Читать интересную книгу Вариации на тему - Витауте Жилинскайте

Старая сказка на новый лад

…И когда наконец все девять голов дракона скатились на землю, король выступил вперед и объявил юному храбрецу:

— Теперь, согласно моему обещанию, ты получишь полцарства и руку моей дочери в придачу!

Только тут юноша обратил внимание на некое существо женского пола, стоящее неподалеку. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, почему дракон до последнего, откладывал этот лакомый кусок.

— О ваше величество, — тихо произнес молодой человек, — честно говоря, я не претендую на полное вознаграждение. Мне достаточно полцарства, а принцессу…

— Никогда! — вскричал король, мигом сообразив, куда он клонит.

— А если бы-я, — продолжал торговаться храбрец, — взял лишь половину половины царства?..

— Нет.

— В таком случае. — вздохнул юноша, — мне ничего не нужно!

— А раз так. — рассердился король, — изволь вернуть дракону все его девять голов! В противном случае твоя собственная скатится на землю, как кочан капусты.

— Это почему же? — побледнел юноша.

— Потому, что я твердо обещал: тот, кто одолеет девятиглавое чудище, получит, полцарства и руку моей дочери. Выбирай, дружок: или все, или прощайся со своей буйной головушкой!

— Что ж, — тяжело вздохнул победитель дракона, — придется взять все.

Эта сказочка вспомнилась мне в одном магазине, где спорили продавщица и молодой человек. Покупатель требовал, чтобы ему продали нужную вещь без нагрузки — какой-то допотопной кепки. В конце концов он отказался от своего желания и пошел прочь… унося на плечах в сохранности свою голову и сердито ворча… Неблагодарный…

НАСТОЯЩЕЕ ХОББИ

Всякому, кто считает себя коллекционером, следует посетить Чюрлисов. А посетив, угоститься чайком из щербатого, с трещиной, шестикопеечного стакана. Это поможет ему набраться ума на целый рубль и научиться отличать настоящее хобби от своих грошовых претензий… Возьмем, к примеру, меня — пока не попала к Чюрлисам, тоже считала себя серьезным коллекционером. Еще бы! Собирала, видите ли, раковины, набила ими целый сундук! Положу, бывало, на ладонь тяжелую перламутровую чашу из пирамиды Хеопса и смотрю, смотрю, глаз оторвать не могу… А в голове разные мысли — о погребенных под песками тысячелетиях, о фараонах, о тайнах пирамид, о разграбленных сокровищах, о конкурсе на рассказ о делах нашей славной милиции, о необходимости врезать в дверь третий замок, поставить пломбу в четвертый коренной сверху, о грабителе — зубном технике… и снова о разграбленных пирамидах, о конкурсе на лучший рассказ из жизни наших славных лесоводов, о том, что пора мариновать дары леса, о конкурсе на маринистскую тему, о… Короче говоря, далеко завели бы меня эти мысли, не заверни я как-то невзначай к Чюрлисам: едва вошла, пришлось зажмуриться — ослепило меня. Лишь когда перестали резать глаза яркие вспышки, сообразила, что виноваты в этом многочисленные вазы. Лучи солнца, проникающие в окна, преломлялись в хрустальных гранях и били по глазам, буквально лишая тебя зрения.

— Мое хобби, — скромно указал Чюрлис на самую большую вазу и щелкнул по ней заскорузлым ногтем; широченная ладонь выдавала его крестьянское происхождение. Послышался чистый нежный звук. — Хрусталь. Горный. Натуральный.

Потом растворил дверцу серванта, и я ахнула — столько хрусталя не доводилось мне видеть во всех вместе взятых комиссионках.

— Пока что лишь двести одиннадцать единиц собрано, — самокритично признался хозяин. — Жена развернуться не дает. — Он покосился в сторону кухни.

— Это почему же?

— Собственную коллекцию завела…

Он пальцем поманил в прихожую и открыл дверь чуланчика. И я словно в тропический лес попала — чулан был забит стройными стволами завернутых в целлофан ковров.

— Их у нее пока лишь двадцать пять штук, но зато чистошерстяные! — Чюрлис хотел было для доказательства выдернуть ниточку, да не успел: рука жены выдернула его из чулана за шиворот.

— Осел, — бросила она. — Брехун!

Наверно, хотела сказать: еще так мало сделано, а ты уже хвастаешь, нескромно! Так что недостатка в самокритике ни у него, ни у нее не было. Да… Это семейство владело такой могучей движущей силой современности, что я испугалась, как бы и меня не выдвинула она из дома.

— Вы настоящие чемпионы хобби! — льстиво пропела я.

— Мы? — скривилась жена Чюрлиса, словно перечное зернышко раскусила. — Что мы! Оборванцы мы, а не чемпионы. Кое-кто вон…

— Кое-кто, — бросился помогать ей провинившийся Чюрлис, — кое-кто одни бриллианты ручной огранки коллекционирует!..

