Читать интересную книгу Фронты - Павел Асс

— Да ну? Так его же не ко мне! Его же в Расход надо!

Сережа стал упираться, чувствуя недоброе, но анархисты были куда более многочисленнее. Что хотели, то и воротили.

— Не-е! Не хочу я в Расход! — кричал Сережа, да так, что Задников даже прослезился — до того ему стало жалко губить молодую жизнь…

— Делайте с ним что хотите, — отмахнулся он и, когда солдаты вышли, снова закачался в гамаке.

Возле палатки Задникова собралась уже изрядная толпа анархистов. Все рассуждали, что теперь делать со шпионом. Решили наконец посадить его на кол, шутки ради, а потом отпустить. Но тут пробегал мимо есаул Бодакин, рифмоплет и законченная скотина, да и пристрелил сдуру паренька.

— Как же так! — воскликнул Сережа и повалился на сырую землю. Понял он, что помирает…

— Прости ты нас, божья душа, мы ведь шуткануть хотели, — соврал кто-то из анархистов.

— Как же так! — повторил Сережа свою лебединую песню. — Хлопцы, вы того… Мамане весточку с оказией пошлите… Мол, так и так, чтоб не ждала меня на неделе…

Гвардейцы записали на портянках затерявшуюся деревеньку Санотряпкино, сняли шапки-ушанки, постояли минуту-другую в молчании и разошлись по кострам.

Патроны в этом году были недорогие. Здешние мужики обнаружили чьи-то заброшенные склады с боеприпасами и теперь с удовольствием меняли один к одному — ведро сидра на ведро патронов.

52

Блюев с новым орденом "Падшего ангела" на груди сутулился на краю фланга и сжимал в кулаке подобранную потухшую папиросину. Остатки дивизии Секера стояли плечом к плечу на плацдарме деревни Отсосовки по стойке «смирно» вот уже второй часа.

Курицы в недоумении проходили мимо и подозрительно осматривали строй, желая очевидно выяснить, нет ли им со стороны строя какой-либо скрытой угрозы или совсем наоборот.

Комдив полковник Секер стоял в повозке и благодарил своих орлов за службу. Палыч с благоговением поддерживал его за ноги и смотрел преданным взглядом снизу вверх. По его небритым щекам катились слезы.

— … Мы достигнем мирового господства и выйдем ко всем Пределам! Что есть жизнь? Жизнь — это постоянный путь к высокой победе. Это путь к героической смерти. Быть солдатом — значит постоянно за что-то умирать. Умирать во имя других!.. Спасибо, орлы! Я горжусь вами! Да здравствует Император!

Секер слез с повозки и, поддерживаемый адъютантом, подошел к строю.

"Спасибо", — говорил он, обнимая каждого без разбора офицера или солдата. Через несколько шагов у него снова открылись раны, так что до Блюева комдив так и не дошел.

Корнет несколько раз недовольно сплюнул, размышляя что все вокруг дерьмо и несправедливо. Как бы там ни было, а орден все же приятно отягощал мундир.

— Отдаю вам захваченную деревню на разграбление, — сказал напоследок Секер и его отнесли в сарай, где хранился сидр — на перевязку.

— Вольно! Раз-ойдись! — скомандовал поручик Слонов и первым побежал за коляской в сарай.

Солдаты с трудом покидали строй, многих пришлось разгонять плетьми и даже дубинками.

— Тебе же сказали — разойдись, быдло! — слышался чей- то охрипший голос, видимо, грубого поручика Забибуллина.

Поручик Адамсон с брезгливым выражением лица упорно всматривался в улицу Отсосовки, что-то выискивая языком в зубах. Шрамы на его лице багровели от напряжения.

Наконец, чья-то лошадь сорвалась с привязи, люди стали хватать ее под уздцы, послышался крик, заплутавшее эхо, в общем, нормальное проявление того, что есть еще чем мародерствовать.

Корнет Блюев, выставляя вперед грудь, пошел в хату, тихо радуясь жизни, а из домов Отсосовки, между тем, послышались крики и кудахтанье кур. Во имя жизни жизнь оставшихся в живых катила дальше.

53

В хате старосты было людно как перед боем, ругань переполняла речи сгрудившихся здесь офицеров Ставки. Во главе общества, вакханально сидя на столе, находился поручик Слонов. Речи его были самыми длинными и громкими, а матерные глаголы слетали с его уст так легко, что маленькая дочурка старосты дивилась его образованности.

На дубовом, порезанном ножами, столе лежала карта местности с деревней Отсосовкой в центре, но настолько затертая и запачканная гороховой кашей, что всем сразу надоело на нее смотреть. Разве что поручик для убедительности своей грозной речи использовал ее, чтобы стучать перстом по самым замазанным и изорванным местам.

