Я не могла не задать вопроса, который терзал меня с тех пор, как я впервые встретила Ройса.
– Ну, а что же ты все-таки здесь делаешь, Ройс?
Он колебался всего минуту, а потом притянул меня к себе и поцеловал.
– В данный момент я пытаюсь соблазнить одну молодую женщину с большим будущим в кантри-музыке, если то, что я слышал, правда. Ведь «Ты так одинок» стала повсеместным хитом, так?
– Ну, не очень-то это большой хит, хотя Харрисон говорит, что теперь моя следующая песня тоже может пойти.
– Рад за тебя. Но в данный момент я хочу узнать тебя с другой стороны.
Я не могла запретить ему сделать то, чего я хотела точно так же, как и он. У меня просто не было причин сказать «нет» этому мужчине, перед которым просто невозможно было устоять.
Да и потом, я ведь была влюблена. Когда-нибудь это все равно должно произойти, так почему не с Ройсом?
Потом он был очень нежным и вытер слезы, катившиеся по моим щекам, хотя я даже не заметила их.
– Прости, любимая. Я бы ни за что не сделал тебе больно.
Он целовал меня снова и снова и шептал те нежные слова, которые каждая женщина хочет услышать в такой ситуации. Я обняла его и закрыла глаза от лучей заходящего за гору Дайаны солнца.
– Я просто не могу поверить тому, что ты мне говоришь, Фэйбл. Ты не едешь с нами в Атлантик-Сити, не собираешься быть с семьей в самый важный день в жизни твоей сестры?
Яичница с беконом застряла у меня в горле и не хотела двигаться дальше.
– Я только что сказала тебе, папа. Когда я вернулась вчера…
– А где ты была, кстати? Мать сказала, что ты не придешь к ужину, но я не слышал, чтобы ты вообще возвращалась этой ночью.
– Да, меня не было. Но я уже взрослая, черт возьми!
– Не ругайся, Фэйбл. А теперь все же скажи мне, почему ты считаешь, что ты не можешь поехать со своей семьей и быть с нами вместе там, где произойдет самое, может быть, важное событие в жизни твоей сестры.
Я раздраженно бросила на стол салфетку.
– Да я пытаюсь тебе объяснить, черт возьми! У меня тоже есть своя жизнь, хотя никто из вас этого еще не заметил! И завтра на десять часов утра у меня назначена запись. Вот о чем был этот звонок. Харрисон хочет, чтобы мы все это закончили вовремя, чтобы выпустить пластинку до июньской ярмарки. Он считает, что одна моя новая песня имеет все шансы на то, чтобы…
– Харрисон?
– Харрисон Джад. И нет, ты его не знаешь, так же как не знаешь никого из «Мьюзик Роу», потому что они не записаны в твои идиотские клубы или…
Я встала и налила себе еще чашку кофе, выплеснув почти половину на льняную скатерть, когда садилась обратно за стол. Глаза у меня покраснели от бессонной ночи, я это знала. А звонок Харрисона Джада в восемь утра разбудил меня вскоре после того, как мне все же удалось уснуть. Отец внимательно разглядывал меня, прищурив глаза. Интересно, что бы он сказал, если бы я сейчас дала ему правдивый отчет о том, как его младшая дочь провела сегодняшнюю ночь?
– Да ладно, не важно. Я просто не могу поехать, вот и все. Селесте на это наплевать. Маме тоже. Я им никогда не была нужна. Как, впрочем, и тебе.
– Значит, ты думаешь, что твоя ничтожная карьера в этой кантри-музыке важнее, чем возможность твоей сестры завоевать самый главный титул Америки?
Я посмотрела отцу прямо в глаза и сказала самым медленным, самым холодным и самым ядовитым тоном, на который только была способна:
– Для меня – да. А вообще-то, я бы и кусочка конского навоза не дала бы за тот титул, который вы с Селестой считаете таким уж архиважным!
Следующий поступок отца был просто беспрецедентным. Он встал со своего места, аккуратно положил на стол свою салфетку и, обойдя стол, подошел ко мне. Пощечина звонко прозвучала в огромной комнате. Я и сейчас не могу сказать, кто тогда так испуганно полувздохнул, полувскрикнул – отец, я или Азалия, которая входила в этот момент в комнату с тарелкой свежих тостов.
Я только знаю, что когда я медленно поднялась со своего места, не сводя глаз с отца, я почувствовала непреодолимое желание остановиться у портрета моей прабабушки Дайаны Деверо. Эта картина одного заезжего «домашнего художника» всегда казалась мне более живой, чем что-либо в этой официальной, холодной гостиной.
– Ты видела? – сказала я женщине, смотревшей на всех нас с увековеченной безмятежностью. – Твой отец был безродным игроком-ирландцем, но я готова поспорить, что он ни разу не ударил тебя и не относился к тебе как к грязи под ногами… – Мои слова замерли в воздухе, когда я увидела в дверях призрака.
– Как вам это нравится? – спросила Селеста, грациозно демонстрируя платье, которое было точной копией наряда с портрета. – Я решила провести небольшую репетицию своей роли в конкурсе талантов Южанка в сценах войны.
Подходя к буфету, сестра поцеловала отца и погладила меня по щеке.
– Еще раз доброе утро, папа дорогой. Фэйбл, ты выглядишь немного разгоряченной. Мне правда очень жаль, что ты с нами не поедешь. Эти яйца свежие, Азалия?
– А как же твоя арфа?
– А что с ней?
Селеста аккуратно откусила кусочек тоста.
– Разве ты не собираешься играть на арфе на этом конкурсе?
Мне хотелось просто визжать, а я говорила спокойно, как это ни странно.
– А, да.
Она откусила крохотный кусочек бекона, на мой взгляд, слишком громко.
– Это тоже будет в скетче – наша прабабушка играет, чтобы успокоить женщин. Я подумала, может быть, использовать эту песенку «Ох, бренди», которую она пела в те времена. Конечно, если ты меня научишь сегодня после завтрака, Фэйбл.
Они все смотрели на меня, ожидая ответа: отец – со своей кривой усмешкой, Селеста – с крошками тоста, прилипшими к ее красивому рту, который все еще громко жевал бекон, и я – с ярко-розовым отпечатком ладони отца на щеке. Я глянула на Дайану и засмеялась.
– Ты не против поделиться своей старой песенкой? Я к тому, что ее, конечно, будут использовать не по назначению, но, если ты не возражаешь…
Селеста засмеялась.
– Фэйбл, слушай, ну ты совсем сумасшедшая; разговариваешь с портретом. Папа, ты когда-нибудь такое видел?
Мой отец даже не улыбнулся.
– Твоя сестра в последнее время вообще ведет себя… необычно.
Он потрепал сестру по щеке.
– Репетируй песню, дорогая, и заканчивай собирать вещи. Увидимся позже.
Он даже не посмотрел на меня и не произнес ни слова в мой адрес, что меня очень устраивало.
Если бы мы с Селестой были сестрами в лучшем смысле этого слова, мы очень многим могли бы поделиться друг с другом. Я думала о том, что произошло между Ройсом и мной. Как бы хотелось рассказать какому-нибудь близкому человеку обо всех тех чувствах, которые сопровождали меня в первое путешествие во взрослый мир секса.