Читать интересную книгу И узре ослица Ангела Божия - Ник Кейв

Присмотревшись к собравшимся на крыльце жен* щинам, можно было легко заметить, что они стали несколько иными, чем раньше, или, вернее сказать, утратили некоторые из своих качеств. Длительная спячка дождливых лет слегка смягчила жесткие черты их лиц. Долгое ожидание выкорчевало из набожных душ то, что раньше пронизывало их насквозь своими корнями, отчего в глазах порою виднелся нездоровый блеск Разумеется, вместе с этим исчезла и благоуханная безмятежность, и самоуверенный взгляд, и ощущение избранничества… Короче говоря, твердая вера в высшее предназначение уже не определяла собою выражения этих лиц.

Дух Божий оставил укулиток.

Зато их стали чаще посещать смирение, стыд, со–крушение — проявление слабости духа.

В ожидании доктора женщины беседовали, и голоса их, тихие и усталые, были едва слышны за грохотом ливня и стуком башмаков.

— … запеленатая туго–туго и совсем синенькая! — сказала одна из женщин.

— Это пудет чюдо, если она вышивет… — отозвалась Ольга Холф, а Нена Холф, прижимая огромные мужицкие ручищи к затянутой в черное груди, добавила: — Совсем крошка!

— Укутанная в рубище Пророка! Подумайте только! — сердилась Уильма Элдридж.

— А на головке — священный венец Пророка, — вставила Хильда Бакстер, большая любительница приврать.

— Чушь! — взвилась расслабленная Уильма. — Полная чушь! Священный венец, еще чего скажешь…

И тут женщины разом замолчали, словно у них отнялись языки. Потому что дверь в приемную Дока Морроу отворилась.

На другой стороне дороги на лавочке сидел Юкрид. Он снял с ноги ботинок и вылил из него дождевую воду. Затем проделал ту же операцию со вторым ботинком. Оставшись босым, он положил ноги на скамейку и стал внимательно наблюдать за похожими на суетливые кляксы женщинами, усеявшими крыльцо докторского дома.

Он увидел, как дверь приемной открылась и как женщины, единодушные в своем внезапном онемении, столпились полукругом возле доктора. В руках доктор держал сверток, укутанный в чистое белое одеяло. Широко улыбнувшись, доктор что–то говорил слушателям, но ни одного его слова так и не достигло ушей Юкрида; они, как обычно, потонули по пути в шорохе дождевых капель.

Юкрид засунул ноги обратно в ботинки и, не в силах сдержать свое любопытство, осторожно побрел через дорогу. Он услышал радостные возгласы и, уже у самого крыльца, уловил последние слова в речи — доктора, которого невозможно было разглядеть за сутолокой.

— Это чудо Господне, что она жива… — и тут же слова доктора заглушило воркование и кудахтанье женщин, которые чуть ли не визжали от восторга и восхищения.

Нерешительно Юкрид поднялся по ступенькам, чтоб хотя бы краешком глаза посмотреть, что именно вызывает такую бурную реакцию собравшихся. Тут он снова услышал голос доктора: «…Осторожнее… не разбудите ее…», а затем, не сводя взгляда с крохотного розового личика, видневшегося из–под одеяла, Нена Холф взяла сверток у соседки, нелепо принялась покачивать его, что–то бормоча и мурлыча. Потом она повернулась и не глядя вложила сверток в руки Юкрида Немого.

Юкрид посмотрел на младенца, младенец посмотрел на Юкрида.

Пару секунд длилось молчание.

И оно взорвалось единодушным и тревожным криком женщин, до которых дошло наконец, что произошло. Юкрид стоял, охваченный паникой, с малышкой в руках, не в состоянии пошевелится.

И тут ребенок выпростал ручонку из пеленок и прикоснулся крошечным пальчиком с розовым ноготком к щеке Юкрида.

Хельга Вандерс выхватила ребенка из рук немого одним рывком своей лапищи, одновременно нанося по голове Юкрида меткие удары зонтиком. Нена и Ольга последовали ее примеру, и вскоре вся свора накинулась на мальчика, обрушивая удары зонтиков и тростей на его верткое тело.

Наконец Юкриду удалось вырваться. Он слетел вниз по ступенькам, упал в глубокую грязную лужу, снова вскочил и помчался под дождем вдоль Мэйн–ро–уд, прихрамывая, как побитая собака. Женщины не стали преследовать его: стоя под прикрытием навеса, они махали вслед беглецу своими зонтиками.

