участковый детектив убористым почерком дописала в протокол новые данные. — Распишитесь здесь и здесь, что с ваших слов записано верно.
Тетка подняла тяжелую голову:
— Так я нешто грамотная? Давай палец приложу.
Обмакнула указательный палец в чернила, пришлепнула к бумаге и ушла, на ходу вытирая руку платком.
— Теперь вы, — кивнула Луша Анне.
— Вроде те. Не знаю я… — вдовица залилась слезами, сморкаясь в передник. Но закорючку под документом поставила.
— Сапоги я изымаю до конца следствия.
Аннушка ухватила ее горячей рукою за руку:
— Вы уж помогите ему! Пожалуйста! Он хороший, и дите, и меня любил. Бестолковый только. А маме не верьте. Врет она!
Но сколько ни уговаривала Луша рассказать подробности, больше ни словечка об этом не проронила.
Глава 13
Луша присела на крыльце и еще раз на свету при помощи лупы внимательно оглядела сапоги. Измерила подошву ладонью. Пробормотала:
— Кто же их в овраг выкинул?
Сапоги были исцарапаны, отчетливо пахли ежевикой. С одного подковка отвалилась и видны были в каблуке следы от выпавших гвоздиков. Похоже, насчет оврага теща не врала. И все равно что-то было не так. То ли по размеру мелковаты, то ли, не глядя на все царапины, слишком новые… А Аннушка о поношенных говорила, что остались от отца.
Василий толкался-толкался Луше под локоть башкой. Но девушка лишь отгоняла его и намеков не понимала.
Увязав улику в узел, она подошла к мотоциклу, в тени которого дремал волк. Налила ему воды в миску и положила рядом пару сунутых Анной пирогов. Волк дернул ушами, ноздрями втянул ароматный запах и не открывая глаз стал трапезничать.
А участковый детектив с баюном пошагали по тропинке среди некошеной травы к соседскому подворью.
Труба там была пониже и дым пожиже. Ну, так говорится. Потому как летом среди бела дня хату не топили, в поле все.
Луша посмотрела на солнце и все же распахнула ветхую калитку. Хозяин оказался дома. Дремал в холодке двора, практически спрятавшись под телегу с сеном. Только ноги наружу торчали. Ступни были корявые и серые от пыли. Без сапог.
«А зачем бы он тогда сапоги в овраг кидал? Мог бы себе оставить, — задумчиво спросил себя Василий. И сам же себе ответил. — Так соседи могли опознать. Или Галя… Так цыганам надо было снести, или на ярмарке продать, или обменять… на другие сапоги».
Из глубин двора выскочила с клохтанием рыжая курица, клюнула спящего в ногу, и тот подскочил, тюкнувшись в телегу головой:
— Ах ты зараза!
Выполз и встал, удивляясь, отчего вместо курицы видит перед собой баюна и девушку в форме. Почесал затылок. Потер измятую рожу.
— Ду-уся… ты… вы кто?
Луша представилась и представила Василия.
Мужик уселся на старое колесо, прислоненное к бревенчатой стене хлева, и стал пятерней вычесывать сухие травинки их распатланных серых волос. Со стороны все выглядело так, будто он тощей спиной подпирает готовую завалиться стену. Глаза у мужика были мутные, и рукой он время от времени дергал так, словно хотел приложиться к бутыли с мутным содержимым. И тогда бы ему полегчало.
А гостям даже квасу не предложил. Не соображал, в общем.
— Николай, — сообщил он в пространство. — Мы с Галкой моей поспорили, что продержусь на хозяйстве. А кура, такая зараза, сошла с яец. Еще клюется, зараза!
Он потер ладонями серые штаны. От них злачно пахло раздавленными яйцами. Василий отошел и стал нюхать полынь у плетня. В дырявом кувшине, висящем на колышке, посвистывал ветер. Баюн припомнил черепа на кольях в том дворе, где он был гладиатором, и затосковал.
Допрос тек своим чередом.
— Ду-уся! — воззвал мужик. Баюн наконец понял, что это не имя, а обращение. — Ну вот на кой покойнику сапоги?
— Это ты их взял?
— Тю-у! Нешто я буду с покойника снимать.
— Взял и в овраг выкинул, — давила Луша.
— Это кто тебе наболтал такого?
— Мать Анны.
— Ду-уся… — в глазах соседа плесканулся страх.
Баюн поставил ему передние ноги на колени и жаркими глазами заглянул в лицо. Мужик вжался в стену хлева.
— У тебя был повод отомстить Дормидонту, — вела свое Луша.
— Был. Во-первых, Анна-рукодельница за него вышла. А у него ни кожи ни рожи, один топор-самосек, — он загнул корявые пальцы. — Во-вторых, к Гальке моей он клинья подбивал. Так она дура известная, свиристелка, вздумала доказывать, что работает больше мужика! Сам с ней и мучился потом. Что ж, за это ему мстить?
Луша кивнула, считая ревность вполне веским поводом.
— Не, — сказал сосед и отважно почесал баюну шею под подбородком. — Он как в болоте утоп, так все грехи с себя снял. Хотя как по мне, так лучше б теща евоная утопла. И вообще, я б и днем один не пошел на то кладбище и к оврагу. Страшит там. А Зойка — врет.
— Кто?
— Ну теща, Зойка.
Он слез с колеса, опасливо оглянулся. Добрался до калитки на согнутых коленях — чтобы не был виден через забор. И метнул веревку в приоткрытую калитку, не выпуская конец. Подождал… Притянул назад. Глянул с недоумением, словно та удочка и должна была зацепить что-то, побывав снаружи. Участковый детектив вздохнула:
— Не поймал ведьму?
— Да я так, на всякий случай, — залебезил, замел хвостом сосед. И предъявить ему было нечего.
Луша заставила Николая расписаться в протоколе, спросила, где именно на кладбище схоронен Дормидонт, получила исчерпывающее описание — а чего, а был он на похоронах и на поминках тоже — и покинула двор. Остановилась в задумчивости, опираясь на мотоцикл и поглядывая на сопящего волка.
Почесала висок. Хмыкнула.
— Странный он… Ну разве так ведьму ловят? Надо ночи дождаться, и чтоб огненное коло с горы сошло. Тогда и кидать, чтоб насквозь между спицами. А утром искать, у которой тетки изо рта веревка торчит…
Луша посмотрела на бойких ласточек, гоняющих за комарами и пищащих глубоко в вышине. И потормошила служебного волка:
— Вставай!
Василий мигом сиганул в коляску, зная, что там волк нападать на кота не станет. Его на мотоцикл не брали, ноги длинные, пешком следом бегал.
Луша завела мотоцикл. Небо медленно краснело на западе. Но повернули они не к дому.
Василий понял, что эту ночь придется провести на погосте, и печально завыл.
На кладбище Василию сразу не понравилось. Тем более что было оно какое-то… неухоженное что ли. Сразу по виду ясно, что старинное. Никаких оград на могилках, венков, столиков, чтобы перекусить. Скамеек и монументов.
И охраны тоже никакой. Может, у них с кладбища