Читать интересную книгу Экстрим - Прист Кристофер

Поступив на работу в Отдел, Энди Саймонс сразу же взялся за подробный ретроспективный анализ дела Штюрмера. Он выбрал это дело по той причине, что люди, к нему причастные, были еще в большинстве своем живы и он мог допросить их заново, с учетом всей имеющейся информации, а затем при помощи новейших методик использовать полученные данные для построения схемы психоневральных связей между всеми прямыми участниками инцидента.

К примеру, жена одного из убитых показала под присягой, что часто видела Штюрмера в некоем баре, где работала тогда официанткой. Эти показания не были оглашены на суде, потому что окружная прокуратура сочла их не имеющими отношения к убийствам. Не было ни малейших намеков на то, что Штюрмер знал эту женщину или хотя бы единожды обратил на нее внимание, и уж тем более — что он узнал в ней жену одного из «фордовских» рабочих, занятых в одну с ним смену. И при всем при том с позиций Отдела психологии преступлений здесь усматривалась очевидная связь между Штюрмером и одним из людей, им убитых.

От той же самой несчастной женщины прорисовывались еще две связи. Во-первых, она была знакома с хозяйкой меблированных комнат, где жил Штюрмер.

Второе и весьма примечательное: она и ее муж переехали в Детройт примерно в то же, с точностью до нескольких месяцев, время, что и Штюрмер. По традиционным следственным методикам такой обрывок информации был бы сочтен ни к чему не имеющим отношения, однако при построении психоневральных связей он оказывался очень важным. Переселение убийцы или его жертв, или как одного, так и других, было повторяющимся мотивом истории множественных немотивированных убийств.

Без всяких сомнений, преступник имел десятки связей с людьми, которые не стали потом его жертвами, а потому легко подумать, что эти маловажные связи почти ничего не добавляют к картине, создаваемой традиционными методами следствия. Однако это дело было, в терминологии Отдела, парадигматическим: за Штюрмером тащился шлейф правонарушений все возрастающей серьезности, незадолго до инцидента он переселился из города в город, он жил и работал в непосредственной близости к своим будущим жертвам, все завершилось множественным немотивированным убийством.

Последовало несколько лет работы, параллельно которой Энди Саймонс исполнял в Бюро свои обычные обязанности агента.

Отдел намеревался не больше и не меньше как создать сводную базу данных по тяжким преступлениями, совершавшимся в США, с особым упором на то, что на первый взгляд представлялось непредумышленными срывами, убийствами людей, «подвернувшихся под горячую руку», пальбой куда попало из мчащегося автомобиля или случайными встречами с серийными убийцами.

Если подлежащие структуры насилия и выявлялись, то весьма смутно и ненадежно — что сильно подрывало авторитет Отдела в глазах остального Бюро. Хотя никто из участников работ никогда не говорил, что их главная цель — предсказывать вспышки насилия, все вокруг, конечно же, были в этом уверены. Оперативники других отделений считали очень забавным позвонить в Фредериксбург с докладом, что мы вот раскрыли только что очередное дело, так не дадите ли вы нам исходные установки по следующему. Впрочем, со временем эта шутка стала приедаться и звучала все реже и реже.

Агент Саймонс, на которого взвалили помимо всех прочих дел обязанность давать серьезным, официальным посетителям Фредериксбургского управления доступные им разъяснения, описывал цель, которой служат математические модели, как «предчувствие больного места».

Отдел, говорил Саймонс, работает с географической, экономической и социологической информацией. Со временем он научится улавливать тренды, предсказывать ареалы, в которых вспышки насилия наиболее вероятны. Значительная часть этих результатов могла быть получена традиционной обработкой данных, собираемых полицией и Бюро, что тоже ставило под сомнение уникальные возможности нового психологического подхода, однако Отдел упорно стоял на том, что по мере накопления собранной информации точность прогнозов будет быстро увеличиваться.

