По всей видимости, положения трактата 1707 года хоть и не отменялись, но по причине крайнего разорения войной гражданского польского населения снабдить провиантом за его счет русскую армию не представлялось возможным. Но солдаты, зная о своих законных правах, искали способы удовлетворить лишь собственные потребности, а следствием являлись реквизиции. Увы, причиной злоупотреблений хотелось бы назвать здесь в первую очередь следующее обстоятельство — войну, где забывались напрочь правила морали и торжествовали принципы крайнего эгоизма, инстинкт самосохранения и интересы узкокорпоративные. Поляки пытались было отказаться от натуральных поставок провианта русскому войску, предлагая заменить хлебные дачи денежной компенсацией. Узнав об этом, Петр I язвительно заметил: «Зело удивительно пишете, что поляки хотят деньгами платить, — как могут солдаты деньги есть?» Как видим, не без оснований отрапортовал подполковник Смоленского пехотного полка о том, что, живя у польских «господарей», смоленцы в провианте не испытывали никакой нужды.
Не с одними лишь поляками заключили русские «кондиции» о прокорме российских войск. Союзники-датчане тоже обещали в специальном соглашении давать полкам Петра в случае их присутствия по договору в пределах Дании провизию: хлеб, мясо или рыбу (морская держава!), давая по четверти фунта на день того или иного продукта (чуть больше 100 г) и по 3 фунта соли в месяц человеку (в России солдатам давали только два). Им обещали постоялые дворы в качестве квартир, а также «доброе попечение» о раненых; кроме того, русское войско получало бы от датского короля вино и пиво «по нескольку». Но обещания обещаниями, а на деле положение с провиантом у русских войск, находившихся в Дании, напоминало польскую ситуацию. Семеновский полк, к примеру, натолкнулся на категорический отказ датских обывателей выдавать солдатам провиант. Союзники не пускали их и в свои дома. Да, грань между солдатом союзной армии и неприятельским солдатом при решении вопроса о прокорме и постое была очень зыбкой в то время, когда и в своей стране обыватели едва терпели претензии «защитников».
Теперь посмотрим, как много съедали воины, находившиеся в заграничных походах, — здесь норма была несколько иной. Уже с самого начала Северной войны для «заграничного» кормления, когда армия попадала в непривычные, более сложные условия, были введены так называемые порционы, своего рода пайки или комплекты провиантского довольствия. «Старая» Россия не знала порционов — их позаимствовали из устава армии Священной Римской империи. В один порцион, по Воинскому уставу 1716 года, входили продукты, положенные солдату на день его «зарубежной» жизни. Это 2 фунта хлеба, — вспомним сразу, что и в России он получал от казны такое же количество. Мяса в порцион включалось 1 фунт, круп — 1,5 гарнца в месяц, что равнялось российской даче. Соли он съедал 2 фунта — не больше, чем дома, но кроме этого получал он в день 2 чарки водки и гарнец пива — почти два литра! А на квартирах давался солдату еще и уксус.
Мы говорили о порционах как о норме питания нижних чинов, но ими же снабжался и офицерский корпус армии, только в размерах куда более значительных. В начале Северной войны порционные дачи командиров выглядят просто устрашающими — нормы скопированы из «цесарского» устава. По ним генерал-фельдмаршал мог получить 300 порционов в день, а пехотный капитан — 10. Генералу-фельдцейхмейстеру полагалось 100 порционов, которые должны были быть собраны с 33 «дымов» или дворов, отдававшихся на откуп главному артиллерийскому начальнику.
