Читать интересную книгу Полынь и порох - Дмитрий Вернидуб

– Господа, не стреляйте! – прокричал он, поднимая вверх руки. – Мы партизаны-чернецовцы, а броневик кутеповский! Вот, обратно вернули!

Следом показался Барашков. Он выталкивал наружу связанного Белкина, пребывавшего в бессознательном состоянии.

Неженцы, не обращая внимания на стрельбу красных, закричали «ура!», хлопая беглецов по плечам и спинам. Инстинктивно морщась от свиста пуль, Лиходедов спросил, где Сорокин. Услышав про ротмистра, неженцы закивали и показали направление.

Сорокин сидел в неглубоком окопе. Время от времени он вставал в полный рост, глядел в бинокль, садился опять, что-то записывая в блокноте. Неподалеку гарцевали абреки. Увидев «авиаторов», горцы направили коней наперерез, издав несколько предупреждающих восклицаний. Ротмистр удивленно обернулся и, хлопнув себя ладонью по колену, расхохотался:

– Вот это номер! Птенцы гнезда… Эк вас разодели! Ну, здорово хлопцы!

Подойдя к ребятам, он обнял их. Выслушав Алешку и Вениамина, Сорокин снова воскликнул:

– Ай да молодцы! Атаку красным сорвали!

И, посмеиваясь уже над черкесами, ротмистр передразнил:

– Шайтан арба у гэгэмона увэли! Э?

Кавказцы качали головами и прищелкивали: «Джигит, джигит!»

Сорокин гордо улыбнулся:

– Казаки они!

Глава 13

«По мере удаления от основных промышленных центров – Ростова и Таганрога – власть главковерха Антонова-Овсеенко и его подчиненного – командующего Ростовским направлением Сиверса – становилась чисто фиктивной. Формирования ставропольских Советов после взятия Батайска, не исполнив приказа Антонова о преследовании Добровольческой армии, с награбленным добром рванули обратно на Ставрополь, бесчинствуя и грабя по пути. На станциях Владикавказской дороги – Степной, Кущевке, Сосыке, Тихорецкой, Торговой и других – образовались многочисленные и буйные вооруженные скопища, „управляемые” своими собственными революционными комитетами.

Некоторые такие отряды в два-три раза численно превышали всю Добрармию, но такое превосходство в силе не представлялось тогда опасным для корниловцев. Добровольцы обходили или легко опрокидывали недисциплинированные большевистские ватаги. Но чем ближе был Екатеринодар, тем серьезней становилась фронтовая обстановка».

Из дневников очевидца

По вечерам в пропахшей казенными харчами пустоте броневагона алкоголь все чаще выкидывал с Фердинандом Рудольфовичем Сиверсом изрядные фортели. У него мутилось сознание, зато чахоточные приступы отпускали.

Скуластое лицо с плоским носом и вечно нахмуренным низким лбом находилось в разительном несоответствии с высокой фамилией. Не раз потомок свейских баронов, глянув в мутное зеркало, хмыкал: «Не Гай Юлий…»

Но сегодня он был в особом настроении.

– Склянского ко мне! – рявкнул Сиверс, и часовой от неожиданности выронил винтовку.

Когда командарм повышал голос, люди начинали прощаться с жизнью.

– Поведай мне, комиссар, какие вести из Ставрополя? – потребовал он у вошедшего. – Что эта сволочь, называющая себя депутатскими Советами, вознамерилась мне возразить?

– Они, товарищ Сиверс, отзывают части обратно. Говорят, что дел после взятия Батайска у них и так хватает. Незаконные реквизиции происходят на всех узловых станциях, а добровольцы как шли через степь, так и идут.

– На Екатеринодар?

– Да.

– А Антонов?

– Они приказам главковерха подчиняться отказываются.

– Почему?

– Говорят, пусть кубанцы сами кадетов бьют.

– Б…ди! Я им покажу кубанцев! Нет никаких кубанцев, и Дона никакого нет, и Терека! Нет никакой России! Есть территория Совнаркома! Закон один: кто не согласен с линией партии большевиков, получает пулю, кто согласен – паек. Эту фразу и телеграфируйте на все станции. Не будет толка – отправьте бронепоезда и бейте по станциям, пока на коленях не приползут. А приползут – парламентеров расстреляйте. Точка! Что?

– Бугая только что нашли. Ранен.

Сиверс изменился в лице:

– А мандат?

– Пока нет.

– Кто?!

– Человек фон Бельке, из офицериков. Ступичев.

– Ищете?

– Ищем, Рудольф Фердинандович. Везде ищем. Боцман был при смерти. Пока не разговаривает, но чекистам нацарапал. Вот, – комиссар достал бумажку и стал читать: – «Везли одиннадцать ящиков. Кадеты помешали все взять. Латыши напали. Подъесаул с грузом утек и салага».

– Какой салага?

– Морячок ихний.

– Какая захватывающая история, Склянский, вы не находите? Мне нужен мандат, и чтобы боцман заговорил.

– Мы с Корфом стараемся.