Опустив голову и сгорбившись, Юкрид брел под бушующим дождем, не глядя себе под ноги и не разбирая пути, спотыкаясь и поскальзываясь на скользкой и коварной дороге…

Прокладывая путь между луж и рытвин, он заметил слабую, но упорную тень, прилепившуюся к его ступням, и удивился так, как удивляется человек, который нашел вещь, которую считал потерянной навсегда. Он побежал вприпрыжку к себе домой, с изумлением замечая, что давно не виденная спутница прочно вцепилась ему в пятки. Выбежав за пределы города, Юкрид остановился, забыв даже, от кого и почему он убегает, настолько он был потрясен увиденным. Глядя остекленевшим взглядом себе под ноги, он ожидал, что тень вот–вот побледнеет и вновь исчезнет. Но этого не произошло: напротив, по мере того как Юкрид смотрел на черное пятно, оно становилось все темнее и гуще.

Охваченный тысячами противоречивых переживаний, немой прикусил губу и подавил рвущийся из груди всхлип. Он был настолько поглощен своими чувствами, что, ощутив вкус крови во рту, не сразу понял, откуда она там взялась, пока не увидел, как красная капля упала на грязную поверхность лужи и растеклась по ней.

«Эй, тень, похоже, у меня течет из носа», — подумал Юкрид. Он зажал пальцами ноздри и откинул голову назад. Так он и стоял с закрытыми глазами, пока не почувствовал тепло всей кожей лица. Тогда он открыл глаза — и чуть не ослеп от яркого света. Прищурив веки, он увидел над собой безбрежное синее небо, жаркое и безоблачное. В нем купалось солнце, огнедышащая сфера, сгусток великолепия, потрясающий голубые небеса своим сверканием.

Подставив лицо солнечным лучам, Юкрид впитывал жару. Он вслушивался в наступившую тишину, вдыхал грудью свежий воздух и любовался тем, как раболепно льнет к ногам новообретенная тень.

«Ты знаешь, что дождь кончился? В небе солнце. Дождь кончился. Ты это знаешь?» — сказал Юкрид своей тени.

Затем он услышал ликующие возгласы, доносившиеся из города, но ему надо было в другую сторону. Домой. Домой.

XXI

Дитё родилось, и прекратился дождь, и огромная черная туча уползла за горизонт подобно свинцовому занавесу, и люди долины узрели великолепие тверди небесной и величие солнца. И они подняли девочку к небу на руках, чтобы та первой ощутила теплое дыхание искупления и чтобы Бог увидел, что посланное Им во плоти знамение не осталось незамеченным, что двойное чудо понято человеками и никогда не будет предано забвению. Люди падали на колени, люди смеялись и рыдали, без устали восхваляя Господа и младенца. Они передавали с рук на руки хрупкий сверток, содержавший спеленатое чудо, бывшее воздаянием за их веру.

Они передавали сверток друг другу, и каждый из них поднимал младенца к жаркому ясному небу.

Книга вторая

БЕТ Шесть лет спустя

I

Прошло шесть лет. Шесть юных стрелков искали удачи. Шесть сосновых гробов для шести стрелков. Шесть миль кривой дороги за спиной. Шесть сломанных стремянок сложены крестом. Шесть плачущих вдов.

Шесть клочков холодной земли. Шесть воронов в небе, шесть теней на траве. Шесть тонущих лун. Шесть ран.

Шесть швов. Шесть сломанных костылей в дорожной грязи.

. « Так пролетели мои весенние годы, Шесть плетеных корзин.

И начались годы юности моей.

II

Ночь опустилась внезапно на маленькую долину, и луна впилась в небо, как кривой клык, как позолоченный серп, запущенный меткой рукой по–над ночными горними пастбищами. И между кедровых бровей, сомкнувшихся вокруг с востока и запада, вырвалось во влажную ночь слаженное и трескучее свиристение миллионов цикад. И так же внезапно смолкло, и тогда тяжко нависло над долиной зловещее молчание, поту» стороннее и тревожное. В лунном свете видно было, как ленивый зефир колышет в полях богатый урожай, как он гоняет по почти пустым улицам пыль и кольца дыма. А то иногда принесет из парка запахи цветущей лаванды, лилии или персика, сосны или крыжовника и закружится вихрем на Мемориальной площади, шурша сухими листьями, танцуя с пылью на гробнице мученика и пророка. А потом затихнет у ног мраморного ангела, и тогда луна в небе станет зловеще–алой, словно обагренная пролитой кровью.

Чудовищный ангел, освещенный установленными у подножья постамента прожекторами, вырисовывается как призрак на фоне черного, словно театральный задник, небосвода. В руке ангел сжимает приготовленный к жатве серп, словно ожидая лишь знака, чтобы опустить его на маленькую девочку, сидящую на каменных ступенях.

При крещении девочке дали имя Бет.

Босая Бет сидела на нижней ступеньке, обхватив руками колени. Просторное белое ситцевое платье скрывало ее худенькую фигурку. Положив подбородок на колени, погрузившись в себя, она шевелила пальчиками ног в пыльном гравии дорожки, ведущей к подножию монумента. Казалось, что это данная возвышавшемуся над ней ангелу призрачная спутница в белом одеянии.