На другом берегу, рядом с крепостью, проходила узкая дорога. Конан заметил облачко пыля, появившееся вдалеке и движущееся в сторону крепости. Сами укрепления выглядели не слишком-то впечатляюще; простая глинобитная казарма вмещала гарнизон человек в триста. Стены футов в пятнадцать, не выше. Защитного рва и вовсе нет. Это был скорее всего не настоящий оборонительный рубеж, а просто опорная точка, чтобы высылать вдоль границы конные патрули.
Облачко пыли тем временем отметило появление отряда конников. Ехали они без особой спешки. Было их человек пятьдесят, вооруженных массивными пиками, в золоченных латах, с разноцветными перьями. Они въехали в крепостные ворота, и те со скрипом затворились за ними.
Конан уже собирался возвращаться обратно, когда увидел другое облачко пыли, совсем маленькое, появившееся на дороге с другой стороны противоположной той, откуда прискакал вооруженный отряд. Это одинокий конник. И летит он во весь опор. Должно быть, гонец. Интересно, что за весть он несет?
Конан все так же, на животе, отполз прочь с гребня холма и прыгнул в седло. Люди его были слишком далеко, чтобы он мог позвать подмогу. Поэтому киммериец, недолго думая, на глазах у удивленных воинов во весь опор ринулся вниз по ближайшему склону. Здесь он оставался вне поля зрения защитников крепости. Рассудив, что расстояние слишком велико и нет нужды таиться, Конан перемахнул отрог холма. Теперь да был на другом склоне.
Конь киммерийца без труда перебрался через ручей. Животному хотелось сделать остановку и попить воды, но Конан направил его на дорогу. Вестник несся галопом, Конана отделяла от него сотня-другая шагов. На голове всадника было что-то вроде тюрбана, украшенного многочисленными желтыми перьями. Он поймал взгляд великана варвара, выехавшего на середину дороги и ставшего у него на пути.
- Дорогу посланцу князя! - закричал всадник, сдерживая лошадь. - Отойди в сторону, парень, или княжеский гнев падет на тебя. Становиться на дороге у княжеского посланца - за это полагается смерть!
Глаза вестника расширились, когда он понял, что перед ним чужеземный воин, вооруженный большим луком, какие носят кочевники. Пришпорив коня, он попытался проскочить мимо.
Киммериец устремился в погоню. "Охота" была недолгой - конь вестника устал. Достав из седельной сумки аркан, с которым еще вчера упражнялся, Конан сделал широкую петлю и, как учил Гаюк, кинул скользящим движением. Меткая, как стрела, петля упала вестнику на голову и затянулась у него на груди. Конан изо всей силы дернул веревку.
Гонец, как пробка из бутылки, вылетел из седла и с грохотом шлепнулся на землю. Конь незадачливого наездника пробежал несколько шагов с пустым седлом и остановился. Конан подошел к лежащему на земле пленнику: парень на пару минут вырубился, но в общем-то особо не пострадал. Хотя мог! Конан поднял сумку гонца я достал из нее цилиндрический футляр из золоченой бронзы. Вот что так спешно вез этот несчастный!
В футляре был свернутый лист пергамента. Развернув его, Конан увидел неизвестные ему письмена. Проклиная все на свете, он положил пергамент обратно в футляр, сел на коня, а лошадь вестника взял под уздцы. Самого пленника он перекинул через седло и направился обратно к отряду.
Когда Конан появился из-за холма, Рустуф встретил киммерийца довольной улыбкой;
- Хорошо, что ты жив-здоров, Конан. Гирканийцы прямо-таки обалдели от твоего исчезновения. Пошли уже разговоры, будто ты предал кагана и переметнулся к согарийцам. Для нас с Фаудом дело могло принять дурной оборот.
- С меня хватит, если мне будут подчиняться, пока я в лагере, отмахнулся Конан. - А хранить мне верность, пока я отсутствую, - это уж слишком! Таких вещей требовать нельзя.
- Кого это ты нам приволок? Пленного?
- Гонец. Княжеский посол, - объяснил Конан. - Только вот письмо, что он вез, я прочесть не могу.
- Ну да мы и без письма разберемся, что к чему, - уверил его Рустуф.
Гирканийцы рады были видеть пленника и предвидели славную забаву.
- Прежде всего посмотрим, как будет вести себя этот человек, - приказал Конан. - Если он нам поможет, то вреда причинять ему не стоит.
Гирканийцы крайне удивились такому странному добросердечию, но им хотелось угодить своему командиру. Вскоре согариец пришел в себя. Он озирался с таким удивлением и страхом, будто вокруг собрались не люди, а некие кровожадные чудища.
- Послушай, парень, - проговорил Конан. - Ты мой пленник. Я хочу задать тебе несколько вопросов. Говори свободно и честно, и тебе не сделают ничего дурного. Будешь врать или запинаться - мои люди потолкуют с тобой. Они большие мастера развязывать языки.
Пленник тяжело вздохнул:
- Спрашивай, что тебе надо. Знаю я мало, большого толку тебе от меня не будет.
Конан усмехнулся:
- Это уж предоставь решать мне. Знаешь ли ты, какую весть нес?
- Я ехал к командиру кульмского гарнизона. Должен был сообщить ему, что степные кочевники вторглись в согарийские пределы. Только для вас это едва ли новость.
- Точно! А были особые распоряжения для командира?
- Сражаться до конца и лучше умереть, чем уступить пядь согарийской земли.
- Так всегда говорят, - хмыкнул Рустуф. - Покажите-ка мне солдата, который принимает эту блажь всерьез.
Что-то в рассказе гонца смутило Конана.
- Когда князь Согарии узнал, что кочевники идут на его страну?
- Три дня назад город стал готовиться к осаде. Меня послали предупредить о нападении три крепости. Кульм - последняя.
"Похоже, - подумал Конан, - что гирканийцы не так быстры и неуловимы, как о них говорят. А может, предатель - в самом войске кагана? Предатель, знавший, что первый удар будет нанесен именно по Согарии..." Киммериец оставил свои подозрения при себе.
- Велик ли кульмский гарнизон? - вновь обратился он к пленнику.
- Да такой же, как в других княжеских крепостях. Кавалерийский эскадрон, человек двести пятьдесят.
Конан прекрасно знал, что такие вот испуганные пленники всеми силами стараются сохранить свое достоинство. Поскольку этот парень как бы ничего и не выдал, кроме обычных сведений, он, в собственных глазах, вроде и не совершил предательства.
- А командир - опытный воин?
- Он сын придворного сановника. Впрочем, как и многие командиры в нашей армии. - Пленник сообщил об этом, как о чем-то само собой разумеющемся и незначительном.
- Свяжите его, - приказал Конан. - Я еще поговорю с ним. Во взгляде пленника сквозило явное облегчение. Степняки покрепче скрутили согарийца.
Конан окинул взглядом ландшафт. Там, где ручей огибал левый склон холма, росли невысокие деревца. Киммериец отметил их про себя и обратился к воинам:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});