Казалось бы, для человека нет темы интересней и любимей, чем он сам. Однако Лене сложно давался рассказ от первого лица. Она тщательно подбирала слова, но обрывала повествование, будто ждала, что начатую фразу за нее закончу я. По той простой причине, что я лучше знаю, как это правильно сказать.
Забегая вперед, поясню: для Елены было откровением, что ее так называемая хроническая усталость есть не что иное, как внешний симптом другого недуга, посерьезней – фатальной и бессмысленной для нее уступчивости. Это сквозило в парадоксальном описании оптимистической трагедии ее привычной жизни.
…Охранник недоумевал: почему же она не уходит, эта великомученица Елена (так он про себя величал ее), если она не директор, а просто менеджер. Он уже раз пять шутливо напомнил ей, что он, как ночной директор, официально заявляет: офис закрывается. Но на эту дежурную шутку Елена никак не среагировала: надо было срочно дописать презентацию проекта. Аргумент в пользу очередной переработки был железобетонным: фирма может потерять солидного инвестора. Нет, Лена допустить такого исхода не могла: ей же доверили такой проект, хотя и дали на это всего пару дней.
Ей было невдомек, что ее коллеги не соглашались взять на себя эту срочную презентацию без дополнительных бонусов. Ну а Лена не заикнулась даже об отгуле. Нет, трудоголиком она себя не считала. Считала себя настоящим профессионалом, который ради дела готов идти на компромисс. Выяснилось, что на компромиссы она шла гораздо чаще других: соглашалась на просьбы начальства доделать, допридумать чужой проект. Сделать досье на нового клиента. В отличие от своих коллег, которые отбивались, как могли, от аналогичных поручений, нарушающих их планы.
Лена, не в пример им, реагировала на экстренные вызовы мирно, как скорая помощь, полагая, что для профессионального роста надо держать ритм. Она не делала поправку на то, что надо держать свой ритм, а не подстраиваться под чужой.
Словом, офисная жизнь в режиме нон-стоп ее не удручала. Напротив, не оставляла места для всяких глупостей, вроде хандры и размышлений о смысле жизни. Она рассуждала примерно так: «Пока фирма на плаву, то заработок мне гарантирован. Главное, что меня здесь ценят и уважают, словом, два в одном: финансовая стабильность и авторитет».
Елена была уверена, что человек живет, пока он нужен. Возможно, поэтому она консультировала новых сотрудников, делилась с ними своими контактами, не требуя ничего взамен. «А лучшее-то – враг хорошего», – смеясь, обрывала она тех, кто думал, не слишком ли она засиделась на одном месте.
В этой фирме Елена работала почти пять лет. Фирма процветала: за это время доходы компании возросли вдвое. Надо заметить, не без участия Лены. Правда, ее прибыль за тот же период увеличилась лишь на треть.
Тем не менее она была уверена: начальство с ней считается. Иначе почему ей доверяют все новых клиентов, никогда не ругают (хотя за что же ее было ругать, если сделанные Леной проекты стабильно приносили прибыль).
О своем повышении она время от времени размышляла, но почему-то была глубоко уверена, что боссы ей неминуемо сами все предложат, когда сочтут это нужным. Она как-то не задумывалась, что ее ровесницы с такой же клиентской базой давно занимали солидные должности с соответствующей зарплатой. Но Лена считала, что хорошее к ней отношение выше такой условности, как должность. А еще ей искренне нравилось, что в офисе ее считали милой барышней с покладистым характером и никогда не называли по отчеству. На работе она ощущала себя незаменимой персоной, от которой зависит успех компании. Даже несмотря на то, что должность ее никак на это не указывает.
Несмотря на поздний час, она увлеклась подготовкой презентации. Домой ее не тянуло. И не только потому, что дома ее ждали извечные вопросы пожилых родителей: как прошел день и т. д. Ей там было невыносимо скучно. Ее мать давно не работала и жила, как она выражалась, ради дочери. Ради счастья Елены она стирала, готовила, убирала, дабы быть нужной, включенной в ее жизнь. После того как ее сократили с должности экономиста и отправили на пенсию, других интересов у Зои Николаевны не было.
Дочь предлагала ей и несложную работу рядом с домом, но она отказалась со словами: «Это дополнительная ответственность. А зачем мне все это? В мои-то годы». Отвергла она и предложение ходить на йогу для пожилых, хотя и говорила, что надо бы заняться больным позвоночником.
