— Дон все равно не смог бы участвовать, — сказал я, сокрушая каблуком крупную ядовитую многоножку. — Он не носит кальсон… Но если кто-нибудь из вас хоть малость пройдет с нами по стене, победа ему обеспечена!
В эту минуту на территорию лагеря вступил Нил, держа в руке белый посох (палку, с которой он ободрал кору), придававший ему сходство то ли с Иоанном Крестителем, то ли с персонажами из «Руководства для скаутов».
— Привет, дружище! — крикнул он мне, садясь на рюкзак. Потом обратился к своим коллегам: —Привет! Ну и каша заварилась, черт дери! Представляете себе, у нас там было что-то вроде забастовки!
Он указал большим пальцем туда, откуда пришел, и продолжал:
— Ей-богу, это тот самый случай, когда чересчур много вождей и слишком мало индейцев… А где остальные?
Он с беспокойством обозрел лагерь.
— Отправились в пятый, — ответил я. — Я пойду следом, как только добуду немного провианта.
— Господи, а как же с нашим таким-перетаким фильмом?! — воскликнул Нил, отбрасывая посох. — Как нам снимать, если вы, так-перетак, уходите вперед и мы все время отстаем на один лагерь?
— А почему бы вам не идти с нами? — оптимистически предложил я.
— Знаешь, дружище, — Нил вытер рукой потный лоб, — мне не дают даже двух носильщиков, чтобы нести чертову аппаратуру, хотя было твердо обещано. Я специально объяснил Адриану, как это необходимо. Но у него, видите ли, не хватает носильщиков! В жизни не видел такой никудышной организации…
Мы успокоили Нила тем, что для съемок пока все равно не хватает света, и обещали ему наше полное содействие в лагере 6. Вот где он снимет все нужные маршевые кадры: Мо рассказывал нам, что там фантастические пейзажи. К тому же предполагалось, что лагерь 6 станет базой доя основной группы, а тогда уж, надеялись мы, постепенно все наладится.
Снова хлынул дождь. Казалось, каждый новый ливень стремится перещеголять предыдущий, поставить новый рекорд. Когда наконец дождь поумерился, я сказал Освальду, что лучше выходить сейчас, если мы хотим засветло добраться до лагеря 5.
— Надо идти быстро, — ответил он, поднимая свою вариши.
Освальд был одет в одни лишь шорты. С нами шел еще один индеец, который нес брезент.
— Пока, ребята! — крикнул я, припускаясь рысцой вдогонку за моим отважным проводником.
После двухсот метров лесного слалома нам пришлось остановиться и подождать второго индейца. Освальд что-то бросил ему на родном языке, видно очень язвительное, потому что тот рванул с места так, словно ему впрыснули лошадиную дозу адреналина.
При быстром движении лес представлялся взору чем-то вроде калейдоскопа с потрясающим обилием оттенков зелени. На этом участке тропы ручьев не было, но местами пробившийся сверху луч света на миг озарял ярко-красные пятачки дождевых луж. Поспешая следом за Освальдом, я спрашивал себя, сколько змей и пауков мы спугиваем, пробираясь через подлесок; на глаза они мне не попадались. Лес здесь по составу горный, с обилием папоротников и плаунка.
В лагерь 5 мы пришли уже под вечер. На первый взгляд лагерная площадка производила неприятное впечатление, а присмотришься получше — отвратительное. Несомненно, этому способствовали вязкая сырая почва и насыщенный влагой воздух. Но было и еще что-то неуловимое. Мне сразу стала понятной нелюбовь индейцев к этому лагерю.
— А, вот и сам бродячий шотландец! За кем гоняешься, приятель?
— Уж, конечно, не за вами, так-перетак, — отозвался я. — Вы слишком хитрые и изворотливые, как лианы.
— Пожрать принесли? — деловито осведомился Джо.
— Принесли, и запасной брезент есть.
— Тут для тебя остался кусок кекса с цукатами, дружище, — предложил Мо. — Дивная штука.
— Спасибо!
Я с благодарностью принял кекс, подвесив свой гамак. Мы уже научились не садиться с маху на бревна и не забывали основательно вытряхнуть ботинки, прежде чем обуваться. Человек быстро усваивает правила, облегчающие ему бытие в первобытном лесу.
В ту ночь нам спалось неплохо, несмотря на непрекращающийся дождь. Выглянув утром из-под навеса (прибыв последним, я, естественно, спал у торца), я узрел унылую картину. С деревьев капала вода; на сучьях висели, словно драное белье, длинные пряди мха. Некоторые деревья, лишенные опоры занимавших площадку соседей, угрожающе наклонились, и вся расчистка выглядела так, будто ее подвергли бомбежке или же здесь прошлась лавина.
Лагерь уже пробудился к жизни; индейцы развели костер. Меня заинтересовало, как это они разжигают костры в столь незавидных условиях, когда кругом сплошная сырость?
— Очень просто, сэр, — просветил меня Морис. — Мы берем кору вот этого дерева.
Он показал на ствол с волокнистой корой и продолжал:
— Кладем ее вместе с маленькими-маленькими щепочками так, чтобы был открыт доступ для воздуха. Потом поливаем керосином!
«Стоило мне в бытность бойскаутом набивать себе голову всякими премудростями…» — цинично подумал я.
Мо и Джо выступили в путь первыми в сопровождении большинства индейцев и Майка. Морис, Дон и я составили арьергард. Как и предсказывал Мо, этап был поистине «корневой». Лейтнерии и шиповатые пальмы протянули во все стороны свои змееподобные корни. Как будто мы очутились в телестудии и шагали по сплошному переплетению разноцветных кабелей. «Попугаичьи клетки» маддабури (Clusia), весьма подходящая обитель для опасных тварей, наводили на мрачные мысли: я представил себя заточенным в такой клетке и поедаемым заживо муравьями-воинами.
— Тебе известно, Дон, — сказал я, останавливаясь, чтобы сфотографировать крупную бабочку Caligo, — что дальше на юг попадается ядовитый бамбук?
На реке Раппу, притоке Эссекибо, индейцы делают наконечники стрел из бамбука, содержащего яд, сходный с вурали или кураре.
— Слышь, Xеймиш, — обратился ко мне Дон, глядя через видоискатель своей герметичной камеры. Стань-ка возле того дерева, я тебя щелкну.
Он то ли не слышал моих слов, то ли не придал им значения.
На пути к избранной им цели, будь то местная пивная или гора Эверест, Дон никогда не спешит поначалу. В этот день его темп замедлялся еще и тем, что Дона по-прежнему беспокоила поврежденная нога. Меня такой темп вполне устраивал, поскольку я набегался накануне, да к тому же напоролся ступней на корень, провалившись ногой в прикрытую листьями ямку, в которой торчал острый обломок, — нечто вроде индейской «волчьей ямы» с острым колом на дне для поимки диких зверей… Таких «волчьих ям» на нашем пути было тысячи, и обилие листьев длиной до полуметра надежно маскировало их.
Мориса явно не устраивали такие тихоходные спутники. Будто пес, вырвавшийся на долгожданную прогулку, он устремлялся вперед, потом оглядывался, всем своим видом поторапливая нас.