Читать интересную книгу Пикник на Млечном пути - Ольга Володарская

Фаина после встречи с хозяйкой ее будущего жилья возвращалась домой окрыленная. Но знала, нельзя показывать радости. Если мать почует, то начнет истерить – в лучшем случае орать, в худшем кидаться предметами. Выламывать себе руки и хлестать по лицу Фая больше ей не позволяла. Она была сильной девушкой, с хорошей реакцией. Поэтому вырывалась и уклонялась. Но мать была изобретательна. Желая нанести физический вред, хватала все, что под руку попадется, и кидала в Фаину. Однажды разбила ей губу тапкой на резиновой подошве, в другой раз – поставила фингал кружкой. А как-то едва не сломала ребро, оно треснуло, мать толкнула на девушку посудный шкаф.

Наученная горьким опытом, Фая старалась ходить по дому с постным лицом. Скрывать радость, хотя в ее жизни радости этой бывало ох как немного! В ТОТ радостный для нее день Фая так глубоко ее спрятала, что не откопать. Но это не помогло. Когда она вошла в квартиру, мать ее поджидала у дверей.

– Ты где шлялась? – зашипела она. И морда… не лицо, а именно морда, такая как у крысы, которую загнали в угол, и она готова броситься.

– На работе задержалась, – как можно спокойнее ответила Фая. – Устала.

– Врешь! Все время врешь! – И кинулась-таки. Хорошо, что Фаина успела отпрыгнуть. – Я знаю, где ты была! – перешла на визг мать. – Сбежать решила, бросить меня. Неблагодарная тварь! Я тебе отдала всю себя. Недоедала, чтоб ты жрала от пуза, замуж из-за тебя не вышла, на пенсию ушла в сорок пять, чтоб заниматься с тобой, дурой! Как бы ты в институт поступила, если б я тебя не натаскивала по всем предметам? Да, ты кого-то ублажила, чтоб тебя зачислили, это я знаю, но без элементарных знаний даже сосалку не возьмут в вуз. А кто дал тебе знания? Я!

Все это было неправдой. Чудовищной! Но Фаина давно перестала возражать. Какой смысл?

– И вот когда я стала старой, больной, я тебе не нужна? – продолжала бесноваться мать. – Отдавать свой дочерний долг не думаешь?

– Мама, успокойся, – попыталась утихомирить женщину Фая. Но ту было не унять.

– В гробу успокоюсь. Ты этого хочешь? Чтоб я сдохла поскорее? – Она дернула рукой, но не за тем, чтобы нанести Фаине удар. Она полезла в карман своего балахона, достала газету. – Что это? Скажи мне правду, дрянь?

То была газета с объявлениями. Та самая, в которой Фая искала для себя жилье. Там было и то, на которое она откликнулась, обведено маркером.

– Меня попросила коллега поискать для нее жилье, – попыталась выкрутиться Фая.

– Лгунья! Ты хочешь съехать! Бросить меня, инвалида, подыхать!

И тут Фаина не выдержала:

– Да на тебе пахать и пахать, – рявкнула она. – Отвали от меня, ведьма! Да, я съезжаю. Видеть не могу тебя больше…

Лицо матери изменилось. До этого было просто злобным, а теперь на нем еще проступило недоумение, а затем возмущение.

Бунт на корабле?! Презренные рабы, ослушавшиеся капитана, вместо того чтобы безропотно понести заслуженное наказание, вздумали протестовать? Чего не делали никогда! Да как они посмели?

– Я пошла собираться, – проговорила Фаина. Естественно, сегодня и даже завтра ее никто не вселит, но можно и на вокзале перекантоваться. Теперь уже все равно где. Главное, не дома.

– Стой! – Мать выпростала вперед худую руку в жилах даже не синих, а черных. Жилы выступали и походили на лианы-паразиты на сухом, умирающем дереве. – Ты не уйдешь от меня.

– Еще как уйду. – И направилась в комнату.

– Тварь неблагодарная! Никчемная, тупая, уродливая! Не зря от тебя родная мать отказалась!

Фаина замедлила шаг. Остановилась. Обернулась.

– Что ты сказала?

– Правду, наконец-то! Твоя настоящая мать бросила тебя. Оставила в роддоме. Ей не нужна была такая, как ты. Я пожалела тебя, страшненькую, больную, с почечной недостаточностью, с глазами в ячменях, гниющей пуповиной, сыпью по всему телу. Ты говорила, что не помнишь себя до четырех лет. А почему? Потому что я тебя все эти годы лечила. Таскалась по больницам, выхаживала. Не свою дочку – чужую. А потом в строгости держала, потому что боялась, как бы не взыграли гены…

– Какие гены? – тупо переспросила Фая. Она пока ничего не понимала. Вернее, информация впиталась, но не усвоилась.

– Кто бросит ребенка? Пусть и больного? Шваль! Алкашка или наркоманка. Проститутка, тоже вероятно. Главное, имя какое – Дора!

– У моей матери?

