Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лолита зевает и кивает.
Гумберт. Виноградной? Вишневой?
Лолита. Вишневой. Нет, возьми виноградной. Зевает.
Просторный внутренний двор, залитое неоном безлюдное пространство.
Гумберт бредет к автомату с напитками, что стоит перед входом в отельную контору. Монета. Бутылка. Повторение фокуса. Он откупоривает обе бутылки.
Голос пожилого мужчины. У миссис жажда?
Это глуховатый пожилой отец управляющего мотелем; он сидит и курит в темноте.
Гумберт. Прошу прощения? Старик. Женщин частенько мучит жажда. Гумберт. Это моя дочь… Старик. Как вы сказали? Гумберт…захотела воды.
Старик. Нет, спасибо, очень мило с вашей стороны.
Гумберт (после короткой паузы). Что ж, спокойной ночи.
Старик. Вот и моя жена была такой же — но она предпочитала пиво.
Смешок, шамканье, кашель во тьме. Гумберт
возвращается в номер, неся две бутылки. Подходит к двери. У него нет ключа. Только он поднял руку, чтобы постучать в дверь, как где-то в соседнем номере звонит телефон, и на мгновение тень прошлого, сочетание памятных деталей налагается на настоящее («…лучше прийти поскорее…»). Гумберт тихонько стучит в дверь. Нет ответа.
Гумберт (не слишком громко зовет). Лолита!
Нет ответа. Он опять стучит, затем вглядывается в темноту комнаты сквозь прорези жалюзи. Комнату слабо освещает ночник. Лолита, полураздетая, лежит навзничь на постели, погруженная в сон.
Дело безнадежно. Гумберт не решается позвать управляющего, чтобы тот открыл дверь своим ключом: нимфетка спит в таком виде, который не слишком подобает ребенку.
Гумберт
с открытым ртом спит в автомобиле. Рассвет. Из мотель- ной комнаты один за другим появляются члены большой семьи — сонные дети, сумка-холодильник, разрешенный для проживания пёс, детская кроватка — и заполняют многоместный автомобиль-фургон, пестрящий рекламными наклейками различных курортов и природных красот: иллюстрированное послесловие гумбертовского медового месяца. Кто-то из детей включает в автомобиле радиоприемник.
АКТ III
Бердслейская школа.
Частная школа для девочек, штат Айдахо. Солнечный весенний день. Во всех вазах ветки с сережками. Мы находимся в комнате для занятий музыкой. Здесь же проходят уроки драмы. Несколько девочек, включая Лолиту, по большей части одетые в спортивные костюмы, некоторые босые, сидят кружком, некоторые на полу. Мисс Корморант, худощавая блеклая лесбиянка, рассказывает им о пьесе, которую они собираются сыграть на Весеннем фестивале искусств.
Мисс Корморант. Для нашего Весеннего фестиваля, который пройдет в следующем месяце, мы поставим пьесу Клэра Куильти. Когда я преподавала в Ониксе, мистер Ку, как мы его называли, иногда приезжал из Брайсланда режиссировать танцевальную пантомиму. Девочки обожали его. Как-то он рассказал мне, как ему вместе со знаменитым художником, покойным Льюисом Раскином, предложили написать пьесу для детей. Потом мистер Куильти опубликовал ее под названием «Зачарованные Охотники». Вот эту пьесу мы и поставим. Чему ты смеешься, Лолита? Я сказала что-то смешное?
Лолита. Нет, мисс Корморант.
Мисс Корморант. Эта пьеса — очаровательная фантазия. Несколько охотников заблудились в лесу, где странная девочка, которую они повстречали, погружает их в нечто вроде транса. Они соотносятся с мифическими существами. Конечно, потом оказывается, что эта девочка — учащаяся расположенного неподалеку Института Сверхчувственных знаний, и все кончается вполне правдоподобно. Мистер Куильти в конце месяца будет выступать с лекцией в Бердслейском колледже, и я не сомневаюсь, что он поможет нам поставить эту пьесу.
Бердслейский колледж (заведение с совместным обучением, в котором преподает Гумберт Гумберт). Сережки, стоявшие в первой сцене в бутонах, теперь распустились. Пронзительный звон разносится по всем коридорам. Студенты выходят из класса, где Гумберт собирает свои лекционные записки.
Мисс Щацки, очень неопрятная молодая женщина в бесформенном свитере, говорит с ним.
Гумберт. Да, я понимаю, что вы хотите сказать, мисс Шацки.
Мисс Шацки. Я бы еще хотела расспросить вас о других любовных связях По. Не думаете ли вы, что…
Длинный коридор колледжа с дрожащими лучами солнца вдалеке.
Гумберт проходит его до конца, направляясь к выходу. На пробковой доске, висящей на стене, он мимоходом читает различные объявления:
МИСС ЭММА КИНГ, УРОКИ ФОРТЕПИАНО.
ВЕСНА НАСТУПИЛА — СКАЖИТЕ ЭТО, ВРУЧАЯ НАРЦИССЫ ОТ АДЕЛЬ (ЦВЕТОЧНАЯ ЛАВКА КАМПУСА).
