Несмотря на развернувшиеся в декабре оборонительные бои, мы не переставали разрабатывать планы по возобновлению нашего общего наступления. 31 декабря я направил Монтгомери и Брэдли краткую записку, в которой рассматривались все операции на период, пока мы не достигнем Рейна по всему фронту от Бонна и далее на север.
В ходе Арденнского сражения немцы стали предпринимать отвлекающие удары в Эльзасе. Они осуществлялись некрупными силами, но поскольку мы сами были ослаблены в этом районе, то нужно было внимательно следить за складывавшейся там обстановкой. Я предупредил Деверса, чтобы он ни при каких обстоятельствах не позволил противнику отрезать и окружить какие-либо наши соединения.
Французы продолжали беспокоиться по поводу безопасности Страсбурга. Де Голль 3 января прибыл ко мне. Я объяснил ему обстановку, и он согласился, что мой план по экономному использованию войск в этом районе был правильным с военной точки зрения. Однако он отметил, что еще со времен войны 1870 года Страсбург оставался символом стойкости французского народа; он считал, что даже временная его потеря может привести к глубокому национальному огорчению и, вероятно, к открытому мятежу. Он был очень серьезен в этом вопросе и заявил, что в крайнем случае было бы лучше расположить все французские силы вокруг Страсбурга, даже рискуя потерять целую французскую армию, чем оставлять город без боя. Он привез с собой письмо, в котором говорилось, что ему придется действовать самостоятельно, если я не выделю войска для обороны Страсбурга. Я напомнил ему, что французская армия не получит ни боеприпасов, ни продовольствия, ни прочего боевого обеспечения, если она не будет подчиняться моим приказам, а затем сдержанно сказал ему, что если бы французы в свое время ликвидировали "кольмарский котел", то и не возникла бы нынешняя ситуация.
На первый взгляд, доводы де Голля, казалось, основывались на политических соображениях, но фактически они проистекали скорее из эмоций, чем из логики и здравого смысла. Однако для меня этот вопрос приобрел чисто военное значение, поскольку дело касалось возможного воздействия на наши линии связи и снабжения, которые шли через всю Францию в двух направлениях. Неспокойствие, беспорядки или мятеж в районах, где проходят линии коммуникаций, привели бы к нашему поражению на фронте. К тому же, когда происходила эта беседа с де Голлем, кризис в Арденнах уже миновал. Теперь уже мы наступали на арденнском выступе, и, стараясь направить 12-й группе армий все силы, какие мы могли взять из других мест, я стремился уже обеспечить полную победу, а не предотвратить наше поражение. Решив внести некоторые поправки в свои приказы генералу Деверсу, я сказал генералу де Голлю, что немедленно дам указание Деверсу отойти только на северном участке его обороны и сосредоточить основные силы в центре, чтобы прочно прикрыть Страсбург. Никаких других частей не будет изъято из 6-й группы армий. Де Голль с большим удовлетворением воспринял это решение и ушел в хорошем настроении, выразив беспредельную веру в мои военные способности.
Когда де Голль пришел ко мне, в нашем штабе случайно оказался Черчилль. Пока я говорил с де Голлем, английский премьер-министр не проронил ни слова. После, того как де Голль ушел, он заметил: "Я думаю, что вы поступили разумно и должным образом".
В ходе боев в Арденнах немецкая авиация пыталась действовать в более широких масштабах, чем в первые дни кампании. 1 января она совершила самый мощный налет за многие последние месяцы. Основными объектами ее бомбардировки были аэродромы союзников, находившиеся как вблизи от арденнского выступа, так и к северу от него. В течение дня немцы уничтожили много наших самолетов, в основном на земле. Наши истребители реагировали решительно на действия люфтваффе, и хотя мы понесли весьма тяжелый, частично неоправданный урон, противник поплатился почти половиной из участвовавших в налетах самолетов.
Спустя два дня, 3 января, 1-я армия, головную колонну которой составлял 7-й корпус, перешла в наступление на северном фасе арденнского выступа, и исчезла всякая опасность, созданная в свое время крупным наступлением немцев. Начиная с этого момента весь вопрос сводился уже к тому, сумеем ли мы достаточно эффективно прорваться через вражескую оборону и преодолеть снежные заносы в Арденнах, чтобы захватить или уничтожить значительные группировки сил противника, привлеченных к наступлению в Арденнах.
На обоих флангах мы продолжали наступать в направлении на Уффализ, где наши войска соединились 16 января. Однако продвижение было настолько медленным, а сопротивление противника настолько упорным, что основная масса вражеских сил к западу от места соединения наших наступавших армий сумела отойти на восток. По достижении Уффализа обе наши армии повернули на восток чтобы гнать немцев за пределы тех рубежей, которые они занимали до своего наступления в Арденнах. В это время 1-я армия вновь перешла под командование генерала Брэдли. Американскую 9-ю армию на левом фланге американских войск я временно переподчинил 21-й группе армий в соответствии с разрабатываемым нами планом форсирования реки Рур и наступления по сходящимся направлениям к Рейну с целью его форсирования на северном участке фронта. Я надеялся осуществить это наступление к 8-10 февраля, а поскольку войска Монтгомери были все еще растянуты перед подступами к Антверпену, то единственное, что я мог сделать, это выделить для обеспечения такого наступления три армии, включая американскую 9-ю армию.
В Арденнском сражении обе стороны понесли значительный урон. По сведениям наших командующих, за месяц боевых действий с 16 декабря по 16 января потери противника составили 120 тыс. человек. После войны немецкие генералы признали, что их потери в этом сражении составили около 90 тыс. человек, но наша оценка оказалась довольно точной. Противник понес серьезные потери и в боевой технике. В то время, по нашим подсчетам, он потерял до 600 танков и штурмовых орудий, 1,6 тыс. самолетов и 6 тыс. машин. В Арденнском сражении наши сухопутные войска впервые на поле боя использовали снаряды с неконтактным взрывателем. Это новшество в огромной степени повысило эффективность нашей артиллерии.
Наши потери были очень большими, но самый большой урон понесла 106-я пехотная дивизия, которая оказалась на неподготовленных позициях к моменту немецкого .наступления. Многие ее подразделения оказались отрезанными и попали в плен. Почти такие же потери понесла 28-я дивизия, а 7-я бронетанковая дивизия понесла серьезный урон во время мужественной обороны Сен-Вита. В целом наши потери составили 77 тыс. человек, из них около 8 тыс. убитыми, 48 тыс. ранеными и 21 тыс. пленными или пропавшими без вести. Мы потеряли 733 танка и самоходных противотанковых орудия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});