— П-поняла, — выдавливаю я дрогнувшим голосом и поспешно выполняю досадное распоряжение.
(С тихим шорохом веревочная лестница падает вниз.)
— Умница. Будешь хорошо себя вести, позже подкину чего-нибудь перекусить.
Шаги внизу отдаляются, затем раздается скрип дивана и следом быстрые щелчки компьютерной мышки. Пока я прислушиваюсь к этим звукам, страх немного отступает. А чтобы не терзаться беспокойными мыслями о своей судьбе, переключаю внимание на окружающую обстановку.
Этот чердак такой маленький, что моя голова упирается в самую высокую часть ребристой крыши. В углу еле виден старый ватный матрас, изъеденный то ли мышами, то ли молью. Тут темно и пыльно. Свет проникает только через узкие щели заколоченного окна. Есть ли хоть какой-нибудь шанс отсюда выбраться?.
Подхожу к окну и приникаю к щели одним глазом.
Снаружи просматривается часть соседского огорода с ровными рядами капустных кочанов, какой-то зелени и помидоров, аккуратно подвязанных к колышкам. Сразу чувствуется хозяйственная рука скандальной бабки. Жаль, что звать ее на помощь — бессмысленно и жестоко. Только подставлю ее под удар на старости лет своими криками.
Еще раз прислушиваюсь — Филин по-прежнему работает внизу на ноутбуке и ерзает на скрипучем диване, — я начинаю очень осторожно расшатывать доски. И от страха, что мой тюремщик услышит, чем я занимаюсь, меня потряхивает мелкой дрожью.
НО сидеть сложа руки тоже нельзя.
Глава 21. (Не)знакомка по соседству
Тот, кто заколачивал досками окно, потрудился на славу. За исключением одной, самой небольшой и узкой дощечки, расшатать их просто нереально. Уж точно не в короткие сроки и не бесшумно. Но я не сдаюсь и старательно разрабатываю самое слабое звено в этой деревянной заглушке.
В конце концов маленькая дощечка поддается и с одного края отгибается в сторону вместе с коротким проржавевшим гвоздем.
На радостях я просовываю в образовавшуюся щель правую руку аж до самого локтя и пробую расшатать верхнюю часть дощечки снаружи. Но увы! На этом моя удача заканчивается.
Вот разве что одна жалкая ветхая щепка откалывается под напором моих напряженно дрожащих пальцев. Она с тихим щелчком улетает в сумерки, болезненно кольнув мою кожу занозой.
И поту сторону внизу раздается озадаченное женское:
— Ой.
Там кто-то есть?! Боже.
Я таки застываю с торчащей из чердака рукой. Неужели… неужели судьба даёт мне шанс на спасение? Или все наоборот, и это у нее такая изощрённая насмешка?
Ведь ни позвать на помощь, ни выглянуть я не могу! Филин услышит.
Помимо женского голоса, который ойкнул и затих, снаружи слышится ещё и какая- то возня. Пару раз тявкает собака с лётким нетерпеливым поскуливанием.
К сожалению, на эти звуки обращаю внимание не только я, но и мой тюремщик. Об этом свидетельствует резкий скрип дивана и щелчок распахиваемого окна.
— Кто здесь шляется? — раздражённо спрашивает Филин и вдруг меняется в тоне, становясь почти нежно-игривым. — А-а. это ты, зайка. Малину, что ли собираешь? Ну и заросли у вас тут, расцарапаешь же свои нежные ручки. Оно тебе надо?
— Бабушка варенье малиновое собралась варить, — смущённо мямлит женский голосок, который кажется мне поразительно знакомым. — Вот я и собирала, пока не увидела…
Я прямо-таки кожей чувствую, как она смотрит на мою торчащую руку. И неожиданно для самой себя начинаю лихорадочно мотать ее направо и налево, оставив выпрямленным только указательный палец.
Господи, хоть бы меня поняли… хоть бы уловили, что это просьба молчать!
— Что ты увидела? — с жутковатой ласковостью интересуется Филин.
— Эм, ну… — голос запинается и быстро сообщает: — Змею! И мой Гаврошка тоже видел, потому и заволновался. Очень надеюсь, что это был уж. А то гадюк я ужас как боюсь.
Я медленно втягиваю дрожащую руку обратно.