НАЙДЕН ЖЕНСКИЙ КОЖАНЫЙ РЕМЕНЬ.
ПЯТНИЦА, 20:00, ГЛАВНЫЙ ЛЕКЦИОННЫЙ ЗАЛ. ИЗВЕСТНЫЙ ДРАМАТУРГ
КЛЭР КУИЛЬТИ ВЫСТУПИТ С ЛЕКЦИЕЙ «ЛЮБОВЬ К ИСКУССТВУ».
Кампус. Гумберт
пересекает просторную лужайку, направляясь к автомобильной стоянке; несколько человек выходят из библиотеки. Преподаватель английского и двое студентов устроили знаменитому гостю, Куильти, и его неизменной спутнице, Вивиан Даркблум, небольшой тур по книгохранилищу. Вивиан — элегантная, коротко стриженная, длинноногая леди в дивно сшитом костюме; у нее выразительные экзотичные черты лица, несколько подпорченные грубостью кожи. Следующая сцена проходит при сильном весеннем ветре, продувающем кампус насквозь.
Преподаватель (к Куильти). На будущей неделе Департамент антропологии проведет необычную выставку в отделе редкой книги. Они покажут несколько ковров и, кажется, икон, которые профессор и миссис Брукс вывезли из Москвы.
Куильти. Очаровательно.
Преподаватель (заметив проходящего мимо Гумберта). А, профессор Гумберт!
Гумберт останавливается.
Преподаватель. Мистер Куильти, это профессор Гумберт, наш приглашенный лектор на кафедре сравнительного литературоведения.
Куильти. Мне кажется, мы не были представлены друг другу. Или были? Видел вас пару раз в Рамздэле и где-то еще. Приятные моменты.
Он мурлычет себе что-то под нос и ухмыляется.
Вивиан Даркблум (очень отчетливо). А я Вивиан Даркблум.
Куильти (его галстук и редкие волосы треплет ветер). Моя соавтор, моя вечерняя тень. Ее имя звучит как анаграмма. Но она настоящая женщина, или, во всяком случае, реальная. Ты на дюйм выше меня ростом, не так ли, дорогуша?
Вивиан (наводя свою бриллиантовую улыбку на Гумберта). Моя племянница, Мона, учится с вашей дочкой в Бердслейской школе.
Гумберт. С моей падчерицей.
Куильти (обращаясь к преподавателю и двум студентам). Знаете, что первым делом мне обычно говорят люди, когда я знакомлюсь с ними? Это как они любят или попросту обожают мою телевизионную «Нимфетку».
Гумберт. Я что-то смутно припоминаю…
Куильти. Браво! Я порой себя спрашиваю, что, строго говоря, является более смутным — смутное воспоминание или смутное предчувствие? (К Вивиан.) Это вопрос философского порядка, дорогуша, не для твоих прелестных ушек. Призраки прошлого или фантомы будущего — что мы выберем?
Гумберт. Некоторые из моих лучших друзей фантомы.
Куильти. У вас есть чувство юмора, признаю. Но какой ветер! Quel vent! Хорошо, что не надел свой парик. Хотите папиросу?
Гумберт отказывается.
Куильти. Я обязан курить только «Дромки», но это другие. Это сигареты очень редкого испанского сорта, специально для меня изготовленные, для удовлетворения моих неотложных нужд.
(Сотрясается в омерзительном хихиканье.)
И всегда у вас здесь так дует?
В это время по зыблющейся лужайке приближаются фотограф и репортер, ведомые преподавателем, у которого на голове львиная шевелюра.
Преподаватель с шевелюрой. Мистер Куильти, городская газета желает поместить вашу фотографию.
Репортер. Как долго вы пробудете в Бердслее?
Куильти. Ах, не знаю. Неделю. Может быть, дольше.
Репортер. Вы продолжаете свою поездку с Восточного побережья в Аризону, так?
Куильти. Да. У меня там с несколькими веселыми компаньонами собственное ранчо.
Репортер. Вы выступаете в этом колледже с лекцией «Любовь к искусству». Что такое искусство, по-вашему?
У входа в снятый Гумбертом дом на Тэеровской улице, Бердслей. Это двухэтажный оштукатуренный дом с запущенной, заросшей пришлыми одуванчиками лужайкой, резко контрастирующей со смежным ухоженным садиком мисс Фентон Лебон, чье имя написано на почтовом ящике. Когда Гумберт подъезжает к дому, она у себя в саду проверяет состояние каких-то цветочных луковиц. Когда он проходит мимо нее к своему крыльцу, звуковая дорожка воспроизводит скороговорку его мысленной мольбы: «Только бы она не заметила меня, только бы мисс Фентон Лебон на заговорила со мной, пожалуйста, не позволяй…» Но ястребиный глаз старухи заметил приход соседа, и вот она уже сурово кланяется ему из-за живой изгороди сирени и лавровых кустов.
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Классическая проза
- Онича - Жан-Мари Гюстав Леклезио - Классическая проза
- Забытый поэт - Владимир Набоков - Классическая проза
- Фрагменты из жизни чудовищной двойни - Владимир Набоков - Классическая проза
- Как-то раз в Алеппо... - Владимир Набоков - Классическая проза