Долго я не соглашался на этот непосильный для себя труд, сознавая вполне и немощь свою и неопытность, а еще более ответственность пред Богом, как человек, который не сочетши прежде имения своего, начал здати и не мог его совершите[29]. Но настояние старцев и послушание им вызвали меня принять на себя это тяжелое бремя в надежде на милость и помощь Божию. И вот через столько лет всегдашнего труда и непрерывных забот, при помощи Божией, предстательством Преблагословенныя Владычицы нашея Богородицы, общей всех нас Матери, молитвами Преподобнаго отца нашего Сергия и моего в Бозе почившаго старца и учителя, постепенно развивается и процветает новонасажденная обитель иночествующих сестер и, можно сказать, даже красуется внешним своим и внутренним святых храмов благолепием. Так что оставалось бы только радоваться и благодарить Бога в надежде, что и самое душевное устроение пребывающих в ней украшается постепенно всеми возможными видами добрых дел, приносящих в свое время благий и изобильный плод ко спасению, миру, утешению и любви.
Но вечный враг спасения нашего, диавол, не дремлет, много строил он козней и препятствий с самого начала, чтобы не допустить чему-либо основаться в этом пустынном месте, не переставал препятствовать, не перестает и до сих пор. Но благодатию Божиею и предстательством Пречистыя Его Матери все козни его разрушились и разрушаются — веруем и надеемся на милость Божию, что и впредь тою же Божественною благодатию останутся они бессильны. Когда Господу угодно будет, в свое время смиренная эта обитель расцветет и окрепнет и не будет иметь недостатка, к большой злобе и огорчению врага, диавола, который употребляет теперь все свое коварство и злобу к внутреннему препятствию душевного благоустроения пребывающих в этой обители сестер, внушая не утвержденным в разуме разные неподобные мысли и желания, коварством своим представляя уму их все в искаженном виде и тем смущая их и без того немощный дух, ум и сердце, избирая орудием своим особенно тех, кто более всего руководствуется самомнением, плотским мудрованием и гордостью, чем особенно и в высшей степени изобилует он сам и чрез это из ангела света, мира и любви превратился он в демона тьмы, лукавства, вражды и ненависти. А из этого понятно всем и каждой, каким духом они водятся, кому подчиняют свою волю и послушание и какой должны ожидать себе награды во временной и вечной жизни. Пусть рассмотрит каждая всю несообразность своих поступков и все зло, какое от того происходит, — увидит и, быть может, придет к раскаянию и получит прощение.
Мой непременный долг, моя священная обязанность, возложенная на меня по воле Божией блаженной памяти моим старцем, пещися, сколько позволяют мои силы, о благоустроении вашем душевном и вещественном. И кто знает, быть может, мне придется дать строгий отчет пред Богом во всем этом. Неужели вы думаете, что не довольно для меня этой страшной ответственности, и потому дополняете еще к этой тяготящей мой дух мысли свои порицания и наветы, охуждая мои поступки и указания со всевозможным поношением моего имени? Что из этого вам пользы и какое приобретение: вещественное или духовное? Я мог бы радоваться духом, слыша такие поношения, как утешает и ублажает Сам Господь наш Иисус Христос Своих учеников и всех Его последователей: блажени есте, егда поносят вас[30], — если бы не скорбела душа моя о тех вредных последствиях для вас от такого злословия, а еще более от худого примера для младших, которые, как молодые ветви, скоро прививают к себе все то, что видят в старших, и заражаются еще сильнее такими примерами… Из этого выходит общий разлад, смущение и расстройство и потеря путей ко спасению — виною же всему этому опять те же гордость и самомнение. Правда, вам кажутся тягостными иногда мои указания, назначения или даже наказания, которые мне иногда приходится употреблять за вопиющие проступки ваши, и, быть может, они кажутся вам и незаконными, так как у вас есть начальница; простите меня Господа ради в этом, но, до тех пор пока матушка настоятельница — благодарение Господу Богу — не вышла еще из послушания ко мне и признает по своему благоразумию меня (хотя и недостойного, и непотребнейшего из всех) своим духовным руководителем и старцем, этому позволительно быть всегда; это хорошо вы знали и, вступая в эту обитель, знаете и теперь. Но скажите мне по совести — признавая законной начальницей, единственною поставленною над вами, мать Марию, много ли вы ей оказали послушания, покорности и уважения, пока живете здесь? Не более ли, чем мне, вы приносили досаждения и укоризн, забывши всякий стыд, и в лице ее поносите и меня, и ее вместе со мной, или черните ее поведение разными вымыслами и жалобами ко мне, а еще более рассказами людям, которых этим только более соблазняете и отвращаете от обители? Хорошо ли это? Всмотритесь хорошенько. Если, хотя и моим же указанием, вменено Марии в обязанность делать что нужно, более с советом старших, нежели по своим взглядам, то это не дает права никакой сестре брать верх над настоятельницей и относиться к ней без должного уважения, чем отличаются некоторые из вас…