Ленин отец, сколько она его помнила, все свое время проводил в мастерской. Он работал реставратором. Как и дочь, он был нечестолюбив: творчество творчеством, а заказчик всегда прав. Отец не высказывал своих претензий тем, от кого был зависим. Он страшился отказа, который воспринимал как унижение. Обиды он не высказывал, привык считать себя философом и отшельником. Так было легче жить.
Свою единственную дочь родители воспитали в добрых советских традициях: твердили ей, что нельзя быть эгоисткой. Жить надо прежде всего не для себя, а для людей. А еще, добавляли они, хорошо знай свое дело, и люди будут с тобой считаться.
Все родительские убеждения Лена усвоила на отлично. Так и пошло: чужие интересы по жизни почему-то перевешивали ее собственные. Ей не хотелось казаться эгоисткой, тем более она считала, что тот, кто сильнее, должен быть великодушным и уступчивым.
Правда, иногда в ее голове проносились мысли: почему же слабым (читай: требующим своего) доставалось в итоге все, а ей, сильной, приходится уступать, даже когда она смертельно устала. Были минуты, когда после очередной просьбы начальства сделать в дополнение к своей еще и чужую работу ей на долю секунды хотелось стать стервозной эгоисткой. Но она гнала от себя эти мысли: «Я же по натуре не стерва, и точка, – говорила Лена, – другой мне не стать, надо уметь быть самой собой». Эти слова тоже были отчасти взяты из родительского обихода: отец нередко говорил ей, что каждый сверчок должен знать свой шесток.
Нет, внешне она не выглядела затравленным зверьком: всегда улыбчивая, подтянутая, в хорошем костюме. Словом, в ней нельзя было с первого взгляда разглядеть жертву, живущую под чужой вывеской. Те, кто давно ее знал, недоумевали: почему эта привлекательная девушка со столь явными способностями в своем деле ни на йоту не амбициозна и в ущерб своим возможностям продвигается до обидного медленно.
Но Елена только удивлялась, когда ей говорили, что она стоит на месте: ей казалось, что умение идти на компромисс – одна из главных составляющих ее успеха. Но вот парадокс, когда ей задавали вполне житейский вопрос: в чем этот ее успех, она не могла ответить «по-человечески», отвечала нечто корпоративно выдержанное, вроде «развитие компании».
Но компания легко проехала по ее интересам: несмотря на ее очевидные успехи, на новую вакансию бренд-директора по ее направлению взяли самоуверенную девушку со стороны, а не Лену с ее внушительной клиентской базой. А вечно сговорчивую «чудо-Леночку без претензий» попросили помочь новому сотруднику войти в курс дела и навести мосты с клиентами.
Впервые Лена не сделала хорошую мину при плохой игре: она была не просто разочарована, а сражена таким поворотом дел. Впервые она не смогла убедить себя, что ее здесь ценят и уважают. Зеркало, сквозь которое она смотрела на свою роль в этой компании, дало трещину. И от обиды она решила уйти куда глаза глядят.
Правда, не истерично хлопнув дверью (так ее не учили), а по-умному, разослав через Интернет свои резюме.
Вот после этого решительного шага она и пришла ко мне на сеанс со своей мнимой хронической усталостью.
Походы по собеседованиям заставили Лену убедиться: она не просто хороший менеджер. Она – дорогостоящий специалист. Когда она всего за три дня в качестве тестового задания разработала для PR-отдела ведущего строительного холдинга буклет для инвесторов, ей тут же сделали предложение о работе. Причем специально для нее ставку вакансии повысили вдвое, а чтобы она долго не раздумывала, пообещали, что создадут все условия для работы. После фразы про «особые условия» она будто очнулась от серого затяжного сна. Для нее было странным, что у слова «ценить», оказывается, может быть совсем иной смысл. Этот профессиональный тест стал для нее серьезной встряской, сравнимой для кого-то с автокатастрофой или сложной операцией.
Елену как будто подменили. Словно она в один момент обновила загрузочную страницу своей корпоративной жизни. Правда, эта новая Елена не спешила хлопнуть дверью перед теми, кто привычно и деловито пользовался ее жертвенной натурой, как бытовой техникой формата «все включено». С той лишь разницей, что с Лены не нужно было стряхивать пыль, как с принтера: ей требовались дежурные комплименты, которые она воспринимала как знаки уважения.
И вдруг послушная «техника» захотела от руководства компании чего-то большего для себя, осознав, что это очень даже возможно и не эгоистично. «Игорь Федорович, мне сделали интересное предложение, думаю, что мне стоит его принять», – сообщила своему боссу Лена. Как всегда, ровно, безо всякого драматизма в голосе.