– Твоя мать – я! А она так… утроба, которая тебя воспроизвела.

– Пусть так. Ее звали Дорой?

– Дорой Эленберг.

– Врешь… Ты все врешь, как всегда.

Мать ринулась к шкафу, в котором у нее имелось СВОЕ отделение. Секретер. Она запирала его на ключ, который всегда таскала с собой. Стянув с шеи веревку, на котором он болтался, мать отперла замок. В секретере не оказалось ничего интересного. Старые фотографии и какой-то хлам. Среди бумаг мать нашла резинку с табличкой – такие надевают на ручки новорожденным.

– На, смотри, – мать протянула ее Фае.

Она взяла, стала рассматривать.

– Читай!

– Дора Эленберг. Дата рождения, рост, вес.

– Ну что, вру я? С твоей детской руки этот браслет. Ты все недовольна была именем своим, а так мою мать звали. Я в честь нее… тебя… чужую.

Фаине на самом деле не нравилось ее имя. Но когда она прочла в энциклопедии, что имя древнегреческое и переводится как «сияющая», успокоилась.

– Что молчишь? – подскочила к ней мать и отобрала резинку. – От стыда язык проглотила?

– Не ори, пожалуйста, – взмолилась Фая. Привычный ей мир рушился с треском и грохотом, а тут еще вопли матери… Так можно с ума сойти!

Фая обхватила голову руками, потому что ей казалось, что оживившиеся мысли пробьют черепную коробку.

Мать ей не мать!

Это ведьма… Старуха Изергиль… Не ее родительница.

Фаина сначала испытала облегчение. Это было первое, что она почувствовала. Какое счастье, что в ней нет ни единого гена этой кошмарной женщины…

Потом пришло недоумение. Как она, эта кошмарная женщина, могла пожалеть больного ребенка и взять его себе? Не было в ней жалости. Значит, она удочерила младенца, чтобы издеваться. Хотела иметь личного мальчика (девочку) для битья. Своего ребенка завести не смогла, вот и взяла чужого, брошенного…

И тут Фаю такая обида охватила, что слезы брызнули. Почему этим ребенком оказалась именно она? Чем она заслужила такое? Хорошие родители забирают своих деток, не то что больных – убогих, а у нее всего лишь были проблемы с почками да какая-то ерундовая аллергия…

В этот миг для Фаи самым страшным человеком на земле вместо матери стала Дора Эленберг.

– Ты ведь не уйдешь от меня? – вкрадчиво спросила мать. Она могла и так разговаривать, пусть и крайне редко.

– Теперь у меня еще больше причин это сделать.

– Что?

– Ты не любила меня никогда. Я думала, причина во мне. Что это я плохая, не достойная любви. А оказывается, дело в тебе. Это ты не способна на любовь к чужому ребенку!

– Я заботилась о тебе как о родной.

Фая отмахнулась. Зачем что-то объяснять? Мать все равно не захочет понять…

Нет, не так. Не сможет, даже если захочет. У нее мозги устроены не как у всех нормальных людей. Фая подозревала, что женщина психически нездорова. В молодости она была просто вспыльчивой, недоброй, властной, но с возрастом у нее не только характер испортился, но появились и, мягко говоря, чудинки. То есть болезнь прогрессировала. И Фая очень боялась, что она унаследует шизофрению (скорее всего, ее) от родительницы.

Теперь об этом можно не беспокоиться!

– Ах ты, курва, от матери отмахиваться вздумала, – возопила «Старуха Изергиль».

– Ты мне не мать!

Кто бы знал, с каким удовольствием Фая выкрикнула эту фразу. Но эйфория, охватившая ее на несколько мгновений, ослабила ее бдительность. И мать смогла изловчиться и нанести удар. Она хлестнула Фаю по губам. Как в детстве.

– Закрой свой поганый рот! – выкрикнула она.

Фае хотелось врезать ей. Ответить ударом на удар. Но она не смогла решиться. Она продолжала бояться матери. Робела перед диктатором, хотя уже, можно сказать, совершила революцию.

Фаина молча прошла в комнату, достала сумки и стала методично укладывать вещи. Она давно решила, какие именно возьмет с собой.

– Я не отпускаю тебя! – заверещала мать. – Уйдешь – прокляну!

– Плевать, – бросила Фая через плечо. В зеркале она видела мать и держалась настороже. Больше она не позволит ей прикоснуться к себе!

– Не дам тебе жизни! – бросила другую угрозу мать. – Буду в институт твой являться, на работу…

– Давай-давай, я тебя в психушку сдам. Она по тебе давно плачет.

Мать среагировала на это заявление мгновенно. Схватила горшок с цветком по имени Антонио и швырнула в Фаину. Та увернулась. Когда ее домашний любимец, пусть не животное, а всего лишь растение, грохнулся на пол, вылетел из своего домика-горшка и его стебли, как перебитые конечности, поникли, Фая схватила сумку, в которую уже успела напихать книг, и кинула в мать. Попала! Сбила с ног. Мать грохнулась на задницу и заверещала.