Как не раз признавался Энди Терезе, суровая реальность состояла в том, что на построение более-менее точной картины социальных и прочих условий, способствующих нежелательным явлениям, уйдет лет десять, а то и пятнадцать, однако никакое, пусть и самое изощренное, математическое моделирование никогда не сможет учесть расхлябанность и ненадежность человеческой природы.

Сотрудники Отдела внимательно следили за тем, что происходит в мире, собирали максимум информации обо всех событиях, представлявших для них интерес, а затем строили в первом приближении психоневральные схемы, однако Соединенные Штаты уверенно держали мировое первенство по преступности, и именно отсюда поступала большая часть информации.

Вот такой-то работой — будничной, кропотливой, не дающей надежды на быстрый успех — занимался Энди Саймонс, когда на юге США, к западу от Форт-Уорта и к северу от Абилина, медленно вспухало то, что на жаргоне Отдела называлось психоневральной особенностью.

Жители этой части техасского «сковородника» традиционно занимались фермерством и скотоводством; кое-кто из них зарабатывал много, а большинство — мало. В пятидесятые годы ей прилепили ярлык НПР — Низкое Промышленное Развитие, — не обеспечив, однако, работающим там корпорациям никакого стимулирования ни на федеральном, ни на местном уровне. Еще там добывали нефть, но в количествах довольно умеренных. И вот в начале восьмидесятых туда потянулись производители компьютеров и микрочипов, привлеченные дешевой землей и низкими налогами. Затем последовал приток среднего класса, нараставший вплоть до середины десятилетия, а стремительный рост цен на нефть вознес ни шатко ни валко перебивающийся штат на вершину процветания.

С точки зрения Отдела массовое переселение было первым шагом к созданию криминогенной обстановки. К концу десятилетия, когда цены на нефть упали и во всей земельно-налоговой макроэкономике сместились акценты, процветающая компьютерная промышленность вошла в стадию ужимания и реструктурирования, отбрасывая тем самым значительную часть благополучного среднего класса вниз, на грань нищеты. Процесс вошел во вторую стадию.

Вскоре северную часть Техаса захлестнула волна преступлений, в том числе и наиболее тяжких: нападение с причинением тяжких телесных повреждений, изнасилование, вооруженное ограбление, убийство. К началу девяностых она превратилась, в терминологии Отдела, из статистически пренебрежимой в статистически острую.

Энди Саймонс и его команда все чаще навещали район Абилина, контактируя с местной полицией и региональным управлением Бюро. Стараниями Энди и он, и его команда постоянно имели новейшую информацию о численности полиции, количестве и структуре совершаемых преступлений, огнестрельном оружии, находящемся в личном владении, суровости приговоров, выносимых судами штата, и местной политике в области досрочного освобождения.

Поэтому трудно считать такой уж случайностью то, что Энди Саймонс оказался в Абилине третьего июня, в день, когда человек по имени Джон Лютер Аронвиц подогнал к церкви пикап, где лежала вся его коллекция оружия, готовая к употреблению.

Глава 13

— А вот вам. Ник, вам доводилось когда-нибудь стрелять?

Ник пытался уравновесить бутылку на стеклянном дозаторе, этой самой штуке, которой британские бармены отмеряют свои смехотворно крошечные порции. Услышав вопрос, он на мгновение замер, а затем прервал увлекательное занятие и повернулся к Терезе. Тереза опять сидела на высоком табурете, ее руки лежали на полированной деревянной стойке, пальцы сомкнулись вокруг стакана, не дотрагиваясь до него.

— Нет, — качнул головой Ник. — А почему вы спрашиваете?

— И никогда не хотелось?

— Нет.

— И сейчас не хочется?

— Вопрос чисто академический. В этой стране огнестрельное оружие запрещено.

— У нас, в США, его тоже пытались кое-где запретить. Без толку. Люди едут в соседний штат и покупают там все, что душе угодно.