Читать интересную книгу Генеральские игры - Сергей Донской

– Давай поедем на Кавказ!

– В другой раз, – сказал сестре Хват. – А пока что давай посидим на дорожку. Если хочешь, можешь рассказать мне какой-нибудь увлекательнейший рецепт косервации кабачков. Или поведать мне о последних веяниях в мире высокой моды, где то линию талии завысят, то рукава укоротят, не соскучишься. Я даже готов выслушать историю развода любой из твоих подруг, на выбор.

– Но ты всегда терпеть не мог разговоров на подобные темы, – озадаченно воскликнула Катя.

– То было раньше, – подбодрил ее Хват. – Сегодня у меня начинается новая жизнь.

* * *

По пути на военный аэродром молчали. Водитель с совершенно деревянным на вид затылком крутил баранку, ни разу не взглянув на своих пассажиров. Генерал Конягин и отставной капитан Хват не глядели друг на друга, притворяясь поглощенными созерцанием ночной столицы, полыхавшей рекламным пожаром. Наполеон не сумел взять Москву, но, почти два века спустя, это сделали рекламные ковбои «Мальборо» и мифические обладатели «харлей-дэвидсонов». По своему воздействию реклама сродни нейтронной бомбе, решил Хват. Люди испарились, исчезли, вместо них остались бездушные оболочки, потребляющие навязываемые им сигареты, кофе и чипсы. Они предпочитают жевать, а не говорить. Не случайно любимым выражением россиян сделалось словосочетание «как бы». Мы как бы вместе тусуемся, и это на самом деле очень здорово, как бы.

Призраки в мире иллюзий. Блуждающие духи. Зомби, понятия не имеющие, для чего они появились на свет божий.

Натолкнувшись взглядом на очередного плакатного счастливца, утверждающего, что он живет полной жизнью лишь благодаря питательному шампуню, Хват пожелал ему облысеть к чертовой матери. Может, тогда парень сообразит, что голова ему дана не только для отращивания ухоженных волос. Почешет он свою лысую репу и подумает: н-да, вокруг много вещей поважнее перхоти.

Если это когда-нибудь произойдет, то не здесь, решил Хват, обозревая потянувшиеся мимо московские окраины. Пустыри, заставленные бетонными коробками домов, заводские ограды, исписанные любителями кратких изречений, безлюдные автостоянки, темные арки и подворотни. Здесь начиналась настоящая Россия, лишенная столичного лоска, мишуры и макияжа.

– Это наша родина, сынок, – проворчал Конягин, на которого вид спальных районов подействовал еще более удручающе, чем затянувшееся молчание в салоне автомобиля. Не дождавшись от спутника ответной реплики, он счел нужным пояснить: – Хохма есть такая, про лягушек. Детеныш спрашивает, почему они в болоте живут, а отец ему отвечает: это, мол, наша родина, сынок. Люби такую, какая есть.

– С лягушек спрос невелик, – откликнулся Хват, притворившийся, что он не понял смысла нехитрой притчи. – Вот когда люди земноводным уподобляются, то это плохо.

– Ты кого имеешь в виду?

– Как кого? Людей, уподобляющихся земноводным.

– Гм.

Так и не уяснив для себя, был ли это выпад в его сторону, Конягин на всякий случай насупился и оборвал беседу. Уже на летном поле, куда машину пропустили беспрепятственно, приостановившись возле трапа, генерал бросил на спутника испытывающий взгляд, видимо надеясь увидеть почтительное выражение на его лице. Но махина транспортного самолета, дожидавшегося двоих пассажиров, произвела на Хвата скорее гнетущее чувство. Для него это была машина времени, готовая перенести его в прошлое, одновременно проклятое и благословенное. Туда, где он превратится в того, кем он был на самом деле. В профессионального бойца. В человека без тени. В совершенное орудие уничтожения.

Тем не менее удаляющиеся огни Москвы не вызвали у него ни грусти, ни сожаления. Его лучшие годы прошли не здесь. Да и были ли они, лучшие годы?

Когда самолет набрал высоту и лег на курс, мерно гудя моторами, Хват заставил себя уснуть. Это был лучший способ избавиться от той нервозности, которую испытываешь перед переломными событиями. Пробудившись ровно через сорок минут, как это и было запланировано, Хват встретился взглядом с нахохлившимся в дальнем углу генералом. Похоже, тот уже не раз приложился к своей пижонской серебряной фляге, и мускулы его лица обмякли, размазались, как на мутной фотографии. Но генеральские глаза еще не подернулись пьяной поволокой, и их выражение Хвату не понравилось. В них была усталость, затаенная боль и тоскливая обреченность человека, дошедшего до последней черты. Что разъедало и грызло его изнутри? Горечь утраты близкого человека? Предчувствие собственной кончины? А может быть, не до конца утопленная в алкоголе совесть?

