Читать интересную книгу «Мой бедный, бедный мастер…» - Михаил Булгаков

Как само собой понятно, самым неприятным, самым скандаль ным и неразрешимым из всех этих случаев был случай похищения головы покойного литератора Берлиоза прямо из гроба в грибоедовском зале, произведенного среди бела дня.

Двенадцать человек осуществляли следствие, собирая, как на спи цу, окаянные петли этого сложного дела, разбросавшиеся по всей Москве.

Один из следователей прибыл в клинику профессора Стравин ского и первым долгом попросил предъявить ему список тех лиц, ко торые поступили в клинику в течение последних трех дней. Таким образом, были обнаружены Никанор Иванович Босой и несчастный конферансье, которому отрывали голову. Ими, впрочем, занима лись мало. Теперь уже легко было установить, что эти двое стали жертвами одной и той же шайки, возглавляемой этим таинственным магом. Но вот Иван Николаевич Бездомный следователя заинтере совал чрезвычайно.

Дверь Иванушкиной комнаты № 117-й отворилась под вечер пят ницы, и в комнату вошел молодой, круглолицый, спокойный и мяг кий в обращении человек, совсем не похожий на следователя и тем не менее один из лучших следователей Москвы. Он увидел лежащего на кровати, побледневшего и осунувшегося молодого человека, с гла зами, в которых читалось отсутствие интереса к происходящему во круг, с глазами, то обращающимися куда-то вдаль, поверх окружаю щего, то внутрь самого молодого человека.

Следователь ласково представился и сказал, что зашел к Ивану Николаевичу потолковать о позавчерашних происшествиях на Пат риарших прудах.

О, как торжествовал бы Иван, если бы следователь явился к нему пораньше, хотя бы, скажем, в ночь на четверг, когда Иван буйно и страстно добивался того, чтобы выслушали его рассказ о Патриар ших прудах. Теперь сбылось его мечтание помочь поймать консуль танта, ему не нужно было ни за кем уже бегать, к нему самому пришли именно затем, чтобы выслушать его повесть о том, что произо шло в среду вечером.

Но, увы, Иванушка совершенно изменился за то время, что про шло с момента гибели Берлиоза. Он был готов охотно и вежливо от вечать на все вопросы следователя, но равнодушие чувствовалось и во взгляде Ивана, и в его интонациях. Поэта больше не трогала судьба Берлиоза.

Перед приходом следователя Иванушка дремал лежа, и перед ним проходили некоторые видения. Так, он видел город странный, непо нятный, несуществующий, с глыбами мрамора, источенными колон надами, со сверкающими на солнце крышами, с черной мрачной и безжалостной башней Антония, со дворцом на западном холме, по груженным до крыш почти в тропическую зелень сада, с бронзовыми, горящими в закате статуями над этой зеленью, он видел идущие под стенами древнего города римские, закованные в броню, кентурии.

В дремоте перед Иваном являлся неподвижный в кресле человек, бритый, с издерганным желтым лицом, человек в белой мантии с красной подбивкой, ненавистно глядящий в пышный и чужой сад. Видел Иван и безлесый желтый холм с опустевшими столбами с пе рекладинами.

А происшедшее на Патриарших прудах поэта Ивана Бездомного более не интересовало.

– Скажите, Иван Николаевич, а вы-то сами как далеко были от турникета, когда Берлиоз свалился под трамвай?

Чуть заметная равнодушная усмешка почему-то тронула губы Ива на, и он ответил:

– Я был далеко.

– А этот клетчатый был возле самого турникета?

– Нет, он сидел на скамеечке невдалеке.

– Вы хорошо помните, что он не подходил к турникету в тот мо мент, когда Берлиоз упал?

– Помню. Не подходил. Он развалившись сидел.

Эти вопросы были последними вопросами следователя. После них он встал, протянул руку Иванушке, пожелал скорее поправиться и выразил надежду, что вскорости вновь будет читать его стихи.

– Нет, – тихо ответил Иван, – я больше стихов писать не буду.

Следователь вежливо усмехнулся, позволил себе выразить уве ренность в том, что поэт сейчас в состоянии некоторой депрессии, но что скоро это пройдет.

– Нет, – отозвался Иван, глядя не на следователя, а вдаль, на гас нущий небосклон, – это у меня никогда не пройдет. Стихи, которые я писал, – плохие стихи, и я теперь это понял.

Следователь ушел от Иванушки, получив весьма важный матери ал. Идя по нитке событий с конца к началу, наконец удалось добрать ся до того истока, от которого пошли все события. Следователь не сомневался в том, что эти события начались с убийства на Патриар ших. Конечно, ни Иванушка, ни этот клетчатый не толкали под трамвай несчастного председателя Массолита, физически, так ска зать, его падению под колеса не способствовал никто. Но следователь был уверен в том, что Берлиоз бросился под трамвай (или сва лился под него), будучи загипнотизированным.

