Читать интересную книгу Медная пуговица - Лев Овалов

— Но я не собираюсь в Лондон, — сказал я. — Мне полезнее находиться здесь.

— Не хотите рисковать? — иронически спросил Эдингер. — Спокойнее оставаться с победителями?

— Думаю, что здесь я буду полезнее, — уклончиво ответил я. — На мое место пришлют кого-нибудь другого, и еще неизвестно, захочет ли он сотрудничать с вами.

— Хорошо, — великодушно сказал Эдингер. — Мы вернемся к этой проблеме, когда получим доказательства вашей лояльности.

— Каких доказательств вы хотите? — настороженно спросил я. — Я уже обещал свое сотрудничество…

— Вот мы и хотим доказательств этого сотрудничества! — воскликнул Эдингер. — Связи и агентура, агентура и связи — вот что нужно от вас! Только это можем мы принять от вас в уплату за вашу жизнь и наше доверие.

И здесь я совершил ошибку, посчитав Эдингера глупее, чем был он на самом деле: я пообещал познакомить гестапо со всеми своими агентами, имея в виду своих девиц, тем более что немцы имели о них, как я безошибочно предполагал, очень хорошее представление.

— Когда? — строго спросил Эдингер. — Когда мы получим вашу сеть?

Я мог составить список своих девиц за полчаса, но решил придать этой работе солидный характер.

— Я дам список своих агентов… через три… нет, скажем, через четыре дня.

— Хорошо, я буду ждать, — серьезно сказал Эдингер. — С этого дня двери моего дома открыты для вас. Сегодня двенадцатое… Тринадцатого, четырнадцатого, пятнадцатого… шестнадцатого я жду вас у себя.

Эдингер нажал кнопку звонка.

— Мюллера с документами, — приказал он появившемуся и тут же исчезнувшему адъютанту.

Затем Эдингер загадочно посмотрел на меня.

— Я хочу показать вам, что значит работать в германской разведке, — внушительно сказал он. — Нет людей великодушнее немцев!

Мюллер не замедлил появиться.

Это был весьма солидный господин, с белесыми волосами, напомаженными бриллиантином, в роговых золотистых очках и в черном мундире, плотно облегавшем его упитанную фигуру и еле сходившемся на выпиравшем животе.

— Господин Мюллер, наш главный кассир, — представил его Эдингер.

Господина Мюллера сопровождал еще какой-то чиновник, но его господин Эдингер не нашел нужным представлять.

— Вы принесли? — осведомился Эдингер, ласково взглянув на Мюллера.

— О да, господин обергруппенфюрер, — почтительно ответил Мюллер. — Все, как было указано.

— Мы хотим выплатить вам некоторую сумму, — сказал Эдингер, посматривая то на меня, то на Мюллера. — Мы умеем ценить людей, господин Блейк!

Я сделал какое-то движение, которое Эдингер истолковал в двойном смысле.

— Не смущайтесь, господин Блейк, мы верим, что вы оправдаете вложенные в вас средства, — убежденно произнес он. — И не смущайтесь, что я так открыто называю вас перед господином Мюллером. Тот, кто платит деньги, должен знать, кому он их платит.

Господин Мюллер раскрыл принесенную с собой папку и подал мне деньги — тут были и рейхсмарки, и фунты стерлингов.

— Мы даем вам и марки, и фунты, — пояснил Эдингер. — Марки на текущие расходы, фунты в копилку.

Мюллер подобострастно рассмеялся.

По-видимому, отказываться от этих денег не следовало.

Я взял бумажки и со светской небрежностью, свойственной, как мне думалось, английскому аристократу, не считая, сунул их в карман.

— Нет-нет, так не годится, — строго поправил меня Эдингер. — Прошу вас пересчитать деньги, обязательно пересчитать, и, увы, написать расписку: денежные расчеты требуют самого неуклонного педантизма.

Чиновник, пришедший с Мюллером, засуетился, пододвинул ко мне лампу, указал на стол.

Мне пришлось подчиниться, я достал деньги, пересчитал, написал расписку, передал Мюллеру.

— Все готово? — спросил Эдингер, но почему-то не Мюллера, а его спутника.

— О да! — сказал тот, и Эдингер кивком отпустил обоих своих чиновников.

Затем он встал…

Я полагал, что со мною все закончено, но оказалось, что Эдингер не мог отказать себе в удовольствии еще раз выступить передо мной в своем репертуаре.

На прощание он произнес целую речь: «Раса господ, германский дух, карающий меч…»

Это надо было послушать!

