О, Колетта, — только что написала она, — эти маленькие червячки совершенно необыкновенны, они питаются тутовыми листьями, а потом ты окуриваешь коконы и разматываешь шелк… я никогда не думала, что это может меня так увлечь. Варгаш является моим тайным наставником, и он тайком провел в дом торговца шелком, который показал мне несколько коконов, но мне приходится быть осторожной — я как-то заговорила о своей идее открыть фабрику с Малкольмом и Джейми, и они рассмеялись. Малкольм сказал, чтобы я оставила эти глупости, производство шелка — очень сложное и трудоемкое дело (словно я и сама этого не знаю), и чтобы я не забивала себе голову заботами о бизнесе. Я убеждена, они хотят, чтобы мы были коконами, которыми они могут вертеть, как им вздумается, и все. Колетта, пришли мне все книги о шелке, какие сумеешь найти…
Как мило иметь свою собственную бухгалтерию и деньги, подумала она. Когда мы будем жить в Париже, мы будем ездить в Лондон, иногда в Гонконг, я буду устраивать званые обеды, и вечера, и роскошные балы для моего сказочного принца и его лучших друзей…
Она бросила взгляд на письмо Колетте, лежавшее на бюро, которое она только что запечатала. Новые секреты, которыми она поделилась с подругой, по крайней мере отчасти:
Этот Эдвард Горнт становится настоящим другом, таким очаровательным и учтивым, настоящим другом, не то что Андре. Я уверена, дорогая Колетта, он будет другом на всю жизнь, потому что моему дорогому Малкольму, похоже, тоже нравится его общество. Ну разве это не странно — ведь Эдвард работает на этих ужасных Броков, о которых я тебе рассказывала, и на Норберта Грейфорта, который с каждым днём выглядит все желчнее, совсем как злой колдун, каким он и является! Сегодня мы даем ещё один БОЛЬШОЙ вечер. Будут все, Андре играет, Эдвард, он танцор, легкий как бабочка…
Она не написала, что в последний раз, когда они танцевали вместе, на обеде, который давал сэр Уильям, он держал её руку по-другому, опасно, разговаривая с ней красноречивыми пожатиями, один раз его мизинец подогнулся, коснувшись её ладони: язык влюбленных, я хочу тебя, да или нет и когда — не говори нет!
Она передвинула свою руку, холодно и твердо. Он ничего не сказал, только глаза его улыбались, и она поняла, что он знает, что она не рассердилась по-настоящему, просто была недоступна, помолвлена.
Не была она сердита и на Андре, по-настоящему сердита. Несколько дней назад они случайно встретились во французской миссии.
— Вы хорошо выглядите, Анжелика, я в восторге от того, что вижу вас. Могу я поговорить с вами наедине?
Она ответила «конечно», и когда они остались одни, он сказал ей, что речь пойдет о деньгах, которые он ей ссудил.
— Я сейчас в очень стесненных обстоятельствах, пожалуйста, не могли бы вы вернуть их мне?
— Но я думала, что… что та сделка все покрыла. — Её сердце глухо стукнуло и на мгновение провалилось куда-то, когда она вспомнила об их хитрости с потерянными серьгами.
— Прошу прощения, нет, не покрыла. Те деньги пошли маме-сан в уплату за советы и лекарство.
Она вдруг вспыхнула.
— Мы договорились никогда не упоминать о… о том деле, никогда, разве вы забыли? — тихо произнесла она, с трудом сдерживая себя, чтобы не закричать на него за то, что он нарушил их священный договор. — Этого никогда не было, не было, мы же договорились — это был просто дурной сон!
— Я согласен, что этого никогда не было, но вы упомянули о сделке, Анжелика, я не заговаривал об этом, только о деньгах. Извините, но они мне очень нужны. — Его взгляд стал холодным.
Она с осторожностью закупорила внутри себя свой гнев, проклиная Андре за то, что он нарушил её спокойствие. Ей удалось убедить себя, что ничего, совершенно ничего с ней не происходило — за исключением одного-единственного человека, который мог оспорить это, ничего и не произошло. Это была правда. Абсолютная, если бы не он.
— Касательно этих денег, дорогой друг, я верну их сразу же, как только смогу. Малкольм не дает мне денег, как вам известно, лишь разрешает мне подписывать счета.
— Тогда, возможно, нам следует устроить ещё одну «потерю».
— Нет, — ответила она медоточивым голосом и мягко коснулась его руки, увидев, как на его лице тут же выступила краска гнева. — Это не очень хорошая мысль. — Хотя Анжелике удалось в целом выскоблить эту историю из памяти, иногда, особенно по ночам, она возвращалась к ней и мучила её, и вместе с ней приходило осознание того, что это была ужасная ошибка. — Возможно, я сумею найти другой способ.
— Деньги нужны мне сейчас, среда — крайний срок. Извините.
— Я попытаюсь, я очень попытаюсь. — И она сдержала слово. Вчера она встретилась с Анри Сератаром и слезно просила и умоляла его о ссуде, говоря, что деньги нужны ей на сюрприз для Малкольма, что она навеки останется его должницей, и подписала ещё одну бумагу, предложив своё бриллиантовое кольцо, подарок Малкольма в день помолвки, в качестве обеспечения.
Рассудив мудро, она заняла вдвое больше, чем была должна. Сегодня утром она расплатилась с Андре. Он благодарил и благодарил её без конца. Ей не за что сердиться на него. Он мой добрый и верный друг, и я действительно взяла эти деньги в долг. Зачем они мне тогда понадобились? Я забыла. Sans faire rien,[35] один долг возвращен.
Половину оставшегося она отнесла Макфею.
— Джейми, вы не отправите это для меня моей дражайшей тетушке в Париж. Она бедствует, как и мой дорогой дядюшка, — сказала она ему, довольная тем, что наконец смогла помочь им, и ещё больше довольная тем, что, как она и надеялась, Макфей рассказал об этом Малкольму. Тот спросил, откуда у неё эти деньги.
— О, я заняла их у мсье Сератара, мой дорогой. Я не хотела просить денег у тебя, и я не могу послать им подписанный счет. Надеюсь, ты не станешь возражать, но я предложила в качестве обеспечения кое-какие драгоценности.
Он попенял ей, пообещав вернуть долг Сератару, и сказал, что Джейми откроет для неё возобновляемый фонд на сто гиней, с которого она сможет снимать деньги по своему желанию, ему лишь понадобится записка, на что она собирается их потратить, и что он удвоит сумму, которую она хотела послать.
Все так просто, когда берешься за дело с умом. Теплая волна прокатилась по её телу, когда она вспомнила, как отблагодарила Малкольма за его доброту и поцеловала его так нежно и как он ответил на её поцелуй. Ей хотелось пойти дальше, о, гораздо дальше.
Движения пальцев отвлекли её. Их мягкая искушенная чувственность доставила ей удовольствие, она закрыла глаза и вновь очутилась вместе с Колеттой, но это продолжалось недолго. Как всегда, он возник из глубины её сознания и предстал перед её внутренним взором яркий, почти живой, и вместе с ним вернулись детали их последней встречи, той самой, когда она была нарочито бесстыдна и делала все, что только подсказывали ей сны и воображение, чтобы спасти свою жизнь, не подозревая, что будет наслаждаться всем этим так же сильно, как и он.