Да, материалу было уже много, и было известно уже, кого и где ло вить. Да дело-то в том, что поймать-то никаким образом нельзя бы ло. В трижды проклятой квартире № 50, несомненно, надо повто рить, кто-то был. По временам эта квартира отвечала то трескучим, то гнусавым голосом на телефонные звонки, иногда в квартире от крывали окно, более того, из нее слышались звуки патефона. А меж ду тем всякий раз, как в нее направлялись, решительно никого в ней не оказывалось. А были там уже не раз, и в разное время суток. И ма ло этого, по квартире проходили с сетью, проверяя все углы. Квар тира была давно уже под подозрением. Охраняли не только тот путь, что вел во двор через подворотню, но и черный ход; мало этого, на крыше у дымовых труб была поставлена охрана. Да, квартира № 50 пошаливала, а поделать с этим ничего нельзя было.

Так дело тянулось до полуночи с пятницы на субботу, когда барон Майгель, одетый в вечернее платье и лакированные туфли, торжест венно проследовал в квартиру № 50 в качестве гостя. Слышно было, как барона впустили в квартиру. Ровно через десять минут после это го, без всяких звонков, квартиру посетили, но не только хозяев в ней не нашли, а, что было уж совсем диковинно, не обнаружили в ней и признаков барона Майгеля.

Так вот, как и было сказано, дело тянулось таким образом до суб ботнего рассвета. Тут прибавились новые и очень интересные дан ные. На московском аэродроме совершил посадку шестиместный пассажирский самолет, прилетевший из Крыма. Среди других пасса жиров из него высадился один странный пассажир. Это был моло дой гражданин, дико заросший щетиной, дня три не мывшийся, с воспаленными и испуганными глазами, без багажа и одетый не сколько причудливо. Гражданин был в папахе, в бурке поверх ноч ной сорочки и синих ночных кожаных новеньких, только что куп ленных туфлях. Лишь только он отделился от лесенки, по которой спускались из кабины самолета, к нему подошли. Этого гражданина уже ждали, и через некоторое время незабвенный директор Варье те, Степан Богданович Лиходеев, предстал перед следствием. Он подсыпал новых данных. Теперь стало ясно, что Воланд проник в Ва рьете под видом артиста, загипнотизировав Степу Лиходеева, а за тем ухитрился выбросить этого же Степу вон из Москвы за бог знает какое количество километров. Материалу, таким образом, прибави лось, но легче от этого не стало, а, пожалуй, стало даже чуть-чуть по тяжелее, ибо очевидным становилось, что овладеть такою личнос тью, которая проделывает штуки вроде той, жертвой которой стал Степан Богданович, будет не так-то легко. Между прочим, Лиходеев, по собственной его просьбе, был заключен в надежную камеру, и пе ред следствием предстал Варенуха, только что арестованный на сво ей квартире, в которую он вернулся после безвестного отсутствия в течение почти двух суток.

Несмотря на данное Азазелло обещание больше не лгать, админи стратор начал именно со лжи. Хотя, впрочем, за это очень строго его судить нельзя. Ведь Азазелло запретил ему лгать и хамить по те лефону, а в данном случае администратор разговаривал без содейст вия этого аппарата. Блуждая глазами, Иван Савельевич заявлял, что днем в четверг он у себя в кабинете в Варьете в одиночку напился пьяным, после чего куда-то пошел, а куда – не помнит, где-то еще пил старку, а где – не помнит, где-то валялся под забором, а где – не по мнит опять-таки. Лишь после того, как администратору сказали, что он своим поведением, глупым и безрассудным, мешает следствию по важному делу и за это, конечно, будет отвечать, Варенуха разрыдал ся и зашептал дрожащим голосом и озираясь, что он врет исключи тельно из страха, опасаясь мести воландовской шайки, в руках кото рой он уже побывал, и что он просит, молит, жаждет быть запертым в бронированную камеру.

– Тьфу ты черт! Вот далась им эта бронированная камера! – про ворчал один из ведущих следствие.

– Их сильно напугали эти негодяи, – сказал тот следователь, что побывал у Иванушки.

Варенуху успокоили, как умели, сказали, что охранят его и без всякой камеры, и тут уже выяснилось, что никакой старки он под за бором не пил, а что били его двое, один клыкастый и рыжий, а дру гой толстяк…

– Ах, похожий на кота?

– Да, да, да, – шептал, замирая от страху и ежесекундно огляды ваясь, администратор и выкладывал дальнейшие подробности того, как он просуществовал около двух дней в квартире № 50 в качестве вампира-наводчика, едва не ставшего причиною гибели финдиректора Римского…