Незадачливые грабители попятились. Клим видел их разинутые в беззвучном крике рты. Лица — комки мятой бумаги, глаза — черные дыры, рты дрожащие куски сырого мяса. Клим бросился на ближайшего, метя в горло. Сухожилия и вены на шее жертвы лопнули гнилыми нитками. Фонтаном брызнула кровь. Второй парень попятился, беспомощно закрываясь руками. Клим извернулся и впился ему в бок…
В следующую секунду Клим мчался по пустынной улице, рот был полон чужой крови, а мощные песьи лапы несли его домой.
«Спрятаться, остановиться, переждать, — неостановимо крутилось в голове. — Ведь это не я! Не я! Не я!»
— Куда это ты направляешься? — Оклик заставил его замереть. — Никак, не понравилась кровь, Плевочек? — Человек приближался к нему, ступая мягко, по-кошачьи.
Он был щупл, узкоплеч, длинные светлые волосы слегка светились в полумраке. Если бы Клим мог, он бы и этому типу перекусил горло. Но Клим сразу понял, что этого сделать не удастся.
— Опять хочется кого-то обвинить, разве не так, Плевочек? Ведь это твое любимое занятие — во всех неудачах валить вину на других. Нет, мой друг, ты сам виноват, сам превратил себя в зверя. Поставленные цели надо достигать. Отказывать себе в исполнении желаний вредно. ЭТО опаснее радиации, нитратов и СПИДа. Неудачники в конце концов всегда становятся на четыре лапы.
— Кто ты? — гавкнул пес.
— Послужи мне, и ты получишь кое-что взамен. Я могу даровать тебе все.
Клим попятился. Вернее, Плевок попятился. Потому что отныне существовал только Плевок. Настало время третьей метаморфозы.
— Нет уж, — рыкнул Плевок, и шерсть на загривке встала дыбом. Никогда! Лучше сдохнуть! Никогда!..
— Так сдыхай! — весело крикнул белоголовый.
Пес со всех ног кинулся в таверну Суканиса. Это было его последнее прибежище, последняя надежда. Дверь черного хода, выходящая во двор, была приоткрыта, и Клим без труда проник в коридор, а оттуда, толкнув мощными лапами хлипкую фанерную загородку — в «уборную».
— Климчик, никак ты, — проворковала Наина, не оборачиваясь, и тут увидела в мутном зеркале отражение огромного черного пса.
Тот поднялся на задние лапы, передние положил ей на плечи и прорычал в ухо:
— Поцелуй меня, Наиночка, может, заклятье снимешь?..
Наина взвизгнула и стала сползать со стула, как ком масла с горячей картофелины. Клим жадно потянулся к ее раскрытому рту своей собачьей пастью. Но вместо того, чтобы поцеловать, по-собачьи лизнул в губы.
И тут над ним глыбой навис Суканис, в руке хозяина сверкнул стальной нож. И Клим — нет, простите, Плевок — ощутил, как разящая сталь впивается в его дрожащий незащищенный бок и вспарывает внутренности…
«А свою лучшую песню я так никогда и не спою, — подумал Плевок, умирая. — Столько усилий, и все зря…»
Глава 4
После экзамена всей группой отправились на сабантуй, тем более обязательный, что экзамен завершал сессию, отпуская всех на каникулы, которые сулили… Каждому свое, разумеется. Собрались, как всегда, у Катюши — ее родители в очередной раз отправились за бугор, и двухкомнатная квартира осталась в распоряжении дочери.
Первый взрыв веселья уже отбушевал, исчезла половина выпивки, а закуска медленно переваривалась в студенческих желудках. Алешка Студнев, приняв изысканную позу и стряхивая сигаретный пепел в рюмку, рассказывал окружающим, что через три дня отбывает на Кипр, — благо в этот раз сумел спихнуть сессию без хвостов. Остальные увлеченно обсуждали достоинства различных туров. «Баксы», «чартер», «шмотки», «телки» — весь набор популярных словосочетаний был запущен в оборот.
— Ах, Алешенька, назад ты приедешь такой загорелый! Наши девочки все в тебя влюбятся, все до одной, — ворковала Людочка, умильно заглядывая Алексею в глаза.
— Попроси получше, и Лешка возьмет тебя с собой. И твоего мужа в придачу, — ввернула Танчо.
— А мы прошлым летом с моим Вовиком в Турцию ездили, — Людочка обидчиво надула губки.
— Ребята, у меня идея: изготовим таблички: «Я был на Кипре», «Я год жил на Багамах», «Лето провел в Нью-Васюках» и повесим каждый их себе на шею, чтобы ни у кого не возникало сомнения в наших достоинствах, предложила Танчо.
Кто-то громко заржал, но тут же смех смолк, воцарилось тягостное молчание. Староста Виталик громко икнул и пробормотал: «Ну вот, началось».
— Танечка, я на тебя давно не сержусь, — улыбнулся Алексей и подлил ей в рюмку вина.
Это была его любимая фраза в течение трех месяцев, с тех самых пор, как его лихо закрученные фразы о необходимости постоянного здорового секса в их возрасте не были поняты.
— Ах, Алешенька, — мурлыкала Людочка, — ты наш будущий финансовый гений. Рокфеллер или Морган.
— Морган, Морган, — поддакнула Танчо. — Алешкин дед служил в госбезопасности. По-моему, это то же самое, что пират.
— Ты зря стараешься, Танчо. — В этот раз улыбка Алексея получилась ненатуральной. — Я все равно не сержусь. Более того, я тебя прекрасно понимаю. К сожалению, никто не понимает меня. — И он глубоко вздохнул.
— Неужели никто?! — ужаснулась Людочка и всплеснула руками, опрокинув при этом рюмку с вином.
— Никто, — покачал головой Алексей.
— А что будет, если такая личность найдется? — не унималась Танчо.
— Если это мужчина, я постараюсь с ним больше не встречаться, а если женщина, я на ней женюсь, — сообщил Алексей.
— Не перепутай, на ком жениться, с кем не встречаться, — посоветовала Танчо.
— Ну нельзя так, — закатила глаза Людочка. — Не надо нападать на нашего Лешеньку. Он человек с утонченной душой.
— Танчо у нас немного тигра, — пробормотал староста Виталик, подливая себе водочки. — Я тебя так и называю: «тигра». Да еще с когтями.
— Она может себе позволить быть тигрой, раз ее отец ездит в «мерсе», фыркнула Людочка.
— Фи, Людочка, как ты могла спутать с «мерсом» потрепанный «жигуль»?
— Танечка, меня не интересует грубая материя, я обретаю в стихии тонких энергий, — закатила глаза Людочка. — Только в этой комнате у меня нет достойных собеседников.
И достойный собеседник явился — интеллигентного вида молодой человек в светлом дорогом костюме и очках в золотой оправе был представлен Катенькой как «мой друг Милослав». «Друг Милослав» галантно поцеловал руку Катеньке, потом Людочке, чем последнюю совершенно обворожил.
— К столу! К столу! — защебетала Людочка, как будто была здесь хозяйкой. — Ах, место только на углу… Но на угол нельзя! Семь лет тогда не женится! Как можно допустить, чтобы такой красивый парень семь лет оставался холостяком. Танечка, уступи ему свое место, — потребовала Людочка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});