Гольберг только кивнул головой.
"Шмидт преподнес мне эту горькую чашу в виде магнитофонной пленки с записью сигналов из звездных миров. Не могло быть сомнения: где-то там, в глубине космоса, живут разумные существа, возможно интеллектуально еще более развитые, чем люди. От моей теории об исключительности человеческой цивилизации не осталось камня на камне. Что было делать? И я поступил по принципу - если факты против тебя, тем хуже для фактов..."
- Две минуты, - прозвучал монотонный голос инженера.
"Но, когда я склонился над мертвым Шмидтом, чтобы убедиться, что свидетеля больше нет, я с ужасом понял, что он умер для всех остальных, но не для меня. Мне некуда скрыться. Я никогда не смогу избавиться от этих цифр. Отныне и навсегда я каждую ночь обречен просыпаться в холодном поту от страха, что именно в этот момент какой-то новый Шмидт готовится сокрушить мою теорию. Я никогда не смогу больше спокойно смотреть на созвездие Орла. А себя буду считать шарлатаном, который скрыл истину от науки, наивно полагая, что того, что неизвестно, не существует. Наука не может извращать фактов. В противном случае она перестает быть наукой..."
- Минута и несколько секунд.
"Я ухожу как побежденный человек и побежденный ученый. Я глубоко сожалею о своем опрометчивом поступке и сам себя осуждаю к наказанию наиболее тяжкому. Я никогда не был поклонником нравоучений, избегал патетики, но сейчас я хотел бы воспользоваться своим правом на последнее желание и выразить надежду, что моя судьба и наказание станут предостережением каждому, кто попытается собственные мысли выдать за нечто непререкаемое и откажется следовать фактам и правде жизни. Ваш Феликс Ланге".
Майор несколько секунд помолчал.
- Здесь есть приписка. "Я продолжаю верить, что существует лишь одно человечество. И поэтому ухожу. Вам понятна эта логика? Ф.Л."
В глазах Ирмы Дари блеснули слезы.
- Сколько? - прошептала она.
Мельхиад отвел взгляд от ее пепельно-бледного лица.
- Двадцать секунд. Десять... Пять. Кислород кончился.
- Конец, - тихо сказал Юрамото.
На стене раздражающе замигала зеленая сигнальная лампа. Задумавшийся было Родин вздрогнул.
- Что это значит?
Глац стряхнул оцепенение.
- Это солнечные батареи на холме зафиксировали утро. Начинается новый день, - сказал он усталым, невыразительным голосом.
На крайнем экране, на фоне однообразного, холодного, неопределенного света, к звездам тянулся радиотелескоп. Солнечные лучи на его вершине играли каскадом красок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});