Понуро опустив голову, сидит Люцифер. Он не смотрит на меня, но я чувствую его смятение. Наши взоры на мгновение встречаются, и его лицо приобретает привычную надменность и равнодушие. Я слегка улыбаюсь ему и перевожу взгляд, краем глаза замечая, как его лицо вытягивается в ответ на мою выходку.
Пусть знает, что я повержена, но не сломлена!
Скамья подсудимых, ну здравствуй, сейчас я готова разговаривать даже с тобой. Смех сквозь слезы, или я сошла с ума…
В зал заходит Сатана — и все шорохи резко стихают. Я ге слышу, о чем он говорит и только смотрю на него, мечтая просверлить в дьявольской голове огромную дыру и превратить ее в бублик.
Я знаю, что он слушает меня, а мои мысли мешают ему вести свой монолог, и едва сдерживаюсь от зловредной улыбки. Пусть, у меня едет крыша, пусть, я обречена на смерть, но ты, подонок, меня запомнишь!
Прокручиваю в голове все самое развратное, самое непристойное и иногда ощущаю на себе взгляд черных глаз, которые с каждой моей пошлой фантазией становятся все краснее, а иногда уголки дьявольских губ слегка приподнимаются, давая понять, что он принимает мою игру. Игру, в которой заранее известен проигравший.
Но вот Сатана замолкает и смотрит на меня с… сожалением? Показалось. Мне неинтересно наказание, смерть есть смерть. Лучше бы я тогда сгорела на дьявольском ложе!
— Световая казнь, — последнее, что я слышу перед тем, как меня ослепляет яркая вспышка, лишая мыслей и рассудка…
Люци
Сколько эмоций боролись внутри меня, когда Вейлт шла к своему последнему месту пребывания, что становилось мучительно больно. Я боялся посмотреть ей в глаза, боялся увидеть их безжизненный блеск, боялся, что не сдержу эмоций, которые разрывали сознание.
Уже давно не казнили Земных, видимо, они отчаяннее держатся за свое существование, сдувая пылинки с наставников, чтобы те дали положительные характеристики при выпуске во взрослую жизнь. Они боятся нарушить правила и идти поперек привычных устоев небес. И только Кэтрин пренебрегла всем, чем только можно.
Вейлты определенно ломают систему небес! Сначала мамаша дослужилась до Архангела, теперь вот Кэтрин играет роль главной занозы. Вот только небеса не терпят поражения и сломают их в ответ! Сегодня решается судьба Земной, а завтра перемены коснутся Архангела, только до Вейлт-старшей мне дела нет. Сегодня казнят Кэт.
А теперь мне, сыну Сатаны, тошно до чертиков!
Сдирать кожу с людей в Аду — пожалуйста, варить их котле с раскаленной лавой — да легко, но видеть, как жалкая Земная смело идет на казнь — это действительно пугает!
Хотя, не такая она и жалкая, если даже в такой момент бросает всем вызов, сохраняя недюжее спокойствие.
Она улыбается, словно подбадривая мои же страхи, улыбается всему вопреки, сквозь страх в глазах, который легко можно принять за высокомерие, но меня не обмануть. Это не похоже на страх, скорее на пустоту и холодное смирение с неизбежным, необратимым.
Кэтрин умело вальсирует свой танец. Танец на собственных костях, пряча боль за слоем безразличия. Слишком спокойная, что мне становится не по себе, успокаивает только припухшее от слез лицо. Плакала, а как иначе?
Отец выбирает для нее каекум — казнь световой вспышкой, которая обладает той же уничтожающей силой, что и сжигание лавой, но проходит не так болезненно. Этот метод применяется в основном на падших ангелах, перед тем как они отправляются на землю отбывать свое наказание, тогда как демоны стираются с лица небес обжигающей лавой, чтобы продолжить вариться в адовом котле Сатаны.
Земных же казнят на усмотрение Верховного суда во главе с Верховным дьяволом, но люди умирают в любом случае, будь то казнь светом или огнем.
Чувствую, как сжимается сердце от одной мысли, что вижу последние минуты Кэтрин. Душа разрывается на мириады частиц, рассыпаясь песком в глаза. Это дьявольски невыносимо!
