Читать интересную книгу Революция и флот. Балтийский флот в 1917–1918 гг. - Гаральд Граф

Все эти попытки большевиков создать нечто новое не выдерживают ни малейшей критики. Только безграмотные мужики, очутившиеся во главе флота, да евреи-комиссары, имевшие о нем весьма своеобразное понятие, и могли придумать такую нелепость.

Новые реформы проходили туго. Демократические органы управления флотом оказывались совершенно непригодными к жизни.

В январе в Финляндии вспыхнуло большевистское восстание. Центробалт старался поддержать его не только материально, но и людьми. Однако матросы шли в финские красные войска очень неохотно; наблюдались лишь единичные случаи.

К концу февраля стали доходить угрожающие слухи о неудачах финских красных, о продвижении армии генерала Маннергейма и предстоящем германском десанте. На кораблях среди команд началось беспокойство и недовольство Центробалтом. По инициативе команд Минной дивизии стали собираться митинги, на которых открыто говорилось о необходимости возвращения адмирала Развозова на пост командующего флотом.

Дезорганизация власти сказывалась во всем. Характерными примерами в этом отношении явились случаи побегов ледоколов «Волынец» (б. «Царь Михаил Федорович») и «Сампо», которые перешли на сторону белых финляндцев. В Гельсингфорсе повсюду шла бойкая распродажа различного казенного имущества с кораблей и из порта. Продавались: продукты, материалы, масла, топливо, мебель кают-компаний, револьверы, винтовки и пулеметы. Бывали случаи, когда судовые комитеты продавали даже шлюпки. Никому и в голову из них не приходило, что они совершают преступление; все казалось в порядке вещей. «Ведь это – все наше, народное», – говорили матросы, когда кто-либо из офицеров пытался остановить грабеж.

Лучше всех держалась Минная дивизия. Благодаря ей было собрано общее собрание представителей всех судовых команд и членов Центробалта, которое постановило просить адмирала Развозова вернуться.

Перед адмиралом встал трудный вопрос: принять ли предложение или отказаться от него. Было ясно, что улучшить положение флота уже нельзя, но долг перед родиной повелевал сделать все, чтобы спасти его от расхищения и возможного захвата неприятелем. Скрепя сердце, адмирал согласился, но предупредил собрание, что советской власти он все же не признает.

Такой неожиданный поворот на флоте сильно обеспокоил Смольный, который немедленно послал на флот комиссара Раскольникова[36] с тем, чтобы тот так или иначе, но убрал Развозова. Приехав в Гельсингфорс, Раскольнков отправился на «Штандарт», на котором помещался Центробалт. Созвав заседание, он выразил ему неудовольствие за недосмотр, а потом в сопровождении нескольких членов пошел на «Кречет». Там, случайно, в коридоре, он встретил адмирала, подойдя к которому сразу же задал вопрос: «Признаете ли Вы власть народных комиссаров?», и адмирал, не задумываясь, ответил: «Конечно нет; я ведь об этом уже заявил при своем избрании…»

В ту же ночь адмирал Развозов был арестован. По требованию команд он был выпущен на следующий день, но на пост командующего флотом больше не вернулся. Раскольников сейчас же заставил Центробалт собрать новое общее собрание, в котором приняли участие только команды, настроенные против адмирала, и вооруженная охрана Центробалта. Уже при одном ее давлении могло быть вынесено какое угодно постановление. Новая резолюция гласила о смещении адмирала Развозова и о передаче всей власти Центробалту.

Оперативная часть перешла к капитану 1-го ранга А.М. Щастному[37], как старшему в бывшем штабе командующего флотом. Благодаря совершенной непригодности Центробалта к управлению флотом, особенно в такой серьезный момент, он стал распоряжаться им почти самостоятельно.

21 марта германский флот появился перед Ганга и высадил десант. При его приближении были уничтожены находившиеся там подлодки «АГ-11», «АГ-12», «АГ-15» и «АГ-16», а также их матка – пароход «Оланд» и сторожевое судно «Ястреб».

Немедленно к вице-адмиралу Мейреру, командовавшему оккупационной эскадрой, выехала делегация, состоявшая из нескольких офицеров и матросов.

Этой делегации было передано требование, чтобы к 30 марта весь русский флот покинул Гельсингфорс; те же корабли, которые по своему состоянию принуждены будут остаться, должны в условленный час поднять флаг «Щ». Это значило бы, что на них осталось минимальное количество команды, необходимое лишь для охраны, и то, что они не примут никакого участия в борьбе немцев с финскими красными. В случае неисполнения этих требований германский адмирал угрожал принять активные меры.

