Глава 20
*Ксения*
Попа на жестком столе, юбка задрана почти до… В общем, еще чуть-чуть, и он узнает, какого цвета у меня сегодня трусики. Глеб возвышается надо мной большой, опасной скалой. Уверенно захватывает меня в плен своих крепких рук.
Омуты его черных глаз лишают меня силы воли. Аура харизмы Глеба пропитывает все вокруг, забираясь под кожу несмываемыми чернилами, и, словно тату, оставляет на мне клеймо принадлежности.
«ЕГО», и больше ничья! Он смотрит на меня, затягивая все глубже и глубже в океан чувственного желания. А я, как завороженная, следую по неизведанному, но такому манящему пути к пропасти, падение в которую принесет мне массу удовольствия. Вот только расплатой за него будет мое разбитое сердце.
Я знаю это. Я боюсь этого. Я…
Я глубоко вдыхаю дурманящий аромат знакомого парфюма с активным акцентом брутального самца. Прохожусь кончиком языка по пересохшим губам. Непослушными пальцами цепляюсь за литые плечи Глеба, боясь сорваться в бездну только от жара большого прокачанного тела, от прикосновений крепких ладоней к оголившимся бедрам, от ритмичного стука сердец, бьющихся в унисон.
Дыхание сбивается, пульс зашкаливает, разгоняя по телу волны голодного желания. Мне стыдно за такое поведение, за то, что я безвольной карамелькой таю в его уверенных, наглых и таких упоительно ласковых руках. Мне сладко от того, как его губы невесомо скользят по контуру моего лица, прокладывая чувственную дорожку от ушка к подбородку. Замирают на краткий миг, и…
Мой мозг окончательно отключается, стоит Глебу накрыть мой рот требовательным поцелуем. Жесткие ладони ложатся на талию, сжимают ее до томительной болезненности. Властные губы сминают мои, не давая и шанса на сопротивление. Только безропотная капитуляция.
И я сдаюсь, подчиняюсь. Тону в омуте грешных желаний и сама не замечаю, как мои ладони медленно скользят вниз по вздымающейся в неровном дыхании груди Глеба. Через тонкий хлопок белой рубашки пальчики ощупывают стальные кубики пресса, ловя тактильный экстаз, а затем замирают в нерешительности на пряжке ремня.
В голове упоительный туман. Дрожь пробегает по телу, а растекающийся внизу живота влажный жар заставляет меня податься вперед. Подол задравшейся юбки больно впивается в бедра, и я недовольно выдыхаю легкий протест, елозя попой по столешнице.
Еле слышная ухмылка, а затем и вовсе ехидное замечание бархатным голосом над самым ухом, медленно, но верно возвращают меня с небес на землю.
— Сладкая… — шепчет он, все так же крепко держа меня за талию, — я не трахаюсь в стенах своего офиса. — Резкий рывок — и я уже стою на подкашивающихся ногах около все того же стола. — Да и, в принципе, в стенах какого-либо другого — тоже. — Язвительная улыбка расплывается на его губах.
Глеб умело оправляет на мне юбку, окидывает критическим взглядом мои растрепанные волосы, аккуратно заправляет за ушко выбившуюся из прически прядь волос и продолжает топтаться на моем самоуважении.
— И даже ради твоей аппетитной попки и моего желания услышать стоны твоего экстаза я не изменю данным правилам. Так что, моя голодная кошечка, придется тебе потерпеть. — Все так же самодовольно улыбаясь, он поддерживает меня за талию и разворачивается в сторону входной двери.
— Ненавижу, — цежу сквозь сжатые зубы, и следом слышится хлёсткий удар, а на щеке Глеба остается красный след от моей ладони.
Его лицо моментально каменеет. Глаза заволакивает тонкой коркой льда, а по моему телу пробегает озноб. Глеб прикладывает ладонь к пострадавшей щеке, потирает ее, не спуская с меня опасного льдистого взгляда. Я растираю ушибленную ладонь и почти не дышу в ожидании вердикта.
— Никогда больше не смей так делать! — грозно предупреждает он.
— Иначе что? — зачем-то нарываюсь я.
— Иначе не посмотрю на место и обстоятельства, перекину через колено, спущу твои миниатюрные кружевные трусики и оставлю на аппетитной попке отпечатки своих ладоней, — бархатным, искушающим голосом выдыхает он, будоража двоякие ощущения — испуга и желания.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Сглатываю ком наваждения. На миг прикрываю глаза и делаю глубокий вдох. Боже, что со мной?! Отчего рядом с ним я превращаюсь в сексуально озабоченную мартовскую кошку?
