на макушке у него волосы начали редеть. Островки кожи розовеют, когда Лео принимается тереть доски пола.
— Лорна не сплетничала. Я попросила ее рассказать о Нине, — отвечаю я.
Лео, скомкав полотенце, идет к раковине и кладет его сбоку. Потом открывает кран и споласкивает руки.
— А зачем?
— Потому что мне хотелось узнать о женщине, в чьем доме я живу.
— Только потому, что ее убили, — произносит он. — Иначе она бы тебя не заинтересовала.
Я смотрю на его спину.
— А кстати, Лео, что ты почувствовал, когда Бен сказал тебе, что в доме, который ты хочешь купить, убита женщина? Тебе не стало любопытно? Ты не задал ни одного вопроса, не поинтересовался, кто она?
Лео тянется за свежим полотенцем и поворачивается ко мне.
— Нет, вроде нет, — отвечает он, неспешно вытирая руки. — Если я правильно помню, это Бен сказал, как ее зовут.
— И ты не погуглил, чтобы узнать, что случилось? Тебе было совершенно все равно?
— Мне было не все равно. Я вспомнил ее имя, вспомнил этот случай. Я знал, что произошло. Думаю, любой бы вспомнил, потому что об этом много говорили в СМИ.
— Но о ее любовной связи нигде не упоминается.
Лео, положив полотенце, возвращается к столу.
— Может, и не было этой связи. Может, это все слухи.
— Нет, — отвечаю я. — Она призналась Лорне. — Я собираюсь налить ему еще, но он качает головой.
— Тогда это может быть мотив. Вот почему муж ее убил. Узнал об измене и в припадке ревности совершил преступление.
— Может быть. Если только это не сделал тот, другой.
Лео хмурится. Он явно на взводе; впрочем, сплетен он никогда не любил.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что, со слов Лорны, Нина собиралась сказать любовнику, что все кончено. И потому что все говорят, будто Оливер был добрейшим человеком, каких еще поискать.
— Так-таки все?
— Все, кто здесь живет! Его друзья и соседи.
Лео берет бокал, в котором почти ничего не осталось, и опрокидывает в рот.
— Я думаю, будь хоть малейшие подозрения на этот счет, полиция бы разобралась. — Лео встает из-за стола. — Мне надо поработать. Увидимся.
Я слышу его шаги на лестнице и в кабинете. И через минуту — скрежет металла о металл. Я знаю, что это за звук: выдвигается ящик шкафчика с документами. Значит, ключ от него где-то там, наверху. Или… Я выхожу в холл. Сумки у входной двери уже нет, нет и пиджака на столбике лестницы, куда Лео обычно его цепляет. Возможно, он носит ключ с собой. Но почему? Неужели дела его клиентов настолько конфиденциальны?
Глава 19
А НАУТРО Я ПОНИМАЮ, ЧТО НЕ СМОГУ. Не смогу пойти к Мэри. Не хочу притворяться, что между мной и Лео все хорошо, и не хочу встречаться с Тамсин. Вдруг она расскажет всем, что я расстраиваю Лорну?
— Поеду в Харлстон на выходные, — говорю я Лео. — Вернусь в воскресенье вечером.
Он удивленно смотрит на меня:
— Ладно, хорошо. Остановишься у Дебби?
— Да. Мне нужно побыть в каком-то другом месте.
— А что с ужином у Мэри?
— Можешь пойти один, если хочешь, — отвечаю я, зная, что он не захочет.
Я звоню Дебби:
— Ты в эти выходные занята?
— А что, ты хочешь приехать? Боже, я так рада, ты не представляешь, как я по тебе соскучилась! Лео тоже едет? Остановишься у меня? Места полно!
Я смеюсь — мне сразу становится легче. Дебби одна живет в большом загородном доме с четырьмя спальнями. Она не замужем, и, хотя в ее жизни были мужчины, сейчас она счастлива в одиночестве.
— Нет, я еду одна, и да, с удовольствием остановлюсь у тебя.
— Так даже лучше. Не то чтобы я против Лео, просто так мы сможем нормально поговорить, и ты расскажешь мне, как живется в Лондоне.
Она произносит это так, будто Лондон находится на другом краю земли. Просто Дебби, как и я, родилась и выросла в Харлстоне, к тому же ни разу не была в столице. Она предпочитает заниматься своими лошадьми и школой верховой езды.