По спине градом катится пот страха, аж всё платье отсырело. Но при этом от чувства глубокой благодарности подкашиваются ноги. Какая же она умница, эта неизвестная соседка! Быстро сообразила, что мой жест — это мольба ничего не рассказывать!
Наверное, она внучка той самой скандальной бабки Ревы Виссарионовны. Эх, вот бы как-нибудь выйти на контакт с ней.
Но до самого утра что-либо предпринимать я больше не осмеливаюсь. Слишком сильное и устрашающее впечатление произвела на меня маниакальная бдительность Филина.
Ночь провожу на отвратительном вонючем матрасе в углу; скорчившись ничком и обхватив себя руками, чтобы не замёрзнуть. Слушаю, как внизу скрипят шаги туда- сюда. и как наглый филинский голос с издёвкой разговаривает по телефону. Надо полагать, что с Царевичевым.
— Отследить не получится, даже не пытайся, Тёма! Я об этом позаботился. Да ты что! Не трогать и пальцем, говоришь? Я подумаю. Всё зависит от твоего хорошего поведения. Гони бабки, и я буду вести себя с ней, как пай-мальчик, гарантирую! М- м- двадцать лямов, и она будет в безопасности. Срок до завтра, — и Филин добавляет с гадким смешком: — А мы пока с ней проведем тут вдвоем дивную ночь. Подумай об этом, Тёма. Подумай.
Тоскливое уныние накрывает меня удушливой волной с головой, но я борюсь с этим состоянием изо всех сил. И засыпаю с навязчивой мыслью о том, что обязательно должна найти способ связаться со смышлёной соседкой.
Однако следующее утро преподносит сюрприз раньше, чем я успеваю что-либо придумать.
Из сна меня вырывает странное поскребывание. Я открываю сонные глаза и в смятении приподнимаюсь на матрасе. Целую минуту меня лихорадит глубоким недоумением, что это за место, и как меня сюда занесло. Но едва я вспоминаю, как поскребывание возобновляется.
Никак не могу понять, что за источник его производит Можно было бы подумать, что это дерево скребёт веткой по стене от сильных порывов ветра… но на улице безветренная погода. Да и само поскребывание слишком ритмичное и равномерное для природного явления.
Насторожившись, я встаю и на цыпочках подхожу к заколоченному окошку. Заглядываю в прореху-и перед моим лицом возникает длинная прямая палка со свежими полуоборванными листьями по бокам. Она-то и поскребывает по доскам!
Ничего не понимая, я вытягиваю шею, чтобы взглянуть под другим углом на того, кто орудует этой палкой. Вижу тонкую девичью руку, часть фигуры, ловко сидящей на дереве… и глаза.
Очень знакомые блестящие глаза под красной береткой.
Да это же та самая незнакомка, которая закидала Волчарина чебуреками и пустилась наутёк на одном из гостиничных велосипедов!
Осознание вспыхивает одновременно с переосмыслением всех недавних непонятностей.
Так получается, Рева Виссарионовна — и есть та самая боевая бабушка, которая сумела склонить Волчарина пойти на попятную и оставить ее внучку в покое? Да и то, что они обе соседствует в этом лесном дачном поселке с Филиным, многое объясняет. Теперь понятно, почему на остановке, когда я заметила их, они общались так, будто достаточно давно знакомы друг с другом.
Я прикладываю палец к губам, чтобы девушка не вздумала заговорить. А вдруг Филин услышит? Хотя она своей палкой и так уже нашумела. Странно, что он не прибежал ещё. Как бы ее предупредить об опасности.
Но она уже удивлённо восклицает со своей ветки:
— Это ты?
— Тише! — шиплю я в ответ, — Если он нас услышит, всем конец.
— Ты насчёт Сергея? — настороженно уточняет девушка. — Так он укатил куда-то с утра на своей колымаге. Такой странный чувак, одного маньяка мне из сериала напоминает, который людей в подвале держал. Я вчера как увидела твою руку, чуть язык не откусила, чтобы не заорать. Сразу о сериале вспомнила. И вообще будто в байку из склепа попаднулась, честное слово.
— Он уехал? — с нервной радостью переспрашиваю я. — Слава Богу! Мне надо срочно выбраться отсюда… Помоги!
— А что ты делаешь у него на чердаке?
— Я тут не по своей воле, — признаюсь с облегчением. Наконец-то можно с кем-то поделиться своим страхом! — Он похитил меня и держит тут взаперти.