— Вся усталость проходит, как вспомним, что видели в Камышевой бухте, — рассказывал Буряк. — Раненые лежат на берегу, ждут, когда придут корабли. Артобстрел не прекращается ни днем, ни ночью, а днем еще фашистские самолеты на бреющем поливают свинцом…
На верхней палубной надстройке среди ладных и крепких краснофлотцев артиллерийского расчета я увидел юношу-подростка в чуть мешковатой, просторной для него парусиновой рубахе-голландке. Это был семнадцатилетний сын командира эсминца Володя.
Я спросил у Буряка, почему он не оставил сына в Новороссийске.
— С ним трудно теперь разговаривать, а заставить уйти с корабля невозможно. Володя за последние походы повзрослел. И ни при каких обстоятельствах он не останется… И, посмотрев на меня пристально, добавил:
— Не беспокойтесь, товарищ дивизионный комиссар, мы вернемся, все будет в порядке.
После небольшой паузы, как бы рассуждая с самим собой, он продолжил:
— Если я оставлю Володю на берегу, то на корабле могут подумать, что командир побаивается нового похода, опасается, что не вернемся. Я хочу, чтобы ни у кого не было сомнений и все верили, все были убеждены, что мы и на этот раз прорвемся в Камышевую бухту, выполним задание Военного совета флота, доставим, как всегда, все необходимое в родной Севастополь, возьмем раненых, женщин, детей и вернемся в Новороссийск.
Я слушал и ничего не мог возразить против правильных, как мне тогда казалось, доводов командира корабля.
На корабль Володя попал следующим образом. Как-то он сказал отцу, что ребята собираются идти добровольцами на фронт. Отец знал, что Володя исполнит задуманное, и попросил у командира дивизиона разрешение принять сына к себе на корабль юнгой. Комдив Г. П. Негода разрешил. Володя с радостью служил под командованием отца. Юноша плавал уже несколько месяцев и выполнял обязанности второго наводчика 37-миллиметрового автомата. Свои обязанности юнга выполнял безупречно, службу нес наравне со всеми, скидок отец не делал ему никаких… Володя был трудолюбивым, сообразительным и неунывающим пареньком и всем пришелся по душе. Ровное отношение Петра Максимовича к сыну, как к каждому краснофлотцу, еще больше укрепило уважение и любовь экипажа к требовательному и справедливому командиру корабля.
Истекали последние минуты до ухода эсминца в море. Подошел комиссар. Он был обеспокоен отсутствием газет и почты, которую должен доставить «Безупречный» в Севастополь. Усачев досадовал так, будто по его вине не пришла машина из Сочи, где печатался «Красный черноморец».
Узнав, что почту и газеты доставит «Ташкент», который выйдет несколько позднее, он облегченно вздохнул.
— Ну, тогда все в порядке!
Вид у Усачева был усталый. Он доложил, что командир и комиссар 142-й стрелковой бригады обратились к нему с просьбой рассказать о положении в Севастополе. Усачев поведал им о том, что знал, что видел накануне, сказал, что в Севастополь входить уже нельзя — корабль войдет в прилегающую к нему Камышевую бухту. Говорил о том, что Верховный Главнокомандующий в своей телеграмме севастопольцам поставил их борьбу в пример для всей Красной Армии и советского народа. Усачева спрашивали и о том, где можно прочитать телеграмму, посланную севастопольцам.
Комиссар показал бойцам флотскую газету с помещенной в ней телеграммой, прочел и передовую «Правды».
«Весь советский народ, — писала „Правда“, — народы свободолюбивых стран следят за ожесточенным сражением, которое ведет севастопольский гарнизон, отражая бешеные атаки врага. Фашистские разбойники делают отчаянную попытку сломить боевой дух защитников города. Военные моряки, морские летчики в тесном взаимодействии и содружестве, бок о бок с доблестной Красной Армией отражают бесчисленные атаки врага, его авиации, танков, пехоты. Стойкость защитников Севастополя, их мужество, их доблесть — бессмертны. На подобный героизм способны только люди, которым свобода, честь, независимость и процветание своей Родины превыше жизни.
Бок о бок стоят здесь и держат оборону моряк, красноармеец и летчик. Взаимная выручка, помощь, поддержка, совместный удар по врагу делают их непобедимыми. Самоотверженная борьба севастопольцев — это пример героизма для всей Красной Армии, для всего советского народа»[6].
Когда статья была прочитана, раздались голоса бойцов:
— Тяжело им. Не зря их борьбу поставили в пример армии и народу.
— Будем выручать севастопольцев.
Мы все знали, что поход эсминца будет трудным, и никто не питал никаких иллюзий. Однако все были уверены, что экипаж «Безупречного» и на этот раз выполнит свой долг и благополучно вернется.
Я не смог и подумать в ту минуту, что в последний раз вижу жизнерадостных отважных моряков, в последний раз жму руку замечательным людям — командиру эсминца Буряку и комиссару Усачеву…
А к вечеру 26 июня, возвратившись в Новороссийск, из радиограммы командира лидера «Ташкент» я узнал о гибели «Безупречного»…
Спустя два дня в кают-компании «Ташкента» встретился я с комендором Иваном Чередниченко и сигнальщиком Гавриилом Сушко — единственными, кого подобрала подводная лодка недалеко от места гибели «Безупречного».
Чередниченко, заметно волнуясь, сразу же спросил меня:
— Товарищ член Военного совета, кого из наших еще спасли?
Он ждал от меня добрых вестей, но я не мог порадовать его, так как с момента ухода «Безупречного» из Новороссийска о судьбе экипажа мне было известно только, что эсминец погиб. Я ответил, что он и Сушко первые, кого удалось спасти.
— А разве до нас никого не подобрали?
— Насколько мне известно — нет…
Чередниченко изменился в лице. Руки его, лежавшие на столе, нервно подрагивали. Прошло несколько минут в молчании. Успокоившись, Чередниченко стал медленно рассказывать:
— Двадцать шестого июня утром наш корабль вышел из Новороссийска с боеприпасом и пополнением для Севастополя. С нами были бойцы-сибиряки, около четырехсот человек, и пятнадцать медицинских сестер вместе с врачом. Утром шли хорошо, до обеда даже не было разведчика. Пока было возможно, нас прикрывали истребители. А после полудня налетели бомбардировщики. Атаку мы отбили, бомбы фашистские самолеты сбросили далеко от корабля. Но мы все время были в боевой готовности. После ужина нас снова атаковала группа самолетов, и эту атаку мы отбили. Один «юнкерс» не вышел из пике и врезался в воду. А через несколько минут мы увидели, что на нас со всех сторон идут самолеты. Это был звездный налет большой группы «юнкерсов». Огонь мы открыли вовремя. Но вражеским самолетам все же удалось сбросить бомбы на корабль. Одна бомба упала между ходовым мостиком и трубой, вторая попала в кормовой мостик… После первых двух эсминец переломился, корма стала погружаться в воду… И в это время в корабль попала третья бомба…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});