там, где предполагалась высадка отряда разграждения Роджера Белла, на посту с винтовкой в руках стоял немецкий часовой Фридрих Вюрстер. Вюрстер прислушивался к гулу тяжелых бомбардировщиков, пролетавших над ним в черном, покрытом облаками небе и направлявшихся, как он полагал, бомбить немецкие города. Он представил тревожный вой сирен в своем родном городе, мать, вскакивающую с постели и бросающуюся в бомбоубежище. Она теперь одна в доме — отец, солдат немецкой армии, служит где-то далеко на севере Норвегии, а брат — в военно-воздушных силах Германии. Фридриху Вюрстеру был всего 21 год, но он уже четыре года находился на военной службе. В 17 лет Вюрстер вместе с наступавшей немецкой армией маршировал ло дорогам Франции, в 18 лет он попал в Россию, а в 19 — был ранен под Москвой. Ему не исполнилось и 20 лет, когда, подлечившись после полученного ранения, он был снова отправлен в Россию, участвовал в наступлении, а затем отступал вместе с немецкой армией, был ранен вторично, на этот раз более тяжело. После этого его послали уже не в Россию, а во Францию, на защиту Атлантического вала.
Перебирая иногда в памяти день за днем, Вюрстер думал, что за все четыре года службы, боев, мучительных дней в госпиталях ему просто некогда было поразмыслить о войне, разобраться во многих вопросах, связанных с ней. Здесь, во Франции, стоя в одиночестве на своем посту, он стал задумываться над тем, чем кончится война, и кончится ли она вообще когда-нибудь, и чем он будет заниматься после демобилизации, если все-таки наступит мир и он останется жив.
Фридрих мечтал о мирной жизни, но никогда не думал о возможном поражении Германии. Был он сыном крестьянина, и, когда в Германии к власти пришел Гитлер, ему исполнилось только десять лет. Когда он подрос, то, как и все другие мальчики и девочки, вступил в гитлеровский союз молодежи.
Накануне вторжения союзников во Францию Фридрих продолжал считать правильными все мероприятия нацистов, а слухи об ужасающей жестокости фашистского режима, который он с такой самоотверженностью защищал, — ложью и клеветой, распространяемой врагами Германии. В ночь на 6 июня 1944 года Вюрстер стоял на своем посту, тоскливо всматривался в мерцавшее вдали море и даже не подозревал о готовящемся вторжении.
В два часа ночи его сменили, и Вюрстер устало направился в караульное помещение. Но не успел он раздеться, как раздался звон сигнального колокола и установленные на батарее репродукторы объявили боевую тревогу. Товарищи Вюрстера зашевелились на своих койках и, сонно бормоча проклятия, начали медленно шарить вокруг себя руками в поисках одежды. За последние несколько недель ложные боевые тревоги вконец измучили солдат, и они больше не принимали их всерьез. Но не успели солдаты привести себя в порядок, как на батарее была объявлена боевая готовность номер один, а один из офицеров по батарейной радиотрансляции сообщил, что за рекой Орн приземлились планеры и высадились парашютисты противника, атаковавшие батарею в Мервиле.
Сведения были весьма тревожные, но паники на батарее никакой не было. Солдатам внушили, что Атлантический вал неприступен, и они верили в это. К тому же артиллерийские батареи были отлично оборудованы, материальная часть в полном порядке, и это еще более укрепляло уверенность артиллеристов. Они не знали о недостаточной боеспособности некоторых пехотных частей, от успешного взаимодействия с которыми зависела судьба многих артиллерийских батарей на побережье Франции.
Солдаты продолжали неторопливо одеваться. Мервиль находился от них в 32 километрах, и, по общему мнению, тревога была вызвана местным рейдом противника на побережье. Вюрстеру и его товарищам по батарее не раз говорили, что если англичане и американцы попытаются вторгнуться во Францию, то их будет ждать неизбежный разгром. Поэтому никто из солдат батареи не верил, что союзники решили высадиться в Нормандии.
* * *Роджер Белл проснулся рано. На рассвете, когда он вышел из каюты и окинул взглядом пролив, он увидел тянувшиеся до самого горизонта корабли всех типов и классов. Вместе со своими товарищами он впервые воочию увидел фантастическую мощь тех сил, которые были собраны для высадки и поддержки первого оперативного эшелона вторжения.
В этот момент на борту самоходной десантной баржи, где размещался отряд разграждения капитана Роджера Белла, обстановка была почти мирной: танкисты и саперы заканчивали свой завтрак, скатывали одеяла, умывались, некоторые даже пытались бриться. Все были бодры и веселы и хотели только одного — поскорее ощутить под ногами твердую землю. О том, что могло случиться с каждым из них на берегу, никто не думал.
Капитан Белл осмотрел замки цепей и клинья, которыми крепился его танк на барже, а затем стал рассматривать из танковой башни приближающийся берег Нормандии, хорошо знакомый ему по картам и аэрофотоснимкам. Он знал свой участок высадки не хуже немецкого солдата Фридриха Вюрстера, который защищал его. Носивший несколько романтическое название, участок «Голд» представлял собой узкую полосу песчаного пляжа длиной около пяти километров, на западном конце которого находилась небольшая деревушка Ле Хамель, а на восточном — деревня Ла Ривьер. Позади деревни Ле Хамель начиналась гряда невысоких холмов, подходившая вплотную к обрыву, который отделял пляж от маленького французского городка Арроманш. За деревушкой Ла Ривьер, расположенной, как уже упоминалось, на восточном конце пляжа, берег был защищен от моря очень высоким волноломом, сооруженным в 1944 году; по нему проходила дорога. Это было препятствие, непреодолимое даже для саперных танков.
От одной к другой деревушке параллельно пляжу тянулись дюны. Среди них виднелись дачи и деревянные одноэтажные домики, предназначавшиеся для летнего отдыха горожан. За дюнами проходила узкая полоса заболоченной местности и дорога, соединявшая деревни Ле Хамель и Ла Ривьер, а за ней были холмы, покрытые мягкой зеленой травой и менее крутые, чем на плацдарме «Омаха». Для танков они не представляли серьезного препятствия, однако они господствовали над берегом; кроме того, на них были установлены артиллерийские батареи, в частности батарея, где служил Фридрих Вюрстер.
Капитан Роджер Белл должен был высадиться на восточной окраине пляжа. Еще в Англии, при обсуждении деталей высадки, Белл обратил внимание на огневую точку немцев в волноломе, где, как предполагалось, было установлено 88-миллиметровое орудие для ведения продольного обстрела пляжа.
В связи с тем что Роджер Белл со своим отрядом разграждения подходил к берегу под прикрытием артиллерийского огня тяжелых кораблей английского флота, он не замечал какой-либо активности со стороны немецких береговых батарей. Дым от разрывов снарядов корабельной артиллерии сплошной пеленой затянул холмы и висел над деревушкой Ла Ривьер. Вскоре Белл отчетливо увидел песчаный пляж. Он показался ему безжизненной пустыней, на которую в течение многих лет не ступала нога человека, и не удивительно: в деревне Ла Ривьер было не больше двух десятков домов, в которых засел взвод немецких солдат, и ее только что бомбили шесть эскадрилий тяжелых бомбардировщиков. Кроме того, по этой же деревне вели огонь шестнадцать 127-миллиметровых орудий с четырех эсминцев и двадцать четыре гаубицы самоходных десантных барж, не считая двух тысяч реактивных снарядов, которые одновременно обрушились на нее.