— Лиз, если вы позволите мне объяснить…
— А что тут объяснять? Я видела, чем он там был занят, миссис де Рискаль. Сказать по правде, просто не знаю, как я смогу после этого смотреть ему в глаза!
— Я прекрасно понимаю, что вы испытали личное оскорбление, Лиз, поверьте. — Анук то и дело поглядывала в сторону двери на случай, если кто-то окажется вдруг в пределах слышимости. — Я понимаю, то, что вы увидели, шокировало вас… Тем более, что в течение стольких лет вы беззаветно служили Антонио. Однако я уверена и в том, что вы справедливый человек, Лиз. Пожалуйста, прошу вас, постарайтесь его понять! Антонио насколько талантлив, настолько и… э-э… необычен. Я знаю об этой его… слабости… — Она вздохнула. — В общем, что я хочу вам сказать, Лиз: у людей творческого толка, таких, как Антонио, особый склад ума. Подчас это озарение художника имеет и свои темные закоулки. С Антонио все обстоит именно так, я это знаю. Он пытался совладать с собой. Поверьте мне, это действительно так. Но, боюсь, что время от времени он все-таки… э-э… оскальзывается…
— Оскальзывается? — Лиз уставилась на Анук, не веря своим ушам. — Вы это называете „оскальзывается"? Что ж, тогда я объясню вам все как есть. Судя по тому, что я видела, подобные „оскальзывания" случаются с ним регулярно. — Она судорожно втянула в себя воздух, чтобы собраться с силами и продолжить. — И я сомневаюсь, что смогу работать с ним и дальше!
— Лиз! — потрясенно выговорила Анук. Потрясение получилось на редкость искренним. — Нет, я уверена, вы говорите об этом не всерьез! Вы знаете, как Антонио ценит вас, полностью полагается на вас во всех делах. Если б не вы, он просто увяз бы в бесконечных мелочах!
— Ему следовало бы задуматься над этим раньше!
— Послушайте, давайте посмотрим на случившееся с другой стороны, — спокойно произнесла Анук. — Скажем, если бы Антонио испытывал зависимость… ну, от кокаина, к примеру. Разве вы не постарались бы помочь ему справиться с этим?
Врожденный инстинкт драматической актрисы подсказывал Анук, что она сказала именно то, что нужно. В тишине и полумраке галереи Анук почти различала, как в раздираемом противоречиями мозгу Лиз вспыхивают волны протеста: скандал… содомия… грех… позор…
Потянувшись к Лиз, Анук нежно взяла ее руки в свои.
— Я уверена, в этом случае вы пришли бы на помощь Антонио. И я уверена, что и сейчас вы найдете в себе силы помочь ему. Ведь вы для него не просто секретарь, Лиз, вы же знаете. Вы — часть его дела. Я бы даже сказала, часть его семьи. — Слегка наклонив голову, Анук умоляюще взглянула на Лиз. — Пожалуйста, дайте Антонио еще один шанс, прежде чем безоговорочно осудить его. Это все, о чем я вас прошу.
В галерее воцарилось долгое молчание.
— Что ж, конечно, двенадцать лет кое-что значат, — наконец выдавила из себя Лиз. Она тяжело вздохнула и быстро прибавила, угрожающе воздев палец: — Но поверьте мне, если я еще раз окажусь в подобной ситуации… — Ее подбородок решительно взметнулся вверх, а глаза вновь стали жесткими.
— О нет, никогда! — промурлыкала Анук с неподдельным облегчением. Обняв Лиз, она искренне прижала ее к себе. — Я не сомневалась, что смогу на вас рассчитывать! И я уверена, что вы будете, как всегда, сдержанны и благоразумны. Ну, а теперь нам лучше вернуться. Наверное, все уже собрались.
Они вместе поднялись по лестнице. Анук болтала и шутила, словно они с Лиз были закадычными друзьями. О Господи! — подумала она вдруг, поежившись. Подлаживаться к этому жалкому женоподнобному существу!
Что касается Лиз, у нее тоже сомнений не оставалось: Анук де Рискаль — самая двуличная и лживая дрянь на свете!
— Неужели тебя так достала эта зануда из ювелирного отдела? Она же просто спросила, откуда у меня такие клипсы. — Аллилуйя изумленно взглянула на Эдвину, едва они выплыли из универмага „Бергдорф Гудмэн", держа в руках надушенный лавандовый фирменный пакет магазина. Девочка водрузила на нос только что купленные очки — из тех, что были модны среди киноактеров тридцатых годов, — они почти скрывали ее глаза. — Меня это абсолютно не колышет.
— Ты слишком копалась в товарах, а мы и так рискуем опоздать, — заметила Эдвина, обеспокоенно обшаривая глазами 5-ю авеню в поисках такси. Лицо ее выражало тревогу и нетерпение. 5-я авеню и 57-я улица были забиты покупателями, неспешно перетекающими из магазина в магазин в поисках рождественских подарков, и ни одного пустого такси поблизости не было. Она взглянула на Аллилуйю. — Если бы я тебя оттуда не уволокла, мы до сих пор бродили бы по шестому этажу.
— Ну и что? Ты же знаешь, я просто тащусь от всех этих штучек Виктора Косты, — пожала плечами девочка. — И вообще у меня магазинное настроение. Скажи, правда тот зеленый комплект клево смотрелся на мне?
— Во-первых, он рассчитан на женщин постарше, — сказала Эдвина, по-прежнему вытягивая шею в поисках такси. — А во-вторых, вот уж не думала, что тебе может понравиться такая… консервативная модель.
— Вполне может, если носить ее с рваными кружевными чулками и ярко-розовыми кожаными перчатками… Или лучше полосатыми, как зебра? Представь только…
Кинув быстрый взгляд на дочь, Эдвина призналась:
— Сказать по правде, не могу.
— Ма! — внезапно крикнула девочка. — Смотри, такси!
Быстро обернувшись, Эдвина успела заметить машину, подкатывающую к краю тротуара. И тут же увидела парочку покупателей, бросившихся к ней. Уступить им машину? Никогда! Эдвина самозабвенно ринулась к цели, забыв о сочувствии к ближнему и о хороших манерах.
— Ну уж нет! — прошептала она и со сноровкой истинной дочери Нью-Йорка, привыкшей сражаться за место под солнцем, оттерла конкурентов, ухватившись за ручку задней дверцы такси и застыв в боевой стойке: ноги расставлены, глаза горят решимостью и бесстрашием. Этой стойке Эдвина обучилась давным-давно: жесткие нравы нью-йоркских улиц не лучшая школа утонченных манер. Вот и сейчас эта закалка пошла ей на пользу. Соперник покинул поле битвы.
— Ну здорово, ма! — восторженно ахнула Аллилуйя.
— Борьба видов, дочь, — отозвалась Эдвина нежнейшим голосом.
Аллилуйя расхохоталась.
Дверца такси распахнулась, и оттуда выскочил мальчуган примерно ее лет — коротко стриженый, в толстых очках в роговой оправе, — едва не выбив у нее из рук пакет с покупками.
— Ну ты, псих! — взвизгнула Аллилуйя.
— Извините, — робко пробормотал мальчуган, вспыхнув и отворачиваясь в сторону. Застыв у машины, он терпеливо ждал, пока второй пассажир расплатится и выйдет из салона.
Время шло, но спутник его почему-то не спешил, уже добрых полминуты оставаясь в машине. Эдвина в нетерпении притопнула ногой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});