– Я слышал о том, что они очень красивые, но никогда не получал приглашения, чтобы прийти и удостовериться самому. Слышал, ваш отец не очень-то жалует новичков.
Я удивленно посмотрела на него. Медленная, протяжная речь, спокойный вид человека, который никогда никуда не торопится, явно не соответствовали портрету янки, к которому я привыкла.
– Вы с востока?
– Из Нью-Йорка, если вы это называете востоком. Я называю это «сточной трубой». Даже после того, как я закрыл свое дело, я не сразу смог оттуда выбраться.
– У вас было дело в Нью-Йорке?
Я все еще пыталась сложить вместе части мозаики. С самого начала Ройс был для меня загадкой, и, думаю, это одна из причин, почему я влюбилась в него так сильно. Содержание мозгов всех знакомых мне парней было выбито у них на лбах, – ну, за исключением моих знакомых музыкантов.
– А что же вы делаете здесь?
– Ищу какую-нибудь землю, в которую можно вложить деньги. Попытаюсь вернуться к основам, потерянным в этой кутерьме. – Ройс посмотрел вокруг, на огромные поля, являющиеся собственностью Монкера.
В это время Гэмблер почувствовал запах родной конюшни и повернул в том направлении.
– А тут красиво. Хорошо, когда имеешь свои корни!
Он прикрыл глаза от солнца и показал на гору Дайаны.
– Я видел вас там наверху однажды поздно ночью. На вас была такая странная сорочка, знаете, как в старину носили. А ваши волосы развевались на ветру…
У меня по спине пробежал холодок, но не от того, что солнце внезапно скрылось за горой моей прабабушки, а от упоминания о сорочке, от описания женщины на горе, а также от того, что у меня вообще нет ночной сорочки (я сплю голая) и я никогда не поднималась на гору ночью!
Наша повариха-негритянка очень суеверна, и она говорит, что, если кто-нибудь увидит привидение Дайаны на горе, это значит, что Монкеру грозит беда.
– Эй, вы в порядке?
Я выдавила улыбку, хотя думала только о том, что только что сказал Ройс. Может быть, это Селеста выходила на ночную прогулку? Но знала, что это не так. Моя сестра не выходит ни на какие прогулки, кроме своих ежедневных пробежек. Кроме того, она не раз заявляла, что эта старая гора полна привидений.
– Я… мне просто немного жарко от езды. Азалия будет искать меня и волноваться. Знаете, я лучше поеду домой.
Мне не хотелось уезжать от него, но зеленые глаза смотрели на меня с любопытством, и я не хотела, чтобы оно перешло в критическую оценку моей далеко не идеальной фигуры.
– Так, а что же произошло с тем знаменитым южным гостеприимством, о котором я так много слышал? Могу я проводить вас до конюшни, помочь вам расседлать лошадь?
– Нет, правда, не надо. Мой отец не любит, если я принимаю гостей, когда мамы и его нет дома. Он немного старомоден в таких вещах.
Но когда я уже собралась пустить Гэмблера галопом, Ройс взял мои поводья.
– Все правильно, конечно, просто вы мне показались взрослой молодой леди. Может, прокатимся вместе завтра утром? Мне бы хотелось, чтобы вы показали мне здешние места. Ну, и я ведь ваш сосед, в конце концов.
Его улыбка растопила все у меня внутри до самых ботинок, и я только и смогла кивнуть.
– Вы рано встаете? Скажем, в семь тридцать, пока еще не жарко?
Я кивнула. Моя семья не вернется раньше, чем через два дня. Папа никак не сможет узнать, что я нарушила одно из его правил – не встречаться с мужчинами, пока родителей нет дома, и они не могут присутствовать при этих встречах. Кроме того, что плохого в том, чтобы покататься с человеком, который явно чувствует себя одиноким и к тому же считает, что ближайшие соседи не оказали ему должного приема.
Я чувствовала на себе его взгляд, пока ехала к конюшне, и, перед тем как скрыться в ней, повернулась и помахала ему. Тэд Уилкинз, который дрессирует наших лошадей, чистил лошадь Селесты после тренировки. Я дала ему расседлать Гэмблера, чего я обычно никогда не делала.
– Заболели чем-нибудь, Фэйбл? – спросил он, глядя на мои пылающие щеки.
Я покачала головой. Но я-то знала: да, я «чем-нибудь» заболела, но домашние средства Азалии мне не помогут.
У меня начинался тяжелый период любви с первого взгляда.
Любой, кто вырос на юге, скажет вам, что сердце любого дома – это кухня. Сколько я помню, наша всегда была центром бешеной активности по приготовлению всяких вкусностей, включая консервирование, соление, копчение и так далее.
Но в тот вечер на кухне было холодно и не было видно никаких признаков хоть какого-нибудь ужина. Все, что я сумела найти, – это чайник теплого кофе на плите. Я налила себе чашку, положила сахар и сливок и чуть не подпрыгнула, услышав из-за спины голос Азалии:
– Давай, давай, подзаправься этой сладкой бурдой. И добавь еще остатки того пирога, которым ты набиваешь себе живот с тех пор, как уехали родители.
Я чуть не задохнулась. Справившись с приступом, я посмотрела на эту негритянку, которая играла большую роль в моем воспитании.
– Азалия, ты же меня перепугала чуть не до смерти! Зачем ты спряталась в темноте? И где ужин? Я умираю от голода и не вижу ничего, чем бы можно было хотя бы перекусить.
Азалия взяла мою чашку и вылила из нее кофе. Потом взяла с плиты чайник и снова налила мне черного луизианского кофе, но уже без всяких добавок. Она могла бы показаться мне комичной в своей розовой сеточке, обтягивающей коротко постриженные курчавые седые волосы, но я не смеялась. Выражение лица Азалии было таким же суровым, каким всегда становилось, когда она собиралась прочесть мне очередную лекцию.
– И не будет ничего, кроме чашки бульона!
Она налила себе кофе и села напротив меня за стол.
– Посмотри на себя. Ты только посмотри на себя! Каждый раз, когда они уезжают, ты начинаешь бродить вокруг, как лунатик, есть все, что попадется на глаза, жалеть себя. И ничего не делаешь ни с лицом, ни с волосами, ни с одеждой. Ты только посмотри, что ты носишь! Как будто собралась на петушиный бой! Слушай, я помогала тебе родиться вовсе не для того, чтобы увидеть, как ты катишься неизвестно куда!
– Азалия, ты сердишься на меня за что-нибудь?
Я была удивлена. И обижена. Азалия всегда давала мне понять, что я могу делать все, что угодно (только не убивать людей), и это будет правильно. Даже Селеста всегда завидовала тому, как Азалия относится ко мне.
– Я не хотела задерживаться так поздно, но я каталась и…
– Я не злюсь на тебя за то, что ты катаешься на этой своей лошади, и я не злюсь на тебя за то, что ты так поздно задержалась. Я злюсь из-за массы вещей, но не на тебя.
Азалия налила нам еще кофе и достала свою помятую пачку сигарет, что означало, что сейчас она переходит к самой сути дела.
– Я видела, как ты слонялась вокруг с этим парнем, который переехал сюда недавно.