лет восемь назад. А тут потянуло, решил, что поможет, ан нет, умерла так умерла.
— Вот и хорошо, уважаю. — Она движением головы указала на мусорный бак. — Брось это безобразие, да пойдём завтрак готовить. Я с вечера тесто поставила, решила пирожков напечь. Сейчас мы с тобой в четыре руки быстрёхонько справимся, да и поговорим. Нам есть о чём. Я Дине не чужая, да и Катюшу твою с рождения нянчила, теперь вижу, в кого она характером. Дина-то не такая, она тихая, смирная, ей угодить кому проще, чем попрёк слово сказать. Да это ты и сам знаешь. О работе, небось, думал, пока на крыльце прохлаждался?
— Вы правы, о работе. — Данилов забрал из рук женщины миску с тестом, накрытую полотенцем, и открыл перед ней дверь, пропуская вперёд. — Я с утра хотел в больницу сходить, узнать, может быть, возьмут на работу, да в поликлинику заскочить собирался, Мишку к невропатологу записать. Ещё про медучилище думал, хотелось бы почасовиком, опыт преподавательский у меня небольшой, но всё же имеется.
— Вместе сходим в больницу. Я там всю жизнь проработала, всех знаю. Там и с Диночкой познакомилась. — Данилову очень хотелось узнать эту историю. После того раза, когда Дина рассказала ему, каким образом сбежала от родителей, они не возвращались к этому разговору. Но Саша прекрасно понимал, что огромную роль в судьбе его жены сыграла Валерия Павловна.
— Расскажите, как познакомились? — спросил он, шинкуя капусту для пирожков.
— Так в больнице и познакомились. Дина к нам в отделение на сохранение попала, а поскольку идти ей было некуда, то её и держали в стационаре почти всю беременность. Что такое больница, ты знаешь и знаешь, как у нас разносятся слухи и интересные истории, а Дина по простоте душевной делилась своими переживаниями с медсёстрами, они же обсуждали чужую жизнь, как увлекательный, но ещё никем не написанный роман. Сын мой тогда в городе жил, а мы с мужем вдвоём. Вот напекла я как-то пирожков и понесла несчастной девочке, которая кроме больничной пищи ничего не видит. Разговорились мы, да я навещать её стала. Фрукты, витамины носила, домашним угощала. — Она внимательно посмотрела на Данилова. — Хватит нам капусты, теперь присоли её и помни. Вот, хорошо, руки-то у тебя сильные, так что справишься, а потом морковку натри на крупной тёрке, пока я лук шинкую да про дела давно минувших дней рассказываю.
Саша сложил капусту в миску и сделал всё, как велела Валерия Павловна.
— Так вы Дину к себе сразу из роддома забрали? — приступая к шинковке лука, спросил он.
— Да. Я к тому времени привязалась к Дине, родную душу в ней увидела, роды у неё принимала, я ж акушеркой работала. Мужу про Диночку все уши прожужжала, так что поселить её у нас решили мы оба. Так у нас появились и дочка, и внучка одновременно. — Она забрала у Саши миску с капустой и выложила её содержимое на сковородку с разогретым сливочным маслом. Помолчала немного и продолжила свой рассказ. — Вот после родов мы с её родителями и связались. Рассчитывали, что они душой оттаяли за это время, обиды старые забыли. А нет, для них она умерла, так и сказали, просили больше не беспокоить, на жалость не давить.
— Сволочи! — в сердцах произнёс Данилов. — Почему Дина мне не позвонила?
— Знаешь, Саша, там история какая-то чудная была. Диночка хотела сообщить тебе о рождении дочери. Дозвонилась до подружки, спросила о тебе, а та сказала, что ты женился. Как она плакала — не передать. Потухла вся. Если бы не дочь — не представляю, чем бы всё закончилось…
Данилов задумался. Не был он женат в то время, как родилась Катя!
— Как же так? — искренне возмутился он. — Я не был женат в то время. О звонке Дины говорили, но вот кто — не помню. То ли Машка Зарецкая, то ли Света Фёдорова. Разозлился я. В толк взять не мог, почему она не мне позвонила, а кому-то из них, ведь не дружила с ними никогда. А они рассказывали, что Дина замужем, счастлива и ребёнка ждёт от любимого мужа, — с горечью выдохнул он, — рада тому, что уехала и со мной жизнь не связала. Я звонил ей — хотел услышать это от неё самой, потому что не верил, но каждый раз слышал, что абонент не абонент. — Александр выдохнул и попытался взять себя в руки. Никогда и никому он не жаловался и не рассказывал, что пережил тогда, а тут словно прорвало. То ли время пришло, то ли понимание в глазах Валерии Павловны подстёгивало к откровению. И он продолжил: — Тогда я переступил через себя и решил ещё раз встретится с её родителями, а они мне тоже про замужество Динино сообщили, да с таким злорадством, что я наконец поверил, что потерял Дину навсегда. Я напился по возвращении домой, а проснулся в одной постели с Леной. С пьяных глаз ей предложение сделал и женился через месяц, а ещё через месяц узнал, что стану отцом. А дальше как робот жил. Эмоции никому не показывал, на трудности не жаловался, — виновато посмотрел он на Валерию Павловну, словно просил прощения за свою исповедь. — Работа спасала от депрессии, возможного алкоголизма и нищеты. Друзья, те что были, исчезли сами собой, новыми я не обзавёлся. Семья распалась, и я остался с тем, с чем остался. Но вы не подумайте, я не жалуюсь, — бодро улыбнулся Данилов.
— Давай пирожки лепить помогай, с тестом, надеюсь, управишься. Вон мы с тобой как шустро в четыре руки стряпаем, — понятливо перевела разговор на другую тему Валерия Павловна.
Данилов горько усмехнулся.
— Или Лена воспользовалась ситуацией… Значит, и о звонке Дины знать должна была… — Произнёс и задумался, отвлёкся от лепки пирожков, уйдя в воспоминания. Это что же такое получается? Если Лена знала, или Дина звонила именно ей, то его бывшая всё сделала специально: там рассорила, тут наврала, и когда он пил проклятую горькую из горла, изображала сочувствие и понимание? Она ведь рядом стояла, бутылку отбирала и убеждала, что не стоит Дина его переживаний… Как же его развели… Перед глазами проплывали моменты прошлого: он в комнате Лены, пятна крови на белоснежной простыне и признание девушки, что он слова «нет» спьяну