Но довольно об этом. Простите меня Господа ради, святые матери и сестры, я хотел побеседовать с вами о немногом, а, может быть, наговорил слишком много лишнего. Помолимся все от души и сердца к милосердию Божию о прощении общих наших согрешений — да милостив будет всем наш Господь, и да отженит от нас всякаго врага и супостата, и умирит нашу жизнь Своею благодатию и человеколюбием, укрепит и утвердит всех нас в союзе мира и любви и единении духа, да в радости совершаем избранное нами и боголюбезное поприще иноческой жизни в надежде спасения душевного, вечной награды и похвалы от Господа, и ангелов, и всех святых Его за претерпеваемое нами пустынное злобление, скорби, труды и болезни ради любви ко Господу. С охотою и усердием исполняя возложенные послушания, неможение же и немощи к исполнению изъявляя начальствующим, особенно Марии настоятельнице, со смирением и кротостию прося ее освобождения или перемены, все, впрочем, по ее благоусмотрению, а не по своему желанию, потому что это будет уже не послушание, а, скорее, самочиние, которое не только не принесет никакой пользы для души, но еще послужит к величайшему вреду и обратится в совершенную непокорность.
Старшие да послужат для младших примером кротости и любви, терпения и смирения и снисходительности ко всем, в особенности к немощным, хотя в то же время на их обязанности лежит внушить младшим благопристойность и благочестие и прекращать возникающие между ними поводы к распрям или соблазнам. Об ослушании же их и грубости немедленно объявить настоятельнице или благочинной, дабы возникающий такой корень гордости в молодой отрасли совершенно извлечь духом ли увещания или наказания, дабы не дать ему возрасти.
Младшие да повинуются старшим со всяким смирением и кротостию, почтением и уважением и при всякой встрече друг с другом, в особенности со старшими, предваряют благоприличным поклонением, прося их благословения и святых молитв. Если нужно о чем спросить, то да спрашивает с тихостию и, получивши ответ, поклонится, испросив благословения и молитв, отойдет, внимая себе, своему спасению и послушанию, не тратя времени на празднословие и пустые разговоры.
Особенно же не должно как старшим, так и младшим собираться друг к другу для собеседования и препровождения времени в пустых и праздных разговорах, а тем более по вечерам; после повечерия все должны быть по своим келлиям — за этим пусть наблюдает мать благочинная. Да и в другое время, когда укажет надобность прийти к какой-либо сестре, прежде да сотворит молитву и просит благословения, и если получит благословение, может войти, а нет — должна возвратиться назад, кроме случая, указанного послушанием или посланием от настоятельницы.
Настоятельницу же без крайней нужды и дела, не терпящего отлагательства, не беспокоить и не прежде входить, как получивши на то благословение, особенно когда она бывает или занята делами, или больна, а также и не беспокоить ее понапрасну во время отдыха и после девяти часов вечера, кроме самых важных случаев и крайностей. Вообще приходящие к ней и старшие, и младшие сестры должны прежде поклониться и испросить благословения, а потом уже и говорить о деле, за которым пришли, и если она пригласит сесть, то садитесь; если же нет, то это значит, что ей не так свободно, почему, передавши в коротких словах, что нужно, отойти, испросив благословения и прощения, и не роптать на это, потому что она одна, а сестер много — для всех же и Господь не угодит, а не только человек. А мать настоятельницу при этом прошу принимать сестер во всякое время, когда возможно, безотлагательно, выслушивая их просьбы со вниманием, кротостию и любовию, давая определения, советы и повеления с тихостию и снисходительностию; в случае же болезни или расстройства душевного, чтобы не огорчить приходящих каким-либо словом или видом, всего лучше или самой, или через келейную объявить приходящим сестрам, чтобы извинили и пришли в другой раз; дать себе возможность успокоиться и принять тех в другое время.