Ельцин играл на открытом политическом поле. Он менял конфигурацию правительства в зависимости от ситуации в Госдуме, от экономических показателей, в зависимости от того, как вел себя тот или иной человек. Никогда не сомневался, принимая решение об очередной отставке, потому что знал — эти люди вернутся через какое-то время, если докажут свою честность и полезность.
Но в данном случае смысл отставки и назначения нового премьера был совершенно другим. В этот момент на карту было поставлено будущее страны — так считал президент Ельцин. И был совершенно прав. Другое дело — насколько правильно он увидел это будущее, насколько точно угадывал его? Но на этот вопрос я ответить, конечно, не могу. Ответят будущие историки, для которых эта книга будет лишь одним из многочисленных «источников». Моя же задача гораздо скромнее: попытаться более или менее адекватно изложить последовательность событий жизни героя, передать его логику и его образ мыслей.
Исполняющий обязанности премьера Владимир Путин был утвержден Госдумой неожиданно легко, в первом туре. Но будущее его виделось туманно.
Противники Ельцина торжествовали. Они не принимали Путина всерьез, в стране его еще никто не знал. Рейтинг Путина составлял ничтожные два процента.
Травля Ельцина и его семьи нарастала.
И в этот момент Россия застыла в шоке. Началась вторая чеченская война.
Вторжение чеченских боевиков в Дагестан летом 1999 года поначалу не восприняли всерьез. Но вскоре развернулась крупномасштабная войсковая операция, руководил которой именно Путин. Затем, в сентябре, прогремели взрывы в Москве, в Печатниках и на Каширке, потом взрыв в Волгодонске. Это были взрывы страшной силы — и физически, потому что взорванные ночью дома погребли под собой сотни мирно спящих людей, и психологически. Возник страх.
Я не помню такого страха в Москве за всю свою жизнь…
В сентябре 1999-го москвичи боялись выходить из дома, выпускать из квартир детей. Ездить по городу. Это была атака, по психологическим последствиям очень напоминающая нью-йоркскую трагедию, которая последовала два года спустя.
Жильцы устанавливали дежурства в подъездах, не спали ночами, ходили вокруг домов с фонариками, на милицию обрушился шквал звонков о «подозрительных личностях», из темных окон люди с ужасом вглядывались в темноту…
Первая чеченская война вызвала в обществе гневный протест, об этом свидетельствовали и тон прессы, и опросы, и реакция депутатов, и голоса интеллигенции. Вторая война была поддержана большинством населения, политическими элитами — практически всеми.
Но — далеко не сразу.
Забытые ныне цифры социологических опросов свидетельствуют о том, что идея второй чеченской войны была вначале крайне непопулярной, что армия, как тогда считалось, была не готова вновь влезать в кровавую мясорубку, что политический риск этой войны был огромен, что страх становился разрушающим фактором для российской власти. Первая положительная реакция началась с первыми победами Российской армии.
«Администрация президента считала последствия второй чеченской операции непредсказуемыми, а риск неоправданно большим. Лично я предлагал Путину отложить начало полномасштабной операции хотя бы на период после выборов, — вспоминает Валентин Юмашев. — Путин отвечал на это: “Но мы можем не дожить до выборов”. Он считал, что нужно отвечать ударом на удар, иначе страх дестабилизирует обстановку в стране. Идея второй раз ввязаться в Чечню казалась мне безумно рискованной. Но Борис Николаевич сразу поддержал Путина».
Впервые за всю историю своего президентства Ельцин передал координацию действий силовых министерств новому премьер-министру.
Никто в тот момент не мог ожидать, что война в Чечне, с тысячами жертв с обеих сторон, с одной и той же страшной телевизионной картинкой каждое утро и каждый вечер, что и в 1995-м, — станет, как ни парадоксально, для Путина взлетной полосой в политике. Сам он считал себя в тот момент заложником ситуации, предполагал, что, выполнив свой долг, уйдет в отставку.
Но получилось по-другому.
Путин апеллировал к вооруженной мощи государства. Это был премьер-министр, деловито и хладнокровно руководивший всеми военными ведомствами. Он апеллировал к давним народным инстинктам. Он говорил на языке двора, улицы, очереди — и его знаменитое «мочить в сортире» вызвало бурный восторг у населения страны.
Одним словом, Путин ввел в политическое мышление понятие непреклонной силы. Силы — как последнего, решающего аргумента для разрешения кризиса.
В локальной ситуации чеченской войны он угадал давно копившиеся ожидания общества. Оно хотело видеть в Кремле победителя, защитника. Установка на борьбу с чеченским беспределом быстро расширилась в этих общественных ожиданиях до понятия борьбы с беспределом вообще. Карать, наказывать, наводить порядок, ставить жесткие рамки, требовать безусловного подчинения государственной воле — все это считывалось в поведении Путина, хотя сам он, возможно, еще только неосознанно формировал в себе этот образ, будучи поначалу человеком, в общем, далеко не публичным.
Физическая сила, молодость, энергия дополняли этот образ необходимыми красками — заработало подсознание людей. Рейтинг Путина невероятно вырос за несколько месяцев.
Существует много версий, предположений, догадок о том, как Ельцин выбирал Путина. Эту кандидатуру, как и все остальные, предлагали ближайшие советники президента. Но окончательный выбор, безусловно, делал он сам.
Что же заставило его сделать именно этот выбор?
Наблюдая нервные, тяжелые сцены в своем кабинете с участием Черномырдина, Примакова, Степашина при назначениях и отставках, Ельцин видел, как срослись эти политики с мыслью о будущей власти. Этот выплеск эмоций, нервную дрожь, которую ничем невозможно скрыть, — он обнаруживал в людях не раз, он хорошо различал ее.
Путин поразил своей сдержанностью.
Для него предложение Ельцина было шоком, как и для всего общества, он никак не мог поверить, что займет столь высокий пост.
В своих книгах первый и второй президенты России описывают тогдашнюю ситуацию, приводя дословно диалоги. Но даже если слова переданы точно, отсутствует подтекст.
Смысл подтекста прост: Путин не видел себя в роли будущего президента, публичного политика. Он пытался донести свои сомнения до Ельцина.
Тяжелая ноша первого лица была для Путина совершенно неожиданным поворотом судьбы.
Но отказаться было невозможно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});