Нетрудно догадаться, что брать такое огромное количество продуктов натурой никто не соглашался, и порционы пересчитывались на деньги, получаемые офицерами в качестве недурного приварка к основному жалованью. С обывателей в Польше собирали как раз порционный провиант, а порой и деньги взамен провизии, которым тоже были рады офицеры. В 1712 году генерал-провиантмейстер В. Долгоруков предлагал Якову Брюсу брать с «отказчиков» за каждый порцион по тинфу (польская монета, равная 4 алтынам 2 деньгам — 13 копейкам). Очень высокая цена за дневную солдатскую норму, включая даже мясо, пиво и вино. В России так называемые кормовые деньги, выдававшиеся, к примеру, командированному (теперешние суточные), не превышали 3 копеек. Как видно, князь Долгоруков, предлагая брать за порцион 13 копеек, прибавил к стоимости продуктов еще и пени за нарушение союзнических обязательств.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
У нас есть предлог коснуться в данном месте проблемы офицерского стола. Есть сведения о том, что в самом начале века командиры российской армии получали из казны хлебное жалованье. Так, офицеры 2-го гренадерского Ростовского полка наряду с денежными окладами обеспечивались еще и казенным хлебом: полковник — по 40–50 четвертей в год, а прапорщики получали 5–7. Давали офицерам еще и соль. Провиантские дачи обеспечивали, правда, далеко не всех офицеров, а только иноземцев и тех русских, кто не имел своих поместий. Мы знаем, что эпоха феодализма характеризуется наделением служилого сословия, дворян, участками земли, являвшимися платой за военную службу. Век XVIII еще не забыл, еще выделяет тех офицеров, кто когда-то, пусть с помощью далеких предков, получил от русского царя земельное пожалование, и помещики расцениваются как офицеры, находящиеся в положении привилегированном в сравнении с иностранцами и добившимися офицерского чина службой. А поэтому хлебные оклады, дававшиеся в начале Северной войны, были призваны в какой-то мере уравновесить, нивелировать разницу в материальном положении помещиков и беспоместных, И ведь наличие поместий для офицера на самом деле имело важное значение. А. Т. Болотов рассказывает в своих записках, как он посылал своего «человека» в поместье «для привозу денег и всякой другой провизии». Заметим, кстати, что известному мемуаристу не только имение служило подспорьем. С милым простодушием он откровенно поведал миру в мемуарах: «…и как приехал тогда прямо из Польши, где находился для заготовления провианта, и имел чрез то случай понажиться и вывезть с собой и денежек, и всего протчаго довольно…» Вот мы и узнали, какими преимуществами обладала должность провиантмейстера.
Хлебное жалованье, однако, уже очень скоро перестает выдаваться как иностранцам на русской службе, так и беспоместным. Эти дачи как бы заменили порционы, которыми снабжались в походах за границей все офицеры без исключения, потому что все они вдали от родины как бы становились беспоместными, не могли рассчитывать на помощь из имений, а значит, — рудимент оплаты труда служивого прежних веков! — лишались большей части государева жалованья, что необходимо было тут же компенсировать порционом. Да и куда удобней было за границей заготавливать провизию централизованно, организованно. Там уже трудно было просто послать денщика на базар за продуктами к столу. Кстати, о провианте денщиков: эти офицерские слуги казенных продуктов на себя не получали. Хоть их порция и не была меньше, чем обычная солдатская, но «хлеб» на денщиков выдавался только на руки офицерам. «Господа» же обычно имели не одного, а несколько денщиков, так что можно предположить с уверенностью: часть денщичьего провианта оказывалась на столе офицера.
Но казна приходила на помощь офицеру и не только выдавая порцион. Экстренные условия вынуждали иногда кормить их хлебом. Так, в 1725 году сообщалось: «…в завоеванных городах деньги российские ходят с умалением цены едва ли не в полы (вполовину. — С. К.), отчего де тамошнему корпусу не без нужды, а офицеры не могут тем жалованьем себя содержать, того ради в правительствующий Сенат подать доношение и требовать указу, дабы онаго корпуса офицерам к их денежному жалованью прибавить хлеба».
Неизвестно, правда, согласился ли Сенат подкормить голодных офицеров казенным хлебом. Но фактом установленным является то, что в середине века и позднее офицеры могли рассчитывать на помощь лишь в самых крайних случаях, за исключением загранпоходов, конечно, где имели порционы. В обычной же, «домашней», обстановке только сильный неурожай или другие «самонужнейшие» обстоятельства давали офицеру право просить о выдаче из магазина провианта. Санкцию на это давал сам генерал-провиантмейстер, и уж, конечно, стоимость выданного офицеру хлеба по магазинной цене высчитывалась потом из его оклада.