— Удобно, если я появлюсь завтра?
— Да, конечно. Ты на машине?
— Да, приеду примерно к ланчу.
— Отлично!
Я звоню Мэри и, к моему облегчению, попадаю на голосовую почту. Оставляю сообщение — многословно извиняюсь, объясняя, что мне нужен отдых и я решила уехать на пару дней. Спустя десять минут она отвечает, что понимает меня, и я успокаиваюсь.
Вновь оказаться в Харлстоне и радостно, и грустно. Проезжая через деревню и глядя на высокие яркие мальвы, гордо несущие дозор вдоль пышущих жаром стен, и на огромные гортензии, выставившие белые шапки из-за садовых изгородей, я осознаю, как же мне всего этого не хватало. За месяц, прошедший с моего отъезда, многое изменилось. Желтый рапс на поле, через которое я любила ходить в местный магазин, скосили. Интересно, кто первым протоптал новую дорожку через перекопанную землю.
Дебби, вернувшаяся с конной прогулки на своем грозном Люцифере, чувствует, как я расстроена. Пока она вытирает сапоги обрывком газеты, я рассказываю ей о Лео и о том, как он скрыл от меня правду насчет дома.
— Вообще не понимаю, — Дебби озадаченно морщит лоб, — как можно было от тебя это скрыть. Неудивительно, что ты не рвешься возвращаться. Даже мне было бы не по себе, живи я в доме, где кого-то убили, а я вроде не из робких. — Вытерев сапоги, она идет к раковине мыть руки.
— А теперь на меня стали косо смотреть из-за того, что я хочу больше узнать об убийстве, — сообщаю я.
Дебби поворачивается, с ее локтей капает вода.
— А почему? — спрашивает она и тянется за клетчатым полотенцем.
— Им не нравится, что я задаю вопросы.
— Нет, я имею в виду — почему ты хочешь больше узнать об убийстве?
— Потому что там все не так однозначно. Кое-кто думает, что приговор ошибочный и это не муж ее убил.
— Значит, полиция вновь открыла дело? — спрашивает Дебби, разглядывая свое отражение в настенном зеркале в сосновой раме. Ее каштановые кудри, обычно буйные и непокорные, примяло каскеткой, и она ерошит их пятерней.
— Не думаю, что оно вообще было закрыто, — отвечаю я.
Дебби хмурится:
— А зачем ты в это лезешь? Извини, Элис, но я в чем-то понимаю людей, которые не хотят с тобой говорить. Оставь это, не буди лихо.
— Не могу.
— Почему?
— Потому что ее звали Ниной.
— О, Эллис. — Дебби подходит, садится рядом, обвивает рукой мои плечи, обнимает меня. — Перестань об этом думать.
Я смущенно опускаю голову. Дебби видела, как я сходила с ума по девочке, дочери наших общих друзей тут, в Харлстоне, родившейся задолго до смерти моей сестры. Звали ее Ниной. Она всегда мне нравилась, но после смерти моей Нины я чуть не рехнулась: покупала ей дорогие подарки и вообще не давала проходу, пока ее мать вежливо не намекнула, что это чересчур и надо остановиться. Я имела глупость обидеться, и дружба пошла прахом.
— Я пытаюсь, — тихо говорю я.
— Но даже если обвинение и было несправедливым, — продолжает Дебби, — это все равно не твое дело — ходить, задавать вопросы, особенно на основании слухов.
— Это не просто слухи. Ко мне приходил частный детектив. Он занимается расследованием по просьбе сестры Оливера, которая уверена, что он невиновен.
— Ну, это понятно.
— К тому же соседка мне рассказала, что Нина ей призналась: у нее был любовник. Так, может, это он и есть убийца?
— А полиция его проверила?
— Не знаю… Детектив попросил меня быть внимательной и сообщить ему, если я что-нибудь услышу.
Дебби даже рот раскрыла.
— Он попросил тебя шпионить за соседями?
— Я отказалась, — поспешно отвечаю я.
— Надеюсь! Если ты там останешься и хочешь, чтобы тебя приняли, если хочешь стать своей, то лучше не высовывайся. — И мягко добавила: — Сосредоточилась бы на