Кроме Адамсона, Блюева, контр-обер-лейтенанта Каца, поручика Забибуллина и адъютанта Палыча среди слушателей Слонова были староста с неохватной женой и малой дочерью. Трое последних были на задах — прятались в страхе за тряпками. Их Слонов подчеркнуто не замечал, сосредоточив все внимание на результатах плачевного для дивизии боя, а о том, что сражение кончилось неудачно, все догадывались и так. Хотя бы по внешнему виду самого поручика — мундира на нем не было, а остатки его были обмотаны вокруг шеи и торчали из сапог. Тело Слонова прикрывали входившая в моду тельняга и шерстяные галифе с прожженными кучно дырками. Грязные сапоги отчего-то пахли гнилой зайчатиной.

Окончив про сражение, Слонов брезгливо передернулся, глядя на карту, и увлек в соседнюю комнату Адамсона.

— Натерпелись вы лиха, а поручик? — поинтересовался он, не ожидая ответа.

— Столкновение было страшным, — задумчиво промолвил Адамсон и пустился в воспоминания. — Такое бывает, кажется, не часто.

Слонов внимательно посмотрел на Адамсона.

— Да, ладно вам, будьте проще — я вам советую.

Поручик открыл окно и справил с подоконника свою нужду. Распространилась вонь…

— Среди сражений и лиха, не надо распускать нюни, поручик! Тут вам не столичная опера!

Поручик, не собиравшийся распускать нюни, после этих слов неожиданно разрыдался, да так, что прибежала добродетельная жена старосты и просунула к ним рябую голову.

— Поди прочь, — заметил поручик и начал заниматься ногтями.

Удрученный происшествием дня, морально опустошенный Адамсон упорно не приходил в себя. Он глядел на закопченные иконы и его боевой дух грозил окончательно упасть. Поручик Слонов это тут же заметил и послал хозяйку за сидром.

— Жаль шампанского нет, — прошептал Адамсон.

— Да ну его в фопу! — неодобрительно отозвался о нем поручик. — Забудьте юнкерские годы, Столицу, первых смазливых девушек. Мы теперь все в дерьме и долго еще из него не вылезем! Так что, лучше успокоиться.

Поручик Слонов густо рыгнул. Адамсон нервно уставился на него, глупо улыбнулся, отрицая что-то помотал головой, и рыгнул тоже. Через минуту, проделав эту несложную операцию еще по одному разу, они с пришедшим Блюевым стали пить.

Сидра принесли много, кружки, которые они держали, казались огромными… В хате старосты с горечью оплакивали неудачный исход Отсосовского сражения и дальнейшие события, происходившие потом, нам ясны без их изложения, ввиду сходности с тем, о чем уже неоднократно рассказывалось в наших Хрониках.

54

Пора бы любезному читателю заглянуть и в другую хату — хату бочкаря Алехи, что стояла на отшибе, обнесенная плотной изгородью и окруженная раскуроченными пнями. Именно в ней находилась на постое неоднократно упоминаемая девица Наташа, внучка старого еврея- золотопромышленника, ныне, впрочем, покойного.

Проживая здесь без особой цели, без сгинувшего бочкаря Алехи, она пребывала за чтением революционных брошюр, сваленных на чердаке, и аристократическими беседами с подругами. Так она повзрослела и, несмотря на внешнюю красоту, становилась женщиной, теряющей легкость и юношескую привлекательность.

После сражения на равнине, сюда, как и в другие избы, ломились звереющие от испытанного ужаса гусары. Следуя приказу о разграблении, часть из них добросовестно протрясла этот дом, оставив в целости только стены и вымощенный пол.

Наташу никто не посмел тронуть, поскольку сюда же завалился поручик Забибуллин. Отогнав саблей солдат, он увел Наташу в леса. Подруги, пришедшие ее навестить, вскоре поплатились тем же — Забибуллин был как всегда ненасытен.

Пока Забибуллин ходил по лесам, хата досталась в распоряжение эскадрона контр-обер-офицера Каца, построившего не только первый в Империи Шлагбаум, но и еще в молодости прошедшего инструктором все корейско-израильские Фронты.

Епифан Кац был одним из немногих, кто пережил Отсосовский Запой. В безвременье остались ротмистр Яйцев, судья Узкозадов и адмирал Нахимович и другие пылкие и доблестные офицеры. Он больше всех, пожалуй, переживал об утраченном офицерском клубе госпожи Снасилкиной- Шестью.

Наверное поэтому Епифан Кац пустил слух о том, что в его хате открывается гусарская рулетка в духе лучших времен. Желающих поиграть оказалось не так уж много и все они пребывали в лице лучшего друга Каца, прибывшего из лесов поручика Забибулина.