По возвращении делегации капитан 1-го ранга Щастный решил во что бы то ни стало вывести все корабли в Кронштадт. Совершенно не считаясь ни с двусмысленными приказаниями Москвы, требовавшей то вывода, то оставления флота, ни с определенным давлением со стороны англичан, требовавших его уничтожения, Щастный приступил к выполнению такой трудной задачи.

Началась лихорадочная подготовка к предстоящему переходу. Лед еще был довольно прочный, в особенности от Гогланда до Кронштадта, а потому сильно опасались, что часть кораблей, не осилив его, затонет во время пути. Однако рассуждать не приходилось; затих даже Центробалт. Было решено послать все суда, даже и те, которые стояли в ремонте, с разобранными машинами. Они должны были идти на буксире ледоколов.

Работа кипела. Команды, напуганные слухами, что немцы будут вешать матросов без суда и следствия, работали так, как не работали и в доброе старое время. Один за другим корабли быстро готовились к выходу в море.

В порту творилось что-то невообразимое. День и ночь там грузились баржи и подводы; грузились провизией, углем и всем, что только можно было захватить на корабли. Это делалось без всякой системы и учета: масса продуктов пропадала, многое раскрадывалось и под шумок продавалось на сторону частным лицам. Все думали только о том, как бы побольше захватить и награбить.

На многих кораблях всевозможным добром были завалены все палубы, каюты и коридоры. Между прочим, на одном из линейных кораблей возник вопрос – куда девать огромные запасы муки, чтобы она не подмокла. Думали недолго: решено было спрятать в… орудийные башни. В результате многие механизмы оказались испорченными.

В момент ухода флота англичане вывели к маяку Грохара и взорвали там свои подлодки «Е-1», «Е-8», «Е-9» и «Е-19». Кроме этих, больших подлодок, ими были уничтожены еще и маленькие – «С-26», «С-27» и «С-35».

Невольно вспоминаются прошлые заслуги английских подлодок и та помощь, которую они оказали нашему флоту. Находясь в Балтийском море и работая рука об руку с нами, они совершили много подвигов, нанесли огромный вред противнику. В свое время «Е-1» подорвала линейный крейсер «Мольтке»; «Е-8» потопила крейсер «Принц Адальберт»; «Е-9» потопила крейсер «Хела» и подорвала линейный корабль «Поммерн», а «Е-19» потопила крейсер «Ундине». Некоторые из них потопили еще несколько миноносцев и пароходов. Им не суждено было вернуться на родину; но они стали жертвами не врага, а русской разрухи.

Первыми, еще задолго до прихода германцев, ушли дредноуты. Потом потянулись другие большие суда: линейные корабли, крейсера, заградители и транспорты. Наконец, в последнюю очередь – миноносцы, тральщики, яхты «Штандарт» и «Полярная Звезда» с членами Центробалта и посыльное судно «Кречет» с А.М. Щастным. Больше всех волновались и торопились члены Центробалта, которые боялись, что германцы не выпустят яхты из Гельсингфорса и всех их немедленно расстреляют.

В Гельсингфорсе осталось лишь самое незначительное число судов, не имевших никакого боевого значения. Согласно условию, они в назначенный час подняли флаг «Щ».

30 марта германская эскадра вошла на Гельсингфорский рейд и, одновременно с войсками, ее десант занял город.

Переход в Кронштадт был особенно труден маленьким кораблям. С большим трудом ломая лед, они страшно медленно продвигались вперед. При нормальных условиях этот переход занял бы всего 10–12 часов; теперь же многие миноносцы совершили его в 8–9 дней. Однако, несмотря на такие трудности, все корабли благополучно дошли до Кронштадта, и только несколько миноносцев оказались с сильно продавленными бортами. Многие корабли дошли, имея у себя самое ничтожное количество команды, едва достаточное, чтобы обслуживать котлы и машины на одну смену. Также мало на многих кораблях было и офицеров – иные дошли только с одним командиром.

Это был исторический, но вместе с тем и глубоко трагический поход русского флота, так недавно мощного, в блестящем состоянии, а ныне разрушенного, не пригодного ни к какой борьбе. Во время этого последнего похода во флоте еще раз вспыхнула искра прежней энергии, прежнего знания дела, и личный состав сумел привести его развалины в последнюю базу.

Главная заслуга в том, что флот был приведен в Кронштадт, без сомнения, принадлежит капитану 1-го ранга А.М. Щастному. Только благодаря его энергии он не был оставлен неприятелю или затоплен, как того хотели союзники.