Читать интересную книгу Кровные узы, или История одной ошибки - Диана Чемберлен

– Боже всемилостивый! – услышала я голос мисс Эммы. – От тебя несет, как из низкосортной закусочной!

Я не слышала остального разговора, только приглушенный звук их голосов, включая голос какой-то молодой женщины – наверное, Маркус привел домой свою очередную подружку. Похоже, у него имелось по одной на каждый день недели.

Закрыв глаза, я слушала внутренний голос, который говорил мне:

«Твой ребенок тебя не любит».

Я знаю, знаю, знаю.

«Ты даже не можешь дать ей достаточно молока».

Я знаю, знаю.

Ребенок отвернулся от моей груди, сморщив носик, что я могла интерпретировать только как отвращение. У меня от усталости кружилась голова.

– Джейми, – тихо позвала я.

Из гостиной слышался смех.

Собрав силы, я крикнула громче:

– Джейми!

Через мгновение он открыл дверь комнаты и заглянул внутрь:

– У тебя все в порядке?

– Можешь забрать ее ненадолго? Мне надо поспать.

– Конечно, Лори. – Он взял у меня ребенка. И лишь когда я зарылась в простыни и затихла в изнеможении, я почувствовала успокоение от возможности не думать о ней хотя бы час или два и одновременно стыд за себя.

Маркус вселился в наш дом за шесть месяцев до рождения моего ребенка, и это было счастье. Джейми разрывался между работой в агентстве недвижимости, пожарной частью и церковью, и его появление дома было непредсказуемо. Мне нравилась компания Маркуса, несмотря на то что иногда приходилось делить ее с одной из его временных подружек и шестью банками пива. Джейми устроил брата на стройку, где он обычно работал прорабом. Но по вечерам Маркус бывал свободен и даже иногда готовил ужин, когда я поздно возвращалась домой с работы в отделении педиатрии. Он помог мне превратить третью комнату в детскую, раскрасив стены в желтый и зеленый цвета и разместив там детскую кроватку и платяной шкаф, которые я купила. Он давно оставил свою игру на электрооргане, но включал стереоустановку в своей комнате так громко, что ее было слышно с берега. Однако, если я просила, он выключал свою музыку. Вообще-то он делал все, что я просила. Трения существовали не между Маркусом и мной, а между ним и Джейми. Они постоянно выясняли что-то друг с другом, и я поняла, что так они вели себя и раньше. С Маркусом Джейми был совсем другим, не таким, как с остальными людьми. Их он пытался понять, но по отношению к брату действовал раньше, чем успевал подумать. Музыка из его комнаты звучит слишком громко? Он кричал: «Маркус, заткни свою шарманку!» Если Маркус приходил домой за полночь, налетая на мебель и хлопая дверьми после многочасовой вечеринки, Джейми выскакивал из постели, и мне приходилось затыкать уши, чтобы не слышать их ругани.

Постепенно я поняла, что не стоит вмешиваться в этот водоворот раздражения между двумя братьями. Все это длилось слишком долго, и мой голос был лишь слабым, надоедливым жужжанием в их ушах, когда я пыталась примирить их. Это соперничество много лет назад породили родители с их пристрастным воспитанием любимого старшего сына. Маркус не был ангелом и любил разыгрывать дурачка, когда я пыталась поговорить с ним о том, как он ведет себя с Джейми. К тому же он слишком много пил. Хотя ему было всего двадцать, постоянные шесть банок пива возникали, пропадали и снова возникали в холодильнике с таким постоянством, что я сбивалась со счета. Мы начали понимать, почему родители решили выгнать его из дому.

– Ты знал, что он собой представляет, – сказала я Джейми во время одной из утренних пробежек по берегу моря. Это был редкий мартовский день, когда погода была такой теплой, что мы бежали по песку босиком. – Ты ведь знал, что он пьет, гуляет и скандалит.

– А также что он ленивый и безответственный.

– Он совсем не ленивый, – возразила я, вспоминая о его помощи в воспитании Мэгги. Но я не могла спорить с тем, что он безответственный. Несколько раз Маркус не приходил на работу, и мастер звонил Джейми и жаловался. Устроив Маркуса на стройку, Джейми, естественно, чувствовал ответственность за его поведение.

– Почему ты хочешь, чтобы он жил с нами? – спросила я. – Неужели надеешься его изменить?

Джейми провел рукой по волосам и устремил взгляд на море.

– Я думал, что смогу изменить себя, – сказал он.

– Что ты имеешь в виду?

– У нас с ним всегда имелись проблемы во взаимоотношениях, – сказал он. – Но теперь, когда я стал другим и, в общем, доволен собой, я думал, что смогу быть более терпимым к нему. Однако он оказался таким крупным специалистом по игре на моих нервах!

– Я знаю.

– Возможно, было ошибкой разрешать ему жить с нами, – добавил он.