— А кое-кто… — снова пырнула его в бок жена.

— А кое-кто только собольи шкурки… только платиновые кольца!..

— Что мы! — повторила жена и, затащив меня на кухню, налила чаю в лопнувший шестикопеечный стакан.

Прихлебывая чай, я поинтересовалась, что они думают о коллекционерах почтовых марок, автографов, спичечных этикеток и открыток.

Чюрлис снисходительно усмехнулся — как старый антиквар, рассматривающий сквозь лупу дешевенький пустячок.

— А что… пусть себе, такие тоже нужны… — великодушно махнул он рукой.

— А вы? — спросила меня его супруга. — Что собираете вы?

— Я… я собираю раковины, — призналась я.

Они переглянулись с едва скрываемой иронией.

— То есть, — поправилась я, — то есть раковины с жемчужинами…

— О! — хозяева приятно удивились. — И… много собрали?

Я со значением приложила палец к губам.

— Ах, так… Да-да… — понимающе кивнула мне хозяйка и любезно предложила: — Не выпьете ли арабского кофе из мейсеновской чашечки?

Я выпила, а вернувшись домой, рассыпала нитку искусственного жемчуга и вложила в каждую раковину по розовому стеклянному шарику — все как-то ближе к тому, настоящему хобби…

ЗАЩИТА

Соискатель Пукас скромненько сидел в уголке, пытаясь скрыть волнение, но пылающая шея выдавала его — он слушал выступление первого оппонента. Зал был битком набит коллегами, родственниками, знакомыми — приглашенными и явившимися без приглашения. В первом ряду восседали две расфуфыренные, как куклы, дочки Пукаса; жена осталась дома накрывать на стол. В воздухе плавал сладковатый аромат роз, то там, то тут шуршал целлофан, в который были завернуты букеты, а в дальнем углу высилось острие огромного медного подсвечника — дар коллег восходящему научному светилу.

Оппонент, привычно расположившись на трибуне, медленно перечислял положительные качества диссертации, кропотливость, аккуратность и научную добросовестность автора, отмечал обилие собранного им материала. Затем, пробормотав мимоходом об отдельных несущественных недостатках ценного научного труда, он снова принялся смаковать его несомненные достоинства…

Еще сладостнее запахли розы, еще громче зашуршал целлофан, еще выше вознеслось сверкающее острие подсвечника. Пукас, потупив взор, записывал замечания оппонента, а в голове проносились тревожные мысли:

«Всего двадцать один стул!.. Единственная индюшка!.. Две уточки третьей категории… Скандал!.. Два рыбных блюда — и оба в томате!.. Ленивые бабы!.. В Исландии, говорят, из одной только селедки семьдесят разных блюд… Барчюс, прежде чем защититься, смотался в Астрахань за икрой, Куоджюс в Шилуте за угрем ездил, а его жена — в Лиепаю… за чем, кстати? — Пукас чуть не пропустил мимо ушей последний пассаж оппонента. — Такие вещи — раз в жизни!.. Скандал!.. Срочно из ресторана — горячее и холодное!.. У соседей — тридцать стульев!.. У двоюродного брата — столовое серебро… У родителей — теленка… Нет, теленка не успею… Погиб, окончательно погиб… Скандал!»

Второй оппонент оказался куда суровее. Он начал с критических замечаний, а это было так нетипично, что в зале сразу перестали шуршать целлофаном, аромат роз рассеялся, и даже острие подсвечника втянулось само в себя, словно телескопическая антенна транзистора. Оппонент упрекнул диссертанта в отсутствии творческого начала, в пережевывании чужих мыслей и даже выводов; вся диссертация, рубил он сплеча, сплошной ряд заимствований!.. Где тут оригинальное обобщение, в чем практическая польза от сего научного труда?! Пукасу почудилось, что под ногами у него разверзается пол… Перед глазами поплыли лица слушателей — оживленные, с жадно раскрытыми ртами, раскрасневшиеся от приятной неожиданности.

«Индюшка!.. — лихорадочно мелькало в сознании Пукаса. — На кой ляд эта чертова индюшка?! Сожрали диссертацию — а ты еще корми их!.. Две утки — с ума сойти! Проклятые бабы!.. В Англии, сам читал, картошку в мундире, луковицу — на, подавись!.. Срочно сообщить домой: половину стульев — на балкон!.. Скандал!.. В таких случаях — только консервы, а не скоропортящиеся продукты… Торт вернуть в кулинарию, пусть за полцены. Свиной рулет — куда? — Пукас снова прозевал критическое замечание оппонента. — А, ладно, хоть собакам!.. И к тому же… — Побледневшее лицо Пукаса озарила блеклая улыбка. — Запретили же!.. Запретили всякие банкеты по случаю защиты!.. Табу!..