– Не веришь?
– Не то чтобы…
– А чего так напрягся-то?
– Да как-то ты легко откровенничаешь на такие темы, что иные бы упирались до последнего.
– Ты тоже не из молчунов, знаешь ли.
– Знаю. Но хорошо слежу за тем, с кем и о чём говорю.
– Как и я, Томми. Как и я.
Пару секунд мы смотрели друг на друга. Я понял, что расплываюсь в невольной улыбке, и с лицом моего собеседника происходило то же самое, пока мы хором не рассмеялись. Наклонившись вперёд, Томми ткнул меня кулаком в плечо, и я ответил ему тем же. Чуть успокоившись, он продолжил:
– Так вот, очём это я… Каким ты видишь будущее Краснинского и его жителей? К чему оно идёт?
– Честно говоря, ничего особенного. Нельзя сказать, что мы ещё выживаем – скорее уже просто живём, и довольно таки неплохо. Но это и всё, лестницу в небо здесь строить пока никто не планирует.
– И как лично ты на это смотришь? Устраивает?
– Не знаю, что ты ожидаешь услышать в ответ. Колись давай, меня эти поддавки напрягают.
Томми устремил взгляд в потолок и подпёр подбородок сложенными ладонями, явно старательно подбирая слова, а затем быстро заговорил:
– Видишь ли… то, что сейчас происходит между людьми – это путь в никуда. В лучшем случае топтание на месте, но, скорее всего, верная деградация. Ты же видишь, что происходит: все только и делают, что находят поводы вышибать друг другу мозги да цепляются за свой кусочек земли. Ну, шакалов в расчёт не берём, они не люди и вряд ли могут ими стать. Никто не строит долгосрочных планов. Никто не думает о том, что будет через год, через два. У вас вон серомордые под боком объявились, и я не думаю, что это событие обернётся чем-то большим, чем очередная тема для разговоров на полторы недели.
– Ну, это ты загнул, мы…
– Ладно, может быть на две недели. Но я не верю в то, что здесь кто-то серьёзным образом настроен на перемены. А меняться придётся, вместе со всем окружающим миром, иначе только кости хрустнут!
– Послушай, если ты считаешь, что серомордые решили покорить наши леса…
– Да нет же! В смысле, я не только об этом говорю. Главная проблема состоит в том, что люди привыкли выживать, и теперь, когда у них появилась возможность к чему-то стремиться и чего-то достигать, по привычке живут на тихой волне. Понимаешь, к чему это может привести?
– Может быть. И к чему же?
– К смерти. Отсутствие прогресса это регресс. И пока другие строят планы и наращивают силы,
остальные рискуют оказаться в стороне, чтобы затем исчезнуть, уступив дорогу тем, кто сильнее.
– Это кому?
– Вот смотри. Представь, что на каком-нибудь острове есть две стаи обезьян. Первая стая живёт на хреновой земле, еды мало, но каждая из них готова взять в руки дубину и пойти отвоёвать себе лучшую судьбу. Вторая стая живёт на хороших землях, обезьян там в десять раз больше, но все они только и заняты тем, что грызутся между собой и стараются подгрести под задницу как можно больше бананов. Как ты думаешь, кто в итоге будет лакомиться сладеньким и размножаться, а кто лежать в кустах с пробитым черепом?
– Понятно, что первое племя. Только я не пойму кого ты в него записываешь – пришельцев?
– Их. Или других людей, которые будут достаточно разумны и смелы. Словом, тех, кто будет объединяться и верно идти к чётко поставленным целям.
Кажется, Томми и сам услышал, как по-юношески романтично прозвучали эти слова – он выдохнул, прищурил до того широко распахнутые глаза, и продолжил спокойным деловым тоном: – Я не знаю, о чём ты мечтаешь и к чему стремишься. Но есть у меня такое чувство, что тебе совершенно не хочется и дальше бороздить окрестные леса в качестве верного солдата Пахома, ожидая приходапротивника, который, в конечном итоге, окажется вам не по зубам.
– Ты меня c цепным псом не путай. Я защищаю простых людей, которые хотят спокойно жить и растить своих детей.
– Но в остальном я оказался прав, не так ли? Ты видишь тупиковость этого положения вещей, хочешь его изменить, но пока не знаешь, как именно это сделать, верно?
– Допустим… допустим, изредка я о чём-то таком и задумывался. И что ты в связи с этим хочешь мне предложить?
– Свободу. Перспективы. И целый новый мир,– Томми широко улыбнулся, но в этой его улыбке не было ничего издевательского,– мы объединим наши силы и наведём порядок в районе. А потом будем объединять людей под своей эгидой и, кто знает, может быть, начнём строить государство. С
двумя атаманами у меня крепкая договоренность уже есть, стало быть, с тобой нас будет уже четверо.
В свете рассуждений о том, как объединение будет сокрушать разрозненные силы, последняя фраза
Томми здорово походила на шантаж. Хотя вряд ли он был настолько глуп, чтобы шантажировать меня здесь, в Краснинском. Скорее всего, это предложение следовало воспринимать именно в той форме, в которой оно было сделано, хотя в нём и содержалась возможность отсроченной угрозы, подключить которую можно было в любой момент.
С другой стороны, молодой атаман мог блефовать, но для чего? Ради намёка на возможное запугивание в дальнейшем, что ли? Неожиданно поймал себя на мысли о том, что ищу подвох в основном потому, что предложение Томми было мне прямо-таки безмерно интересно и приятно, как глоток свежего воздуха в затхлом подвале. И вот эта скорость и лёгкость развития событий обескураживала, порождала страх совершить непоправимую ошибку. Сказав, что пока не готов продолжать этот разговор, я вывернул на себя ведро холодной воды, быстро обтёрся полотенцем и вышел из бани. Томми не стал меня останавливать – он также безмятежно пил чай, развалившись на лавке, и почёсывал свой шрам.
Гостивших в Краснинском чужаков, по распоряжению Пахома, расселили в разных домах, и вопрос питания каждый из хозяев решал по-своему. Абсолютное большинство согласилось кормить верхнеуральцев в обмен на трофеи, захваченные у серомордых, причём многие явно прогадали, с радостью приняв автоматы М4, использовавшие натовский патрон который в наших краях днём с огнем не сыскать.
Меня несколько удивило радушие Пахома, легко разрешившего Томми и его ребятам остаться на три дня в Краснинском. Но после не самых продолжительных раздумий понял, что это был самый правильный поступок в сложившейся ситуации, а также что мне, возможно, предстоит весьма непростой разговор с ним в ближайшее время.
Так оно и случилось: во второй половине дня, когда я отоспался и перекусил, меня нашёл Митя, бывший у Пахома конюхом, и сообщил, что тот хочет со мной поговорить.
Пахом жил в большом доме недалеко от клуба ещё с прошлых времен, когда он был председателем посёлка. Так что после катастрофы, можно сказать, ничего не изменилось – человеком он был опытным и волевым, так что вопрос передачи власти даже не поднимался. Одно время некоторые пытались называть его «батя», но, слава Богу, не прижилось, благо имя было уже достаточно необычным, и необходимость в каких-то уважительных кличках отпадаласама собой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});