– Но мы ведь предупреждали его, что это всего лишь на полгода, – напомнила я. – Ты сможешь продержаться эти шесть месяцев?

Джейми кивнул:

– Если до этого мы не поубиваем друг друга.

После рождения Мэгги Джейми взял трехнедельный отпуск в своей конторе по недвижимости и в пожарной части. Именно столько мне понадобилось, чтобы мысленно начать называть ее по имени. Педиатр, у которого я работала, при осмотре подтвердил то, что я уже знала: у нее колики. Он взял у меня кровь из пальца и сообщил, что у меня по-прежнему анемия, что являлось причиной моей постоянной усталости и бледности.

– Также я считаю, что вы склонны к послеродовой депрессии, мисс Лорел. – Он обращался ко мне по-старому, так, как называл, когда я работала у него. Он изучал мое лицо, и я поняла, что забыла надеть на него улыбку.

– Не огорчайтесь, – сказал он. – Ваши гормоны сами проявят себя в нужное время.

Я рассказала ему о моих попытках кормить грудью. Через каждые два часа мы с Мэгги сходились в схватке, которая оставляла обеих опустошенными и по крайней мере одну из нас в слезах. Он колебался, стоит ли предлагать мне прекратить свои попытки, но что-то в моем поведении обеспокоило его.

– Первые две недели были самыми важными, – сказал он. – И если кормление оказывает на вас негативное воздействие, я предлагаю вам перевести ее на искусственное вскармливание.

Я с облегчением кивнула. Дела наверняка пойдут лучше, и я не буду с ужасом дожидаться времени кормления. Я смогу ее полюбить.

Но этого не случилось. Она стала сосать из бутылочки с большим удовольствием, чем сосала мою грудь, но по-прежнему чувствовала себя некомфортно у меня на руках и плакала, как бы удобно я ее ни держала. Иногда мне удавалось успокоить ее, засунув свой палец ей в ротик, но как только она понимала, что эта манипуляция не дает ей еды, плач и крики возобновлялись с новой силой.

С Джейми она вела себя совершенно иначе. Она прекрасно засыпала у него на плече или на сгибе его руки. Я ревновала ее к нему, но одновременно испытывала облегчение оттого, что хоть кто-то может положить конец ее плачу.

Ночью накануне дня, когда Джейми должен был вернуться на работу, я стала умолять его взять еще одну неделю отпуска.

Мы лежали вместе в постели и говорили приглушенными голосами, боясь разбудить малышку, хотя она находилась в другой комнате.

– Но я не могу, Лори, – проговорил он. – Сейчас разгар сезона. Я и так отсутствовал слишком долго.

– Пожалуйста, не оставляй меня с ней одну! – В своем голосе я услышала отчаяние, поскольку именно его я сейчас и испытывала.

– Но она твоя дочка, Лори, а не какая-то взбесившаяся собачонка.

– Ты так ловко с ней управляешься, не то что я.

– Я знаю, ты не очень хорошо себя чувствовала. – Он поднялся, опершись на локоть, и отвел прядь волос с моего лица. – Просто чаще бери ее на руки. Мне кажется, ты мало к ней прикасаешься. Ей нравится, когда ее берут на руки.

– Но она сейчас же начинает плакать.

– Потому что чувствует твое напряжение. Тебе просто надо расслабиться.

– Я всегда умела обращаться с детьми. Я прочла столько книг по уходу за малышами, а теперь оказывается, что я ничего не знаю. Доктор Пирсон всегда звал меня, когда приходила какая-нибудь мамаша со своим малышом.

Джейми улыбнулся:

– Скоро все наладится. Просто у тебя были тяжелые роды – кровотечение и все такое. Не будь слишком строга к себе.

Джейми вернулся на работу, а мои дела не стали лучше. Наоборот, все окончательно разладилось. Заводить ребенка было огромной ошибкой, но только я одна, казалось, это понимала. Иногда я смотрела на Мэгги – она, как всегда, или кричала, или спала – и твердила себе, что это моя дочь. Я не чувствовала никакой связи с ней. Глядя на нее, я испытывала не больше эмоций, чем глядя на кусок сыра или на сковородку. То же самое я начала чувствовать и к Джейми. Я смотрела на него и недоумевала, что занесло меня на этот пустынный остров к мужчине, к которому я совершенно равнодушна.

Тишина и безлюдье, которыми я раньше наслаждалась, теперь превратились в строгую изоляцию. Я внезапно обнаружила, что здесь у меня почти нет друзей, а среди тех, которые имелись, совсем нет молодых матерей. Я общалась с несколькими друзьями по колледжу, но они жили в городе. Единственная молодая женщина, у которой имелся грудной ребенок, позвонила мне и поздравила с рождением Мэгги, но ее восторги по поводу собственного малыша только подчеркнули мое не совсем нормальное отношение к Мэгги.