— Ненавижу тебя! — медленно и очень тихо, больше для себя, вновь выдыхаю я.
— Врушка! — веселится Глеб, касаясь губами моего виска. — Пойдем знакомиться с фронтом твоей работы. Лена уже, наверное, заждалась.
Я — врушка?
Да.
Наверно, так и есть.
Ведь я вру сейчас даже самой себе, стараясь прогнать прочь все то наваждение, что отравляет мой разум. Стоит только нашим путям пересечься в одной точке, и мир вокруг словно перестает существовать, теряет краски и очертания, оставляя меня один на один с невозможностью сопротивляться его харизме.
И я обманываю себя, ища пути сопротивления этой коварной притягательности. А иначе…
Иначе я увязну в этом мужчине, позволив ему разрушить мою жизнь.
А он это сделает, как только наиграется. Приручит и бросит.
Вдох — выдох…
Мы все еще стоит на месте, не сдвинувшись ни на миллиметр. Мое тело все еще прижато к мощному торсу Глеба, его властные руки крепко держат меня за талию, и дыхание наше сливается в одно.
Мои губы до сих пор саднит от жесткости его поцелуя. Глеб словно заклеймил меня, нежно наказывая, порабощая и заявляя на меня свои права. Непроизвольно провожу по ним подушечкой указательного пальца, пытаясь стереть фантомное ощущение томительного желания все повторить.
В голове полный кавардак, и тело мое — как желейная конфетка, оставленная на жарком солнце: такое же зыбкое и податливо-безвольное.
Вдох — выдох…
Бессмысленные попытки вернуть свой разум в рамки делового сотрудничества обрываются тихим голосом Глеба.
— Пяти минут тебе хватит?
Смотрю на него удивленным взглядом, медленно пытаясь сообразить, о чем меня спрашивают и что он вообще имеет в виду.
— Вон там ванная комната. — Он ловко разворачивает меня спиной к себе и подталкивает, указывая рукой на дверь между книжных стеллажей. — Приведи себя в порядок.
— Спасибо, — все, что могу сейчас сказать.
Дергаю дверную ручку, нервно распахивая деревянное полотно, и быстро ныряю в небольшое помещение. Плотно прикрываю за собой вход, уловив краем ухо добродушный смешок. На полную мощь откручиваю вентиль с холодной водой. Подставляю под нее ладони и замираю, глядя на свое отражение. Зеркало не лукавит, искренне «радуя» меня затуманенным взглядом, алеющими щеками и припухшими от поцелуя губами с размазанным по ним блеском.
Руки ломит от холода. Стряхиваю с них лишние капли и прикладываю ладони к лицу, горящему огнем стыда и нарастающего гнева.
Гнева на себя — за слабость, на Глеба — за его альфа-эго и за то, как оно на меня влияет, на всю эту дурацкую ситуацию с отцовской фирмой, на… Да много еще на что!
Пять минут… у меня всего пять минут на то, чтобы вернуть себе способность здраво мыслить и напомнить, для чего я здесь и кто такой Глеб Сергеевич Шумский.
Еще несколько леденящих процедур для моих пылающих щек. Краска спадает, и теперь я даже бледнее обычного. Распускаю высокий «хвост» и позволяю волосам свободно рассыпаться по спине и плечам, провожу по губам кисточкой из тюбика с ярко-алой стойкой помадой, подправляю чуть подтекшую тушь и достаю из закромов памяти маску безразличия ко всему происходящему. Она мне всегда плохо удается, я и пользоваться-то ею не умею, но сейчас пришло время учиться.
Вдох — выдох…
— Я готова, — как можно спокойнее и увереннее произношу, выходя из ванной с высоко поднятой головой. — Где непокоренный фронт работы?
Почти воин. Почти получается.
Для верности сжимаю кулачок, впиваясь ногтями в ладонь, посылая сознанию легкую отрезвляющую боль.
В приемной, оформленной в тех же тонах, что и кабинет начальника, за большим рабочим столом нас ожидает девушка лет на пять старше меня, с точеной фигуркой, правильными чертами миловидного лица и искренним дружелюбием в больших карих глазах.