Вейлт стоит, не отрывая взгляда от Сатаны, не боясь его и не сопротивляясь. Вижу, как разгораются его глаза при каждом взгляде на Земную, так неужели она ему не безразлична? Тогда зачем весь этот фарс?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В голове всплывает образ Андреи Вейлт. Конечно, это было ударом по самолюбию почти всех ангелов и демонов — принять человека на такую должность, и если отец не хотел этим судом насолить новоявленному Архангелу, то я точно не понимаю его действий! Андреа ведь могла бы воспротивиться суду, но она даже не явилась посмотреть на свою дочь.
А вот я разве могу что-то изменить? Разве могу как-нибудь этому помешать? Нет. Никто не может даже предположить, в какой момент Земная обратится в прах — этот судный свет виден только тому, на кого его направляют.
И вот взгляд отца сосредотачивается на осужденной. Момент — и она падает на пол.
Закрываю глаза, не решаясь смотреть на размывающийся образ, но неожиданный гул заставляет меня передумать.
Размыкаю веки и под учащенное сердцебиение обнаруживаю, что Земная не исчезла!
Она жива?!
Сатана стоит в замешательстве, но удар не наносят дважды — таково одно из множества дурацких правил, которое впервые обрело силу и сейчас сыграло на руку девчонке. Похоже, составители свода законов даже не подозревали, что кто-то сумеет выстоять такому уничижительному напору.
Вот только все ли будет в порядке с Вейлт после этого?
По лицам присутствующих в зале видно, что они задаются таким же вопросом, и растерянный Сатана впервые позволяет обнажить свои эмоции — в его глазах смешивается беспокойство и… облегчение?
Но, что ждет Кэтрин дальше?
Кэт
Яркая вспышка, пронзившая насквозь, проникает в каждую клеточку. Нет страха перед болью, нет сомнений, меня просто облучают, наполняя тягучей ртутью нити капилляров, заполняют разъедающим светом.
Сильно жмурю глаза и последнее, что помню — глухой удар собственного тела о наливной пол…
Ужас. Бездна, темнота… Нарастающая боль истязает мое тело, вонзаясь сотнями острых иголок под кожу, режет, полосует, потрошит. Сквозь агонию жара приходит ненависть. Разве я должна что-то испытывать? Неужели и после смерти могу чувствовать боль? Просто прекрасно! Стану девочкой, вбивающей в себя гвозди или идущей на верную смерть ножей Ада!
А если меня просто не станет? Распадусь на молекулы и атомы, исчезнув на веки вечные. Наверняка так и будет, и тебе, Кэтрин, не вписать свою историю в книгу жизни, не оставить след, не испытать счастливые моменты, не познать смысл бытия. Тебя просто не станет.
Но что-то не дает мне покоя. Постепенно приходит сознание, и кажется, что я просто лежу с закрытыми глазами, но могу пошевелить руками и ногами, очень интересно…
Боль понемногу уходит, оставляя ноющее послевкусие в каждой полоске мышц, и я резко открываю глаза. Жива что ли? Жива!
Радость захватывает все естество, и хочется просто воспарить до небес! Неужели я выжила?! Но тут же понимаю, что передо мной знакомые темные стены без окон и дверей. Это что, день сурка, и я буду проживать треклятое событие раз за разом? Не дай Бог!
Пытаюсь встать, но движения даются тяжело, будто все кости превратились в желе, обтянутое кожей. Ужасное ощущение чем-то напоминает сны Сатаны, и может, именно поэтому я не напугана до смерти?
Но страх все-таки проникает в черепную коробку, устраиваясь там поудобнее и раздражая своим присутствием каждый рецептор. В голове бесконечно крутится один вопрос: почему я жива?
Время тянется слишком долго, рождая много мыслей и новые вопросы, оставляющие липкое чувство незавершенности, но протяжный скрип внезапно отворившихся невидимых дверей заставляет голову разом опустеть от гложущих дум.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
В душе появляется мерзкое чувство дежавю, разливая панику в крови, и если сейчас сюда зайдет тюремный охранник проводить на казнь, то я точно сойду с ума!
К моему удивлению, на пороге появляется куратор Мариус. Осторожной поступью он подходит ко мне, будто не веря, что я жива.
— Очнулась? — голос демона пропитан тревогой, на безупречном лице лежит темная печать усталости.