вы так пренебрежительно относитесь к этим предложениям? И почему бы вам не поинтересоваться моим предложением? Именно вам?.. — обиделась Малка.
Благово даже вздрогнул от неожиданности. Пальцы его остались в воздухе около бородки, ловили ее, но поймать не могли. Голобков подмигнул мне и отвернулся, чтобы спрятать смех.
— Извиняюсь, я, кажется, угодил в больное место? У врачей это бывает… — с неприветливой иронией сказал Благово. — Какое же у вас предложение? — теребя бородку, наклонился он к Малке.
Малка неожиданно бросилась к Благово, схватила его за плечи и вся залилась румянцем.
— Голубчик, дорогой доктор, ведь ради этого больного я и пришла… Вы понимаете, его вынесла из-под снарядов моя подруга Стеша Бережкова… И в тот же день была убита… Товарищ Благово! Вы должны чувствовать… У меня крови этой больше, чем нужно… Я просто не знаю, куда ее девать… Да что там, просто меня сама судьба погнала сюда… Уверяю вас, кровь моя замечательная… Я не уйду отсюда…
Благово осторожно снял со своих плеч ее руки и впервые улыбнулся. Девушка понравилась ему, но он все-таки хотел сохранить свой неприступный вид.
— А на что нам ваша кровь? У нас достаточно и готовой крови. А потом ваша кровь, хотя и замечательная, может не подойти…
— Уверяю вас: подойдет… Поймите, что я хочу… Я хочу сама видеть, как моя кровь вливает жизнь в человека… Какой вы не чуткий, товарищ Благово!
Благово был человек опытный: он за долголетнюю свою работу встречался со всякими характерами и неожиданными поступками людей. Он внимательно выслушал Малку и терпеливо проверил ее пристальным взглядом. Брови нахмурились у переносья и круто изогнулись посередине. В зрачках у него заиграли лукавые искорки.
Малка в упор спросила его:
— Скажите, можно это сделать или нельзя?
— Конечно, можно. Дело несложное.
И круто повернувшись, широко зашагал к двери длинными ногами.
…В кабинете Благово, просторном, очень светлом, обставленном с холодной больничной простотой, Малка встретила нас звонким криком:
— Моя взяла, товарищи! Все в порядке. А товарищ Благово — отец родной.
Благово зашевелил серыми усами в усмешке и сурово задвигал бровями. Он сдвинул очки на лоб, и желтые его глаза колюче вонзились в ликующее лицо Малки, но в зрачках его играли веселые искорки.
Невнятно отдав какое-то распоряжение сестре, он подхватил под руку Малку.
— Вы, дорогая девушка, идите с ней…
Малка впервые сконфузилась, сильно покраснела, вздохнула и засмеялась.
— Своенравная девица… жгучий характер… Такая не даст себя обезоружить…
— Ну, и у вас тоже характерец… — уязвил я его. — Всласть помучили девчонку… Что это? Профессиональная привычка?
Он вскинул одну бровь высоко на лоб, а другую вонзил в переносье. Острые глазки его весело смеялись.
— У врачей, как и у писателей, профессиональная слабость — выводить людей на чистую воду… Или, как говорится, — за ушко да на солнышко…
В хирургической палате, просторной, белой, с огромными окнами, полной небесного света, на высоком столе, утопая в белоснежном белье, лежала Малка, а на другом, низком — неподвижный больной, с мертвенно-бледным лицом, с отросшими черными волосами на щеках и подбородке. Он лежал покорный, немой, с закрытыми веками и дышал едва заметно. Малка смущенно улыбнулась мне и вздохнула. Обе сестры, все в белом, с белыми масками от глаз до подбородка, — одна молоденькая, немного раскосая, другая — высокая, пожилая, с усталыми глазами, — приготовляли какой-то аппарат.
— Протяните руку! — ласково и грустно сказала пожилая сестра, и Малка послушно вытянула левую руку в сторону больного.
Стеклянный баллон с таинственными приспособлениями стоял на низком белом столике.
Малка лежала неподвижно и не отрывала глаз от больного. А он, как в обмороке, вытянулся на столе под простыней, и грудь его поднималась и опускалась медленно и судорожно. Глаза его были полуоткрыты и наблюдали за сестрами с немым интересом ребенка. Бескровное лицо его покрылось серой пылью. Потом он с трудом, толчками повернулся к Малке, открыл глаза и с изумлением проснувшегося человека всмотрелся в нее, как будто не понимая; что происходит.
Благово тихо и деловито бросал пожилой сестре отдельные слова. Белокурый врач взял блестящий наконечник и вонзил его в руку Малки. Молоденькая сестра стояла около него и держала руку Малки, хотя в этом не было надобности: Малка даже не дрогнула. Пожилая сестра молча и неторопливо делала что-то с рукой больного. В баллоне забурлила, запузырилась густая, алая кровь.
Малка, сосредоточенная, прислушиваясь к себе, смотрела на больного широко открытыми глазами. Она старалась уловить в его мертвенно-застывшем лице хотя бы призрачное трепетание жизни и ждала с затаенным дыханием. Я видел, что она верила в целительную силу своей крови, верила, что чудо должно обязательно совершиться сейчас же.
В эти секунды в палате царила напряженная тишина. Не слышно было даже дыхания людей и шелеста халатов. Каждый миг, как удар сердца, был напряжен ожиданием. Молодой, русокудрый врач подошел к больному, взял его за кисть свободной руки, безжизненной, будто парализованной, и стал безмолвно прислушиваться к пульсу. В лице его мелькнула неуверенная улыбка. Он с недоумением взглянул на Благово, а Благово точно ждал этого улыбающегося взгляда своего коллеги и одобрительно кивнул головой.
— Хорошо-с… — пропел он добродушным фальцетом. — Вот и влили эликсир жизни.
Младшая сестра торопливо хлопотала над рукой Малки, а пожилая ласково и мягко приложила вату, смоченную йодом, к руке больного. Малка пристально смотрела на его лицо и ждала какого-то рокового мгновения, которое бывает только один раз в жизни. В глазах ее сияла радость и темнел страх. Она никого не видела, а чувствовала только этого молодого, полумертвого человека. И то чудо, которого она ждала, совершилось: лицо больного стало как будто пробуждаться, на щеках призрачно расцветал румянец, веки задрожали, и глаза медленно открылись, свежие, утренние. Он страдальчески улыбнулся и вздохнул:
— Спасибо, друзья!
— Ожил, ожил!.. — тихо со слезами в голосе вскрикнула Малка, не отрывая от него глаз.
Благово затеребил бородку и вскинул брови на лоб.
— Ну-с, каково? Благодарите не нас, а вот эту девицу. Это она настояла, чтобы кровь ее переливали от сердца к сердцу.
Больной повернул к ней свое лицо. Его глаза были очень темные, точно без зрачков, и поблескивали слезой.
— Вы… родная…
Малка встала и наклонилась над ним. Несколько секунд она молчала, пристально вглядывалась в его лицо. В белом халате и в белой повязке она была похожа на медсестру. В глазах сияло счастье и что-то новое, похожее на печаль.
— Вы чувствуете себя лучше, товарищ Мезенцев?
— Да. Тут не только кровь… другое… душа… Спасибо… за вашу жизнь…
Благово бесцеремонно взял Малку