«Новая империи должна следовать путями, проторенными рыцарями Тевтонского ордена. Германский плуг вонзится в русскую землю при помощи германского меча. Даже самый плохой германский рабочий в биологическом отношении и с расовой точки зрения в тысячу раз лучше русских, поляков, латышей и прочего сброда. Все они будут использованы для победы германского оружия. Местное население должно работать, работать и работать. Не обязательно его кормить. Оно вообще годно только на удобрение. В борьбе с большевизмом неуместны рыцарство и военная честь. Более сильная раса вытеснит более слабые и сломает нелепые барьеры гуманности. Карающим мечом уничтожим мы силы, пытающиеся воспрепятствовать нашему движению, будь то сегодня, через десять лет или через столетие…»

Это был набор фраз из Гитлера, Гиммлера и Розенберга.

Эдингер декламировал передо мной так, точно находился на многолюдном митинге…

На следующий день появился, как и было условлено, Железнов.

На этот раз он пришел с черного хода.

— Вас спрашивает человек, с которым вы на днях куда-то ездили, — сообщила Марта.

Железнов явился с документами на имя Виктора Петровича Чарушина. Это были отличные документы, возможно, даже подлинные, все опознавательные данные Чарушина соответствовали внешним приметам Железнова.

Я позвал Марту и сообщил, что нанял шофера: меня интересовало, как она к этому отнесется.

— Ночевать он будет у нас, — распорядился я. — Стелить постель будете ему в коридоре.

Коридор мы с Железновым избрали для ночевки потому, что тогда в его распоряжении находились бы оба выхода из квартиры.

Марта не отличалась общительностью, но к появлению нового жильца отнеслась довольно благосклонно.

— Слушаюсь, господин Берзинь, — сказала она. — Для господина Чарушина мы вынесем из гостиной маленький диванчик, если вы разрешите.

— Он вас не стеснит? — полюбопытствовал я.

— Напротив, господин Берзинь, — сказала она. — Мне приятно ухаживать за таким симпатичным человеком…

Она ушла, а я вопросительно посмотрел на Железнова.

— Как это вам удалось завоевать ее сердце?

— Она кое о чем догадывается, — признался Железнов. — Марта самая обыкновенная женщина, но она сильно пострадала от фашистов. Многие ее родственники отправлены в Германию, а один из братьев повешен. Марту хорошо знают товарищи ее брата, и это они посоветовали справиться у нее о вашем поведении. Она отзывается о вас неплохо, говорит, что вы порядочный человек. Ей понравилось, что вы не стали амурничать ни с Янковской, ни с кем-либо из прочих ваших посетительниц. А когда мы условились о поездке за город, она должна была предупредить меня на случай возможной засады.

Железнов открывал мне глаза на Марту с такой стороны, с какой я ее еще не видел.

А я — то подозревал, что она приставлена ко мне немцами.

Еще больше меня интересовало, как отнесется к появлению Железнова Янковская.

Она приехала под вечер, прошла в столовую, села у стола, закурила.

— Вас можно поздравить, — сказала она, — Эдингер доволен вами.

— А вы уже осведомлены об этом? — спросил я.

— Я обо всем осведомлена, — сказала она. — Особенно, если это в какой-то степени касается меня.

— У меня тоже есть для вас новость, — сообщил я. — Я нанял себе шофера.

— Для чего? — резко сказала она. — Это лишнее!

— Не могу же я постоянно злоупотреблять вашей любезностью, — спокойно возразил я. — Кроме того, он уже здесь.

— А кто он такой? — поинтересовалась Янковская.

— Русский эмигрант из Таллина, — объяснил я. — Виктор Петрович Чарушин.

— Ах Август! Август! — укоризненно заметила Янковская. — Вас еще легко обвести вокруг пальца.

Я, разумеется, не согласился.

— Вы преувеличиваете мою наивность.

— Документы его вы по крайней мере видели? — осведомилась Янковская. — Вы можете их мне показать?

— Разумеется, — сказал я и принес документы из кабинета.

Она внимательно их пересмотрела.

— К сожалению, ни к чему нельзя придраться, — недовольно сказала она.

— Почему «к сожалению»? — удивленно спросил я.

— Потому что всегда лучше, чтобы документы были чуточку не в порядке, — заметила она, поджимая губы. — У людей, которые выдают себя не за тех, кем они являются в действительности, всегда бывают слишком хорошие документы.

Мы помолчали.

— Может быть, он подослан немцами? — высказала она предположение. — Хотя с таким же успехом может оказаться и русским партизаном. Не исключено даже, что вы сами предложили ему убежище. — Она прищурила свои хитрые глаза. — Смотрите, Август, не вздумайте вести двойную игру, — предупредила она меня. — Во второй раз я уже не промахнусь.