- Они не могут появиться! - Астроном стукнул кулаками по ручке кресла. - После человека, по крайней мере в этой Галактике, никаких развитых существ более появиться не может.
- Почему?
Доктор застыл в позе рыболова, склонившегося над удочкой в тот момент, когда дернулся поплавок.
- Да потому, что человек приспособит физические и другие условия на космических объектах для своих биологических потребностей. Экосфера человечества не может быть экосферой для других существ, за исключением полезных для человека животных.
- А не кажется ли вам, что это слишком жестокое и своевольное решение? - Доктор невольно повысил тон. - По какому праву вы так рассуждаете? Ведь выходит, что человечество затормозит развитие всех других форм жизни, умышленно закроет им путь к более высокой организации! Выходит, люди сделают это сознательно и обдуманно?
- А почему бы нет? Что вас так удивляет?
- Так, по-вашему...
- Позвольте. Мы эксплуатируем моря в такой мере, как считаем это выгодным для себя. Не правда ли?
- Да, - нерешительно подтвердил Гольберг.
- Разве мы считаемся с тем, что это наносит ущерб дельфинам?
- Почему именно дельфинам? - удивился майор.
- Доктор в свое время изучал биологию, он подтвердит, что мозг дельфина в какой-то степени сходен с мозгом человека. Я повторяю, считались ли мы с этим фактом? Разве мы заботимся о том, что своей хищнической деятельностью в океане препятствуем интеллектуальному росту дельфинов, тому, чтобы они создали общество мыслящих, способных к творчеству существ?
Гольберг кусал губы, на его щеках перекатывались желваки.
- А что, если эта ваша теория верна, но в смысле, противоположном тому, какой мы, точнее, вы в нее вкладываете?
- Выражайтесь яснее.
- По вашим словам, в нашей Галактике существует одна-единственная цивилизация и никакой другой поблизости быть не может. Представьте себе на минуту, что мы не та, настоящая, а другая, лишняя цивилизация. Не та, которая будет тормозить развитие других, а та, которую будут тормозить!
- Это исключено, - холодно произнес Ланге.
- Почему? Где доказательства, что я не прав?
Послышалось чье-то деликатное покашливание. В дверях показалась Рея Сантос.
- Простите, что помешала научной дискуссии, но...
- Это не дискуссия, научной она, во всяком случае, не была. - И Ланге бросился к дверям.
- Я бы попросил! - вслед ему крикнул доктор сорвавшимся голосом. Махнув рукой, он вытащил платок и отер лоб.
- Вы знаете, о чем я подумал? - обратился Родин к Рее. - Мне кажется, это не первая столь горячая дискуссия в Радужном заливе. Не припомните ли вы, спорил когда-нибудь Ланге с кем-либо из членов экипажа? Скажем, со Шмидтом?
- Со Шмидтом нет, тот не любил спорить. Но с Маккентом спорил, и неоднократно.
- Спорил или ссорился?
- Как вам сказать? Маккент, разумеется, не дразнил его умышленно, но любопытство и замечания биолога, видимо, казались Ланге провокационными.
- Я уже вторично слышу о чрезмерном любопытстве Маккента.
- Мне неприятно об этом говорить, - продолжала Рея, - но я не вправе скрывать. Я сушила пленку в фотолаборатории, дверь была полуоткрыта, и я заметила, как в комнату зашел Маккент. Он принялся ворошить медицинские карточки, а одну из них разглядывал особенно внимательно. Это была карточка Шмидта. Видимо, мне сразу надо было войти и дать ему понять... Но я не могла. Мне было стыдно. За него.
- Понимаю. А что, по-вашему, могло его заинтересовать? Делал он какие-нибудь пометки?
- Нет. Положил карточку на место, повернулся и вышел.
- Он действительно рассматривал карточку Шмидта? Вы не ошиблись?
- Это была карточка Шмидта. Они лежат по алфавиту. Шмидта - последняя.
- Когда это случилось?
- В пятницу после обеда. Накануне смерти Шмидта.
- В пятницу... Я бы хотел задать вам еще вопрос. Когда в субботу, незадолго до тревоги, вы поднимались в оранжерею, вам не встретился Маккент?
- Маккент? Нет.
- А по его словам, он был у входа первым. Если вы его не встретили, значит, он должен был прибежать откуда-то из другого места.
- Конечно.
- Вы не заметили, откуда он появился?
- Не помню. Когда я прибежала к базе, он уже был там. Мне как-то не пришло в голову спрашивать, где он был до этого. А в чем дело?
- Так, мы просто проверяем... Смотрите-ка, целый арсенал! Вот это был бы фейерверк!
Глац подошел к столу с двумя гроздьями сигнальных пистолетов в руках.
- Здесь все - двадцать две ракетницы. И у каждой бирка. Где будем их проверять?
- Где-нибудь снаружи.
В присутствии врача, командира экипажа и доктора Гольберга следователь двадцать два раза выстрелил в лунную поверхность. Двадцать два раза вспыхивало едва заметное пламя. Двадцать два раза майор чувствовал отдачу, но не слышал выстрела. Да, на Луне другие акустические условия, другие условия для распространения волн... и совершения преступлений.
В лаборатории следователь двадцать два раза склонялся над микроскопом и наконец отложил в сторону ракетницу. Ту, что была найдена возле трупа Шмидта. Из нее были выстрелены все три ракеты.
- Фальшивка, трюк, обман! - Глаза Гольберга горели от возбуждения. Неплохо придумано, одно колесико цепляется за другое! Шмидту приписывали самоубийство, и действительно все три выстрела произведены из его ракетницы.
- Из его ракетницы? - переспросил Родин.
- То есть, - заколебался доктор, - из пистолета, найденного у трупа. Вы правы, это не обязательно должен был быть пистолет Шмидта. Но ничего, не будь тут кое-каких неясностей, я бы, пожалуй, отважился сказать, кто из него трижды выстрелил.
Родин несколько раз подкинул на ладони пистолет.
- Кто же?
- Тот, кто упорно лжет! Почему он не сказал нам, где был в критический момент и откуда прибежал к базе? Видимо, потому, что не может объяснить, где был, ибо камуфляж с самоубийством провалился. То, что он лгал, это ясно. Что он нам говорил? Что надевал скафандр и собирался идти в лабораторию, но в этот момент взвилась ракета и в гермошлеме раздался сигнал тревоги. "Я сразу понял, что случилось, - сказал он, - ракета загорелась над радиотелескопом. А там работал Шмидт..." Затем он якобы прошел шлюзовую камеру и побежал к базе...
Родин снова посмотрел в микроскоп:
- А вы уверены, что кто лжет, тот и убивает? В таком случае человечество давно было бы истреблено. Возможно, у Маккента для этого камуфляжа была другая причина. И, кроме того, как он практически мог это сделать? В 10:53 Нейман заметил его в оранжерее. За шесть минут Маккент не мог добраться до холма. Но даже если бы и смог, то каким образом он через две минуты оказался у базы?
Гольберг взъерошил шевелюру.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});