При введении новой политики Ленин встретил жесточайшее сопротивление - но не позволил идеологическим знамёнам превратиться в копья. Бывшие соратники готовы были буквально затоптать его за новое предложение. Но он нашёл способ переубедить их. Так что и волки оказались сыты, и овцы целы. А за то, что произошло после смерти Ленина, сам он уже никак не может отвечать. Он-το постоянно и вполне отчётливо говорил, что НЭП всерьёз и надолго.
В рамках российской экономической политики были приняты выдающиеся государственные программы - например, ГОЭЛРО. Эти программы не просто беспрецедентны в мировой истории. Они сами стали прецедентом. Им подражали во множестве государств. В первую очередь - в Китае. Но и за океаном через десятилетие в числе ключевых ступеней выхода из Великой Депрессии оказалась гидроэнергетическая программа в долине реки Теннесси, почти дословно списанная с ГОЭЛРО.
В осуществлении всех хозяйственных программ - в том числе и негосударственной их части - Дзержинский был одним из главных соратников Ленина.
Он проявил в экономике организаторский талант ничуть не меньший, чем в политике. Многие его решения по развитию инфраструктуры страны остаются предметом подражания менеджеров высшего ранга. Уже за одно это он, бесспорно, заслуживает увековечения.
То, что он вышел из спецслужб - более того, сам их создавал - и активно причастен к репрессиям (пусть даже и вызванным чрезвычайными обстоятельствами эпохи) -несомненно, плевелы. Но от этих плевел необходимо отделить зёрна - рациональные и весьма многочисленные.
Переломить хаос смутного времени, проложить торную дорогу развития невозможно без самой жёсткой позиции государственных органов. Иной раз это выглядит выбором из двух зол.
А потом приходится делать из меньшего зла добро - ибо, как напомнил персонаж романа Роберта Пенна Уоррена «Вся королевская рать» Вилли Старк, больше добро делать собственно не из чего.
Дзержинский же делал добро не только в экономике. Вспомните хотя бы организованную им систему - именно систему, а не отдельные красивые жесты - спасения беспризорных детей.
Эту его работу пытаются принизить те, кто в современной России - вроде бы без массового кровопролития - породил беспризорников куда больше, чем было их после семи лет мировой и гражданской войн. Если учесть не только выброшенных на улицы, но и позабытых затравленными непосильной работой родителями, то без призора у нас нынче многие миллионы детей.
Причём у создателей нынешней жестокой обстановки оправданий куда меньше, чем у Дзержинского. Для него революция была средством создания нового, благородного и стройного, мира.
Правда, по Достоевскому, вся гармония мира не стоит одной слезинки одного ребёнка.
Но тогда и подавно не стоит этой слезинки - а тем более океана слёз, неизбежного при нынешнем массовом беспризорничестве и детской наркомании - цель не столь возвышенная, вроде демократии в стране.
Да и что это за демократия, если из неё вычёркиваются - и физически, и политически -миллионы?
Имена на карте столицы
Несколько лет назад в одном из телесюжетов небезызвестная Ксения Собчак сообщила, что её раздражают названия московских улиц. Особое негодование так называемой «светской львицы» вызвали тогда Кривоколенный переулок и Сивцев Вражек. Она сообщила, что эти наименования её буквально «бесят», и бурно возмущалась: кем нужно быть, чтобы вообще назвать улицу «Вражек»?
По счастью, ни одно официально зарегистрированное СМИ не потрудилось растиражировать это мнение, оскорбительное для многих поколений москвичей. Сперва я подумал даже, что это некий заказ: «Уж если она принялась рассуждать о московских странностях на всю Россию, то, скорее всего, в ближайшее время ещё не раз сообщит, чем ей не нравится столица». Хотя в её родном Питере странностей, вроде левосторонней нумерации улиц или нумерации квартир в многолестничном доме по горизонтали, куда больше.
Но потом я отмёл эту мысль о преднамеренности. Скорее всего, её, как и многих в этом поколении россиян, подвели длинный язык и весьма скромный по производительности в сравнении с ним мозг. Недоумение Собчак было искренним. И Ксении Анатольевне, прежде чем возмущаться обычаями старинного города, куда её никто не тащил, следовало бы с ними познакомиться. Этот переулок связан с именами Льва Толстого, Аксакова, семьи Тучковых, да взять хотя бы ещё капельмейстера Василия Агапкина, создателя марша «Прощание славянки». Дочь профессора, уважаемого юриста и первого постсоветского мэра северной столицы - не должна позорить имени покойного отца своим невежеством.