– Правильно делаете… – Сиверс задумчиво посмотрел сквозь комиссара, но потом почти вскрикнул: – И не забудьте узнать, кто теперь обладатель второй половины груза!

Алешка давно не был так расслаблен. В протопленном бараке полустанка дым стоял коромыслом. От выпитой самогонки в животе приятно пекло. Тело разомлело, а хохот чернецовцев звучал симфонией в ушах.

Бойцы партизанского отряда весело отмечали чудесное прибытие своих товарищей.

Лиходедов и Барашков сидели за столом рядом с ротным Осниченко. Их теребили, расспрашивая то о Мельникове, то о том, как они с Алешкой оказались в красном бронеотряде.

Партизаны наперебой рассказывали о том, что им довелось вынести за эти почти двести пятьдесят верст степного пути с Корниловым. Пришлось несладко. Многих похоронили. Но неунывающая молодежь, испытавшая на себе не только все тяготы походной жизни, но и радость побед, теперь и вовсе не сомневалась в правоте и успехе своего дела. Об этом говорили с гордостью и блеском в глазах. За это никто из присутствующих не пожалел бы жизни. Трижды кружки поднимались, и звучало:

– За Русь Святую, за Корнилова!

Ротмистр Сорокин отпустил друзей в расположение партизан-чернецовцев очень неохотно.

– Знаю я вас, щеглов! Перепьетесь там на радостях, а завтра наступление. Казачки кубанские – это вам не грушевские шахтеры. Свистнуть не успеешь, а башки как не бывало. Одна надежда – Партизанский полк назавтра в резерв Главнокомандующего назначен. На Журавскую пойдут марковцы.

– Но, господин ротмистр! Николай Григорьевич!…– взмолились юноши. – Там же наши товарищи, Осниченко…

– Ладно, валяйте. Переждете пару дней. А там снова в Новочеркасск пробираться… Свою, – Сорокин поднял указательный палец, – миссию выполнять. Да и со мной завтра опасней всего будет.

Второго марта главные силы армии двинулись на станицу Журавскую, а Неженцев с корниловским полком ударил по станции Выселки. После краткого боя, понеся небольшие потери, корниловцы лихой атакой взяли Выселки и продвинулись на несколько верст вперед к хутору Малеваному. Армия расположилась на ночлег в Журавской, а в Выселках должен был стать заслоном конный дивизион полковника Гершельмана. Но Гершельман из-за какой-то дурной штабной несогласованности неожиданно отошел.

Ночь была темная, на дворе трещал мороз. В маленькой станице Журавской не хватало ни крыш, ни продовольствия для всех частей, набившихся в нее. Чуть забрезжил рассвет, колонны вновь потянулась к Выселкам.

Вместе с другими подразделениями партизан против станции стал развертываться отряд капитана Курочкина. Редкие цепи бывших студентов и гимназистов, спотыкаясь в снегу, подходили к окраине. Алешка шел рядом с Барашковым на левом фланге. Было так тихо, что они слышали, как на правом ротный Осниченко негромкой своей хрипотцой подгоняет отстающих.

Деревня как вымерла. До чернеющих на фоне заснеженной степи и сереющего неба хат было рукой подать.

– Надо ж, – сказал Барашков, – ни одна псина не забрешет. Наверное, всех вчера перебили.

Внезапно он оглянулся, как на оклик. И тут же позади грохнул орудийный выстрел. Несколько пушек начали класть снаряды во дворы и улицы Выселок. Огонь был редкий – больше для моральной поддержки, чем для пользы дела. Видно, командир батареи, отдавший приказ «Пли!», не совсем понимал, зачем он это делает.

Как только взрывом обвалило одну из ближайших к наступающим хат, длинный гребень холмов, примыкавших к селу, вдруг ожил и брызнул на цепи партизан пулеметным огнем.

– Ура-а!…– закричал Лиходедов вместе со всеми.

– Ура-а!…– покатилось по рядам. – Чернецовцы, вперед!

Партизаны бросились в атаку. Добровольцы на бегу защелкали винтовочными затворами, захлопали выстрелы. Глотая морозный воздух, Алексей видел, как один за другим падают товарищи, редеют цепи. Левый край чернецовцев, их край, почти уже ворвался в село, метнув несколько гранат в засевших в ложбинках и за плетнями красных. Но тут справа во фланг им и отряду Краснянского ударило свинцом из окон каменного здания мельницы… Цепи откатились назад и залегли.

Бой оказался серьезнее, чем рассчитывало командование. Партизанский полк два раза поднимался на пулеметы, но, в конце концов, был вынужден тратить патроны, лежа в снегу перед станцией. И, как назло, вовсю разгорался солнечный день. Огонь трех имевшихся в распоряжении полка орудий пришлось перенести на мельницу, а на подмогу партизанам выдвинуть новые силы. В обход Выселок из Малеваного был переброшен батальон корниловцев, прямо на село двинут офицерский полк Маркова. Красных выбили дружной стремительной атакой сразу с двух сторон, при этом понеся большие потери.