Впрочем, самим собой Конягин оставался не дольше секунды. Стоило ему обнаружить, что спутник проснулся и наблюдает за ним, как от его хмельной расслабленности и следа не осталось. Приподняв фляжку, он спросил, перекрывая гул двигателей своим зычным, полным уверенности голосом:

– Отметить возвращение в строй не желаешь, капитан?

– А разве я вернулся в строй? – преувеличенно удивился Хват.

– Если успешно справишься с заданием, считай, так оно и есть.

– Тогда отметим это событие, когда я вернусь.

– Гляди, – пожал плечами Конягин. – Дело хозяйское. Только генералы не каждый день капитанов из личных запасов угощают. Знаешь, что у меня тут налито? – он потряс в воздухе своей флягой.

– Французский коньяк? – предположил Хват.

– Бери выше. Армянский, настоящий, по спецзаказу изготовленный. Бутылка обходится в триста пятьдесят долларов.

– Выходит, вы меня за ящик коньяку наняли, товарищ генерал?

Конягин, запрокинувший флягу, поперхнулся и долго откашливался, после чего пояснил:

– Я коллекционный коньяк ящиками не покупаю, капитан. Это подарок.

– Вам совсем не обязательно передо мной оправдываться, – заверил его Хват. – Каждый решает сам, что ему пить и сколько. Вы можете хоть ноги в коньяке мыть, мне-то какое дело?

Произнеся эти слова, он уткнулся в иллюминатор, чтобы не слушать дальнейшие разглагольствования генерала. Вежливость и общительность в функции боевых машин не входят, извините.

Алиса в зазеркалье

Вечерело, облака на оранжевом небе сделались фиолетовыми, машины на шоссе еще не включали фары, но уже прибавляли скорость, как будто боясь оказаться застигнутыми темнотой в пути. Глядеть на мир сквозь лобовое стекло, усеянное следами погибшей мошкары, было неприятно. Напрашивалось невольное сравнение человека с этими козявками, которые среди себе подобных тоже считались сильными, умными, уверенными в себе созданиями. И где они теперь? Только мокрые кляксы от них остались.

От подобных мыслей на сердце было тяжело. Алиса вздохнула. Водитель внимательно посмотрел на нее в зеркальце заднего вида, проехал пару сотен метров по прямой и неожиданно принял вправо, выводя машину на проселочную дорогу, тянущуюся вдоль чахлой лесополосы.

– Пора сделать остановку, – заявил он. – Перекусим, разомнемся немного. Как думаешь, Ильяс?

– Давно пора, – согласился племянник Гелхаева, расположившийся на заднем сиденье рядом с Алисой. – Ты как? – спросил он у нее. – Не против?

– Почему я должна быть против? – равнодушно откликнулась она. – По-моему, все за меня давно решили.

– Умная девушка, молодец, – обрадовался водитель, продолжая зыркать на зеркальное отражение Алисы. – Я знал, что с тобой не будет проблем.

Ильяс, симпатичный кавказский юноша, поощрительно похлопал ее по колену:

– Главное, не перечь нам, и все будет хорошо. Доставим тебя заказчику в лучшем виде. Упражнения на свежем воздухе еще никому не вредили, согласна со мной?

– Какие еще упражнения?

– А ты не догадалась?

– Спортивные! – выкрикнул водитель.

Смех, последовавший вслед за этим уточнением, напомнил Алисе истерический хохот африканской гиены, виденной по телевизору. С той лишь разницей, что звук в автомобильном салоне не выключался. От лицезрения хохочущего водителя нельзя было отделаться, переключившись на другой канал. Все было взаправду. Все было очень и очень серьезно.

– Убери лапу, – потребовала Алиса, обнаружив, что пятерня Ильяса плотно прижата к ее коленке и продолжает оставаться там, как приклеенная.

Еще один персонаж мира животных. Нежничающий павиан. Гамадрил, обуреваемый страстью.

– Убери, слышишь, ты, – повторила она, пытаясь разжать пальцы, обхватившие ее коленную чашечку.

Вместо того чтобы подчиниться, Ильяс неожиданно запустил руку Алисе под юбку и радостно загоготал, когда она взвизгнула, запоздало стискивая колени. Такой милый чернявый паренек с кроткими оленьими глазами и красиво очерчеными губами. До этого момента Алиса находила в нем лишь один изъян: то ли просто припухший, то ли великоватый от рождения нос. Теперь ее мнение резко изменилось.

– Эй, мы так не договаривались, – крикнула она, стремясь отодвинуться от веселящегося соседа как можно дальше. – Гелхаев обещал, что меня никто и пальцем не тронет.