А уж о том, что пугающее её слово «вражек» означает не врага, а овражек, то есть маленький овраг, можно узнать ещё в школе. В самой обычной средней школе.
У Валерия Александровича Миляева, барда, автора песни «Вот идёт по свету человек-чудак.» и многих других, нашёл вот такую сатиру на бытующие взгляды:
В Москве есть переулок Сивцев Вражек,
Он длинный, узкий, малость кривоват.
А где он расположен - каждый скажет —
Недалеко от улицы Арбат.
Он до сих пор не переименован,
И я скажу ответственно, что - зря,
Поскольку, между нами говоря,
Названье это несколько хреново.
Мне кажется, что Вражек - не овраг,
Оврагов нет поблизости Арбата.
Я думаю, что Вражек - малый враг.
С большими мы разделались когда-то,
А малых, сивцевых, не выведем никак.
Сменить бы имя, коль нельзя из автомата.
Да уж, издержки наступившей либеральной демократии. Из автомата нельзя. Зато коверкая речь и уничтожая историческую память, можно убить медленнее, но в гораздо большем масштабе. Убить народ.
Но вернёмся к ландшафту. Овражек наш в давние времена прорыл мелкий, но бурный ручей. Его назвали Сивец или Сивка - то есть «сивый», седой - за то, что его воду то и дело покрывала густая белая пена. При императрице Екатерине Великой Сивец убрали в трубу, чтобы не подмывал окрестные дома и не мешал движению.
...Впрочем, безудержные переименования - бич столицы. Красные пришли - так переименовали. Белые пришли - эдак переименовали. Помните анекдот:
«Получил Вовочка двойку по литературе, пришел домой и жалуется матери:
- Стала нас Марья Ивановна спрашивать, какие есть великие русские писатели. Анечка говорит: «Пушкин!» Мишенька говорит: «Чехов!»
- А ты что же, Вовочка?
- Вот и я не понимаю, чем ей старик Тверской не угодил».
В июле тысяча девятьсот семьдесят девятого года в центре Москвы открыта новая станция метро «Горьковская», запланированная к постройке ещё в середине тридцатых. Вместе с соседней «Пушкинской» и «Чеховской» этот «писательский» узел гармонично смотрелся на карте метрополитена. Но в пылу борьбы за историческую справедливость в ноябре девяностого года Горьковскую переименовали в Тверскую. «Чем провинился старик Тверской?» Участием в пропаганде строительства Беломоро-Балтийского канала и пособничестве замыслам «отца народов»?
Разумеется, одноимённая улица Тверская (на поверхности) справедливо вернула себе исходное название, но большинство станций метрополитена строили советские люди и в Советском Союзе. Зачем же было истреблять память о Горьком?
Дальше - больше. Многострадальные «Красные ворота». Мало кто помнит, что эта станция метро несколько раз меняла имя в соответствии с политической конъюнктурой. Построенная в мае тридцать пятого, она получила название в память о снесённых ранее Красных воротах. Это - вошедшее в московскую речь неофициальное имя Триумфальной арки, выстроенной по случаю Полтавской победы. Сооружение было красивым, то есть красным, хотя из белого кирпича. Выкрасили арку в красный цвет только в веке девятнадцатом.
В пятьдесят втором площадь над станцией назвали Лермонтовской. Правда, дом, где родился великий поэт, тогда снесли ради высотного здания. Позднесталинская архитектурная мода победила память гения.
В тысяча девятьсот шестьдесят втором и станцию метро переименовали в Лермонтовскую. На заре горбачёвской перестройки станции метрополитена вернули старое имя. А в девяносто втором и площадь на поверхности города вновь стала Красными Воротами. Логика здесь есть, однако с тех пор прошло более пятнадцати лет. И сколько уж было возможностей хоть какую-то новую станцию московского метрополитена ради всё той же исторической справедливости назвать в честь поэта-москвича. Замечу, в своём жанре - несомненно первого поэта России! Увы.
Печально Лермонтов «глядит на наше поколенье.» Вот и закончу, пожалуй, его строками:
Пишу, пишу рукой небрежной,
Чтоб здесь чрез много скучных лет От жизни краткой, но мятежной Какой-нибудь остался след.
Мешает